Его сладкая девочка
Шрифт:
— Я не знаю… я никогда не любила…
— И я никогда. Но увидел тебя и понял. Внутри отозвалось. Черт его знает, может, это душа, или сердце, или есть еще органы, отвечающие за чувства.
— Но у тебя ведь были девушки…
— Были. И не спорю. Не скрываю. Я взрослый мальчик, моя хорошая. Но это прошлое, которое не изменишь. Ты еще в начальной школе училась, когда я заканчивал выпускной класс.
— А ты хорошо учился?
— Хорошо. Но был распи… разгильдяем, в смысле. Мать постоянно в школу вызывали. А ты?
— А я хорошисткой и моих родителей не вызывали. А когда
— Скучаешь по нему?
— По нему да. И по маме… но только по той маме, которая раньше была. Когда… — Моя ягодка вытирает слезы, качая головой. — Когда папы не стало, рухнуло все. Не просто мир перевернулся. Сначала мама начала пить, потом связалась с этим…
— Не надо, Ксюш. Не вспоминай. Теперь есть я. И я рядом. Никому тебя не отдам. Никому, слышишь?
Сцеловываю слезинки, прижимая к себе теснее. У меня нет правильных слов, чтобы объяснить все, творящееся внутри. Но, кажется, Ксюше хватает тех обрывков, которые выталкиваю из себя. Сейчас бы переключить ее на другое, но такую горечь ничем не сотрешь. Просто баюкаю свою девочку, надеясь, что она успокоится и уснет. А уж утром я точно что—нибудь придумаю. В конце концов, у меня теперь целых два союзника.
Глава 31
Ксюша.
Ни в самых смелых мечтах, ни в фантазиях не представляла, что мои сестры не просто примут Егора и его друзей (их тем более!), но и так привяжутся к мужской компании. Конечно, им не хватает папы. Я же видела не раз грусть в глазах после игр с чужими семьями. Но мне казалось, тоска и вопросы начнутся позже. К тому же, отец у девчонок есть. Условный, скажу честно, но есть. Даша даже умудряется с ним гулять. Точнее, умудрялась. Чем ближе был конец лета, тем злее и жестче становился Иван.
Сколько времени прошло, как я сестер увезла? — А он по сию пору не объявился, не позвонил хотя бы. А ведь документы на сад подписывал и мог запомнить. Ну и телефон мой есть у него. Только с уходом мамы мы стали неинтересны отчиму. Родных детей воспринимал, как обузу ненужную. Мне кажется, он рад даже, что мы исчезли из его жизни. Хотя он пользовался моими деньгами, но я уверена, нашел другой источник. Плюс, детские перечисления поступают ему в полное распоряжение.
Наши первые совместные выходные прошли как праздник. Естественно, малышки рыдали, и уезжать не хотели. Дашка так вообще вцепилась в Давида, не давая тому уйти. Егор вскользь обронил, что там проблемы дома, бывшая—настоящая буянит. Я ничего не поняла, а вопросы задавать постеснялась.
Сегодня новая пятница и врач опять с укоризной смотрит на мои сборы. Есть некоторые послабления: мне уже можно одеваться стоя. Но постельный режим никто не отменял. Вздыхаю, конечно. Егор мое огорчение ловит и улыбается:
— Мне тяжелее, а держусь. Любимая девушка под боком, постельный режим и… нельзя ничего…
Он строит такую огорченную моську, что я смеюсь. «Тебя запреты совсем не останавливают», — хочется сказать ему, но в памяти всплывают такие картинки, от которых я смущено краснею. И молчу.
— М, а мне нравится ход твоих мыслей, — Егор уже рядом и привычным жестом обнимает за талию. — И шумоизоляция дома прекрасная.
— У тебя все мысли про одно.
— Я вообще—то думал про игры в лошадку. А кто—то пошлит, и меня в такие же записывает, да, малыш?
И смеется. Я обратила внимание, что в последние дни, когда пришли результаты анализов, Егор чаще стал смеяться. И вообще расслабился. Нет, он по—прежнему ночует в палате, но стал более спокойно уезжать по делам, и перестал нервно вышагивать по коридору в моменты капельниц. Тарас Алексеевич обещал выписать на будущей неделе при сохранении положительной динамики.
И вроде все хорошо. И налаживается. Но…
Но… одно дело бывать у Егора на выходных… и другое — переехать к нему, как настаивает Егор. Да, во мне снова буря из противоречий. Да, двойные стандарты и прочее. Учитывая, что мы вместе безвылазно две недели, и пребывание в больнице оплачивает он.
А тут—то дом. Святая святых. Крепость его…
И я… Ну кто я такая? В качестве кого я там буду?
Вообще—то эти мысли тоже не с пустого места. К Егору заезжал друг, Артур, со своей девушкой. Тот самый Артур, которого я видела на пикнике. Теперь мне стали понятны его косые взгляды. Егор объяснил. В доме Антона Арт тоже был, но я его совершенно не помню. Да и не это важно. Артур был со своей невестой, Инной. Мне она показалась милой девушкой. Пока…
Пока не отошла поговорить по телефону. Нет, специально я не прислушивалась. Обрывки фраз «как инкубатор», «не ровня», «не того круга» прочно засели в голове. Как бы я не боролась с собой, но спроецировала разговор на себя и… и поняла, что попала в точку… Может быть, сейчас Егору и интересно. Экзотика для богатого паренька. Возможность побыть спасителем. А на деле…
Только вот отношение к моим сестренкам не вписалось в концепцию. Но и тут нашлось объяснение: любит детей.
Я запуталась. Правда. Очень запуталась.
Потому что с каждым днем Егор все сильнее проникает в сердце. Да что говорить, он полностью его заполнил. Заботой, нежностью. Даже своими «люблю». А все же нет—нет, да проскочит мысль. И почему—то чем ближе выписка, тем чаще проскакивает.
— Ты готова, Ксюнь?
— Да, я уже собралась.
На мне опять синее платье. Что и в прошлый раз. Подсознательно не надеваю другие. Все равно присутствует ощущение, что это не мое.
Стоит подумать про это, слезы начинаю собираться в глазах. Моргаю, запрокидывая голову.
Ну что я буду делать, если в один из дней он просто исчезнет? Если ему надоест?
— Что на этот раз? Кого жалко?
Ну да, накануне вечером я расплакалась, увидев в рекламе фиолетовых коров. Я представила, как им больно было краситься и смывать краску, и Егору пришлось минут двадцать объяснять про фотомонтаж. Не то, чтобы я этого не знала. Но коров было жаль.
— Никого.
Хочу добавить «себя», но слезы только сильнее текут. А что, закапывать себя, так по полной. Пусть лучше сейчас видит, с какой истеричкой связался. Во мне не просто противоречия бушуют, а глупость на тупости сидит, и друг дружку подгоняют.