Его Величество бомж
Шрифт:
Потом я перехожу от этой догадки к тому, что надо ему, чего-нибудь вкусненького сготовить, домашнего. И, уж если я не сумела проведать его за три дня, то хотя бы побалую своей стряпнёй.
Я, конечно, не особо кулинарка, мастерство оттачивать не на ком, а мне одной и чая с сосисками достаточно. Но всегда вспоминаю, что когда болела, бабуля, варила домашнюю куриную лапшу. Мамина мама прожила с нами почти до моего подросткового возраста, и я отлично её помню, кое-чему меня даже научила. За курочкой она обязательно ходила на рынок, а тоненькую лапшу катала сама, и рецепт мне известен...
У
***
Так что, всем запаслась. Бульон уже варится, источая невероятный аромат, ещё и с душистым перчиком, и с лавровым листом, а я раскатываю тесто для лапши, без воды, на яйцах. Потом в печке запекаю слегка, чтобы в бульоне не расползалась. Золотистый блин равномерно тонок, прозрачен на просвет, но не рвётся. После пары минут просушки в горячей печи, нарезаю его на ленты, а потом поперёк на тоненькие полоски лапши. Утром бульон доведу до кипения и заправлю. У меня термос на полтора литра, как раз наполню, а половину бройлера возьму отдельно.
Когда бульон сварился, пробую и на мгновение впадаю в детство! Вкус получился тот же. Я обжигаюсь, не в силах долго дуть в ложку, мне скорее хочется поймать и задержать в душе малые крупицы счастливых воспоминаний, в которых всё плохое ещё не случилось. Вкус домашнего куриного бульона для меня символ защищённости, безоблачного счастья, когда верится в хорошее, и нет ни малейшего сомнения, что трагедии, если и происходят, то только в кино или, где-то там, у неизвестных мне людей, в других городах, на соседних улицах, в чужих семьях, но только не в моей!..
***
Утром я всё успела, и гостинцы собрала, и сама собралась! В кои то веки, воспользовалась косметикой. Нет, не разукрасилась, как на дискотеку в местный клуб, а лишь слегка тронула тушью кончики ресниц, да немного провела ею же по светлым бровям.
Я в папу – светлая, иногда по желанию становлюсь блондинкой, иногда шатенкой, а лицо, как чистый лист, бери и рисуй.
Глаза серые, говорят, красивые. Спасибо маме – её глаза, кожа белая и, слава Богу, чистая, никакой маскировки дефектов не требуется, их нет – повезло!
Румянца на этой белизне после мороза хватит своего, а для губ есть прозрачный блеск, свои вполне достаточны – силикон не нужен.
Ростом и фигурой в маму – невысокая и худая. Маму такой и помню, сколько бы лет не было, так и оставалась тонкой и стройной, как девчонка.
В общем, спасибо родителям, вроде ничего особенного, но наследством своим довольна. Эх, мне бы одёжки немного и свободного времени, я бы такой красоткой могла предстать! Ну да ладно, Костик передо мной тоже блеснул не в лучшие свои времена, уверена…
***
Я на работе. Как только приняла дела у предыдущей смены, забежав предварительно в буфет, с пакетом ватрушек отправляюсь к моему болящему. Как он там? Лапшу оставила к обеду, а сейчас, чаем напою со свежей выпечкой.
Опять не дожидаясь лифта, взмываю до третьего этажа, минуя всё
– Привет! – и скорей в триста третью.
А там дедуся со своей шейкой бедра и неиссякаемым потоком жалоб, и ещё пара мужичков на вытяжке. Тянут любопытные шеи в мою сторону. Один из них на Костиной койке! А его нет!..
Глава 7.
Неужели выгнали?! Где искать? Не зря душа не на месте была! Я – сволочь! Предала, бросила! Он не хотел отпускать! Как чувствовал!
Зубную щётку так не забыла с пастой взять! Лучше бы сама лишний раз проведала! Кому она нужна теперь?
Выхожу из палаты, как прибитая, судя по обеспокоенной Антонине, на моём лице жирным шрифтом написано горе. В душе-то точно написано, а лицедей из меня ни к чёрту.
– Эй, Танюшка, своего викинга ищешь?
– Ага, - отмахиваюсь, какая теперь разница!
– Так его пришлось… - сердце пропускает удар, - в триста тридцать девятую перевести, поближе к туалету, - ух, не выгнали!
– Зачем? – недоумеваю, а сама бы уже рванула по коридору, - что у него, недержание?
– Да упрямство у твоего Константина! Прям, царственная особа, можно подумать! – ворчит медсестра, а я так и не пойму,
– В, чём, дело-то?
– Так ноги же все перебинтованы, воспаление в разгаре! Куда ему вставать?! Дали судно, как у соседа, он ни в какую! Головой мотает и всё! Кривится, но встаёт и ползёт по стенке в уборную. От триста третьей далеко, пришлось выдать пачку бахил, чтобы на повязки надевал, и перевести поближе к туалету. Так ему и бахилы-то в натяг, хоть пакеты из супермаркета на ноги мотай! – я облегчённо выдыхаю, а Антонина продолжает, - Тань, ты бы поговорила с ним, чтобы в горшок ходил, пока ноги не подлечим!
Но я прекрасно понимаю, что это бесполезно, сразу вспоминается, как он с Никитичной за тряпку боролся, чтобы прикрыться, и решаю,
– Лучше, куплю пакетов в супермаркете, - уже на бегу в триста тридцать девятую!
Эта палата, насколько помню, самая последняя по коридору и самая маленькая всего на две койки. Тем лучше.
Замедляюсь перед закрытой дверью и, постучав тихонько, захожу.
Прямо перед собой на кровати вижу рыжего вихрастого подростка, судя по спелёнутой к туловищу руке, перелом ключицы, а слева от двери – мой таинственный знакомец. Взглядывает недоверчиво и даже вроде, немного отчуждённо, и я почему-то, робею.
– Привет! – весело откликается рыжик, принимая за ровесницу. Не удивил, многие, судя по виду, считают меня несовершеннолетней, - я – Лёха!
– А, я Таня, - отвечаю рыжему, а сама на него и не гляжу,
– Привет, Костя!
– Ааа, - продолжает выручать сосед, - значит, Костя! А то он молчит всё время, я даже не знал, как и обращаться!
А я прохожу в палату к Константину,
– Ну, как ты? – он, по-прежнему напряжён. Кладу пакет с выпечкой на тумбу у окна, щётку с пастой тут же и, нагибаясь, целую в щёку. Она уже подёрнулась трёхдневной щетиной и немного колется. А мне кажется, это Костя превратился в колючего обиженного ёжика.