Его Величество Авианосец
Шрифт:
Странно только одно. Обычно он просыпается до того, как с него срывают шлем, и пальцы чужака начинают…
Чёрт.
Он, конечно, не суеверен, (Ха-ха! Кого он пытается обмануть!) но…
Похоже, сегодня нужно ожидать каких-нибудь неприятностей.
Со стоном он поднял из койки застывшее, словно на лютом морозе Меотиды-5, в ледышку, покрытое от стриженной привычным армейским ёршиком макушки, до самых пят, холодным потом, тело. Опустил ноги на палубу. Обычный «бодрящий» холод рифлёной стальной поверхности даже не ощущался – точно, замёрз.
–
– Мне пришлось. Показатели энцефалограммы зашкаливало. И ты… выл.
– Ага, понял. Дай-ка мне…
Стакан с коньяком возник перед лицом, зажатый в манипуляторе, как по мановению волшебной палочки.
– Спасибо. – а молодец Мать. Знает, какого лекарства ему после кошмара нужно…
Выпил в два приёма. Крякнул, скривившись.
Ну, вот и полегчало. Вроде бы.
Ладно. Нужно вставать. Часы показывают, что пора умываться и идти завтракать.
А потом – и не тренажёры.
А потом – работа!
Билла, разумеется, раздражало, что на время обхода приходится включать общие гравитаторы, пусть даже и на ноль пять «Ж». Но иначе не проконтролировать, что всё с системами и оборудованием – в порядке. Что оно – «готово к действию». Да и ходить лучше ногами: летать вдоль длиннющих коридоров с уныло-казёнными, белыми сверху, цвета хаки – снизу, стенами, и по огромному пространству ангаров, ему никогда не нравилось. Ногами – оно как-то надёжней. Да и удобней с пола: что осмотреть, что подлатать.
Если, конечно, находилось, что подлатать.
Так что, экономичный там режим, или нет – а жрали чёртовы агрегаты за один такой обход до десяти микрограммов Ниобия-269. А его на «Рональде Рейгане» всего тонны полторы. Еле-еле хватит лет на восемьсот. Ну, с учётом полураспада.
Бодро намурлыкивая себе под нос «Звёзды и полосы», он в очередной раз вышел из удобного мирка Рубки, где, наплевав на все Инструкции и Наставления Устава, оборудовал себе за последние полмесяца уютнейшее гнёздышко. Оглянулся. Нет, всё как всегда: экраны девственно чисты, устойчиво горящие контрольные зелёные огоньки словно бы оптимистично говорят: «Всё в порядке, босс!».
Билл знал, что так оно и есть, но не мог удержаться, чтоб не изобразить брюзгливого старикашку, «в одном флаконе» с дотошным занудой, свято соблюдающего Дух и Букву Великих Регламентирующих Бумаг:
– Мать, посматривай. Если заметишь даже намёки на что-то подозрительное, снаружи или внутри, – сообщай сразу.
– Ваши указания поняла, сэр.
Мать, главный компьютер на Авианосце, ещё помнит те времена, когда ветеран Космофлота являлся флагманом Поллукской эскадры. И, как всегда, кратка и конкретна. Хотя лучше него знает, что в его последней команде нет особого смысла – она запрограммирована действовать так всегда.
Старший сержант Билл Хинц, полноправный хозяин и Комендант монументальной громады из броневой стали, аллюмосиликона, и сивлара, водоизмещением в почти полмиллиона тонн, убедившись, что голос «напарницы» слышен через вживлённый прямо в ухо наушник отлично, не торопясь двинулся по Третьему служебному коридору палубы «Е» в корму.
Он хитро подмигивал в видеокамеры наблюдения, зная, что Мать видит и его, и три тысячи двести двадцать одно другое помещение на этом древнем памятнике космической экспансии человечества, но скоро ему надоело бодриться и изображать деловитость.
Самому-то себе он не стеснялся признаться: что он, что «вверенный» его заботам Авианосец – устаревшее и списанное за ненадобностью ба-рах-ло. Сам он – отправленный в отставку по возрасту, ветеран пяти Кампаний, пусть и дослужившийся до старшего сержанта, но недостаточно, видать, амбициозный и инициативный, чтобы «подумать о дальнейшей карьере», банальный «служака». Поступить в Высшую Офицерскую Академию в Вест-Пойнте ему не предлагали никогда.
И вот теперь, на пенсии, он, понимая, что там, «дома», никому не нужен, так как ни создать семью, ни сохранить связи с родными не удосужился, вынужден подрабатывать сторожем утиля. Да-да, он – никакой не «Комендант», хоть именно так и значится в платёжной ведомости, и Приказе, а – обычный сторож. На подработке.
Нет, брехня это. Он дёрнул щекой: за каким …ем он врёт самому себе?
Не нужно ему «подрабатывать». Пенсия вполне приличная. И комната в общежитии ветеранов, бесплатная и удобная, и освобождение до смерти от всех видов налогообложения, и бесплатный проезд, и прочие льготы, позволили бы неплохо дожить «зрелые», или, всё же, вернее – перезрелые годы. Будь то в большом городе, или заштатном небольшом – по его выбору.
Просто…
Просто когда узнал, что флагманский корабль за ненадобностью и по «моральному износу» выводят из состава Флота, и ставят на вечный прикол к остальным списанным посудинам, возмутился. Ну, там, в глубине души. И напросился сам: уж он-то знал, где, что, и как, здесь, на «Рональде» нужно латать, подкручивать и подмазывать, чтоб груда металла длинной с добрый километр, работала, как часы.
И пусть с Авианосца сняли всё вооружение и ходовые двигатели – ничего, ещё есть маневровые. Пара-тройка противометеоритных пушек. Сканнеры. Роботы-ремонтники. Автоматические системы пожаротушения, приличные запасы топлива, работающий на холостом ходу реактор. Большие запасы воды, и небольшие – непортящейся армейской пищи. А теперь и – оборудованная им самим «неположенная» оранжерея-теплица в одном из наружных блистерных отсеков. Освещаемая даровым светом – Солнца. Свежие фрукты-овощи позволили бы выживать, не опасаясь цинги и голода, ещё хоть сто лет.
Ну, и, конечно, здесь – Рон…
Проходя коридорами, он останавливался, и преувеличенно тщательно оглядывал, впрочем, не заходя внутрь, оказывавшиеся на пути гигантские гулко-голые просторы помещений: казармы, ангаров, боевых башен, ремонтных мастерских, камбуза. И вязко-глухую сейчас пустоту комнат поменьше: медотсека, лабораторий, кают начальства, и всего остального, что, если уж честно, обходить не нужно, а случись и правда такая необходимость, не обойти и за месяц… Ну, то есть, это – если обходить так, как положено: дотошно и со всеми чёртовыми диагностически-ремонтными приборами на самоходной роботележке. И в компании пары крабов-дроидов.