Его Уязвимость
Шрифт:
Тем временем Димитрий скупо информирует о грядущих планах. Передавая свою уверенность в массы, словно гипнотизируя всех собравшихся, которые завороженно наблюдают за холодным блондином.
А я… опять рассматриваю его с жадностью. Что-то внутри откликается на него интересом и… страхом. Патологическим ужасом. Я не могу понять своих чувств. Мне как будто страшно на него смотреть, и тем не менее я не могу оторвать от него взгляда.
Сумасшествие просто.
Никогда вживую подобных мужчин видеть мне не приходилось.
Не могу понять себя. Вот так вот с первого взгляда можно ли пропасть, захлебнуться под металлическим холодом постороннего человека?
Его фразы четкие, короткие, где-то даже рубленые. Переводчик доносит до сознания слушателей смысл, но мне кажется, что все подпадают именно под властный тембр нового хозяина всего и вся.
И я… я пропадаю, тону, все внутри трепещет истомой, предвкушением и пониманием, что Димитрий Кац никогда не заметит серую невзрачную девчонку, притаившуюся в этом переполненном людьми зале.
Глава 4
– Thank you for your attention.
Завершает свою речь типичной ничего не значащей фразой. Скорее, он не то, чтобы действительно благодарит за внимание, а просто заканчивает свой монолог английским штампом вежливости.
Затем самый влиятельный человек нашего округа смело спускается со сцены и специально заходит в пекло, оказываясь окруженным журналистами, камерами и микрофонами.
Я же, как пришпиленная, наблюдаю за возвышающимся чуть ли не на голову над всеми мужчиной. Он стоит ко мне полубоком. И со своего места мне прекрасно виден его четкий профиль с длинным, по-мужски красивым ровным носом, высоким лбом, который открывают зачесанные назад пепельные волосы.
Он реагирует на вопросы и отвечает привычно, индифферентно как-то, безэмоционально.
Темная ткань пиджака идеально оттеняет яркую внешность блондина. Хотя он, наверное, и в рваной майке вот так же излучал бы превосходство над всеми.
Я не могу назвать этого мужчину красавцем в общепринятом понимании этого слова. В нем напрочь отсутствует слащавость, внешность грубая в чем-то, хотя он бесспорно притягивает взгляд, в нем чувствуется нечто потустороннее, он словно руководит творящимся вокруг него ажиотажем.
Как-то ревностно замечаю, что Димитрий направил объектив своих необыкновенно ярких зеленых глаз на красавицу-журналистку, которая что-то упоительно вещает, переводчик активно работает, переводя задаваемый вопрос, а мне вдруг становится не по себе от той странной энергетики, которая незримо витает между этими двумя. Дослушав перевод, Кац вдруг ухмыляется.
Это не улыбка, вернее, его губы раздвигаются в странную порочную изломанную линию, демонстрируя белоснежный оскал с по-звериному выдающимися массивными клыками.
Меня от этого холодного, безэмоционального жеста бьет током и становится как-то не по себе. Словно подглядываю за другими в замочную скважину.
Подмечаю, что он весьма циничен и явно пресыщен женским вниманием.
А я… я лишь могу смотреть со стороны, наблюдать безликим пятном, затерянным в толпе…
Мы не так далеко от сцены все-таки устроились, мое обострившееся зрение подмечает все нюансы и почему-то в груди больно. От его взгляда, от чисто мужской харизмы, направленной на другую женщину.
Вижу, как журналистка смущается, бросает томные взгляды на мужчину, а Димитрий рассматривает ее отстраненно, нагло, так, словно она… голая.
Меня тянет отвернуться и поджать губы от обиды. Не успеваю обдумать, почему столько чувств рождается у меня к постороннему мужчине, как до сознания доходит негодование подруг:
– Девки, мне плохо, он ее одним взглядом уже раскатал… нет там шанса для нас. Глупо было даже думать о таком…
– Вы лучше думайте, насколько сложный рабочий период нам предстоит. Этот шкуру со всех спустит, – весомо отвечает Лидия Александровна.
Пытаюсь отойти от своего состояния и соглашаюсь с замечанием самой старшей коллеги.
– Да, несладко нам приде…
Не договариваю. Замолкаю. Из меня будто воздух выкачивают, когда мужчина резко заканчивает отвечать на вопросы и разворачивается в сторону выхода из зала.
Как по касательной, толпа начинает двигаться вместе с ним, журналистов оттесняют мужчины в строгих костюмах и с лицами кирпичом. Телохранители.
И в этой неразберихе блондин, словно споткнувшись, резко останавливает свой взгляд на мне…
Кац чуть поворачивает голову, зеленые, яркие, насыщенные глаза цепляют мой взгляд буквально на доли секунды, но и этого хватает, чтобы вышибить воздух из груди.
От меня к нему незримая нить тянется, кажется, что где-то ударила молния и уничтожила линию передач, вырвав с корнем провод, который упал на асфальт под гнетом природного буйства, и теперь под ледяными каплями дождя коротит, искрит, пускает всполохи, шипит, давая понять, что к этому вырванному с корнем кабелю лучше не приближаться, убьет.
Замираю, не дышу, погибаю под ледяным пеклом его глаз. Они пронизывают меня насквозь, а я в растерянности смотрю в нефритовые змеиные очи, холодные, цепкие и… бездушные, абсолютно равнодушные.
Вдруг кажется, что у этого мужчины просто отсутствуют любые чувства и душа… ее у него нет, потому что мою он вспарывает холодом.
Такой взгляд может быть только у чрезвычайно умного мужчины, привыкшего равнодушно давать оценку всему, что попадает в поле его зрения.
Кац не задерживает взгляд на мне, нефриты проскальзывают по толпе, давая понять, что собравшихся людей в зале достаточно и вряд ли он кого-то действительно выделил.