Его выбор
Шрифт:
Он и не знал, что липы пахнут так сладко, что обычный дождь может сделать воздух столь пленительным. Он смотрел на солнце, прошившее лучами тяжелые тучи, и впервые начинал понимать… как красива может быть непогода. И как ошеломляюще ярко могут сверкать капли дождя в солнечном свете. И какой потрясающий глубоко-изумрудный оттенок у мокрой листвы. Оказывается и боль, и печаль, все может быть красивым...
Ведь в родной Виссавии, защищенной куполом магии, всегда погоже. Дожди там теплы, ласковы, скоротечны и проносятся лишь ночами. Цветы там огромны, взрываются ароматами и красками, и, сказать по правде, младший сын виссавийского вождя раньше и не знал…
— Красиво? — рука отца сжала плечо. — Когда-нибудь мы приедем сюда зимой, когда Кассия укутается в снег.
— Снег — это, наверное, холодно, — содрогнулся Элизар.
— Да, и опасно. В Виссавии тебе не надо беспокоиться об одежде, о тепле в доме, о том, чтобы укрыться от непогоды. Здесь, увы, все иначе, и, хоть и красиво, а приходится быть осторожным… Элизар, ты дрожишь. Не стой так, простынешь.
— Целители вылечат…
— К чему беспокоить целителей без причины? Ты слишком привык к заботе.
Отец приказал окну вернуться на место, и сразу же стало тихо и душно. Солнце, будто всполошившись, проскользнуло через ветви лип, пустило по полу зайчиков: позолотило инкрустацию на стенах, оживило лицо кассийской богини на потолке, скользнуло по темным бархатным драпировкам. Отец опустился в кресло и, взяв Элизара за руку, заставил встать между своими коленями:
— Помнишь, что я тебе говорил? — тихо спросил он, заглядывая в глаза. — Безумие будет приходить очень медленно…
— …и однажды поглотит меня полностью, — сглотнул Элизар. — Помню. Но мне не страшно. У меня есть ты…
Отец как-то странно улыбнулся, и в душе всколыхнулась невесть откуда взявшаяся горечь. Элизар вдруг понял, что все это не просто так. И мягкая забота в родных глазах, и легкое беспокойство, столь незнакомое и странное, и внезапный, едва слышный всхлип, когда отец обнял за плечи и привлек к груди. Как будто…
Элизар сглотнул, отгоняя тяжелые мысли. Неправда все это. И завтра, когда празднества закончатся, они вместе вернутся домой. И вновь поддразнит старший брат, и мама придет утром в спальню и распахнет окно, впуская свежий, полный цветочных ароматов, ветер. А не будет, как прошлой ночью, сидеть у кровати, украдкой, как воришка, что-то шептать и плакать… А Элизар не будет бояться открыть глаза, потому что страшно это, когда взрослые плачут. Еще страшнее, когда всемогущий отец скрывает за улыбкой сожаление и… беспомощность.
Элизару все это кажется. Не может не казаться. Жаль только, что ради кассийцев отец приглушил силу, и не понять, что творится у него внутри. В Виссавии было иначе. В Виссавии лился холодный дождь, когда вождю было плохо, и проносилась буря, когда он гневался… говорили, но Элизар никогда не видел ни такого холодного дождя, ни безжалостной бури. Лишь недавно, через сон, показалось ему, что в окна забился ветер. Но опять же… приснилось, показалось. Мало ли что приснится… тем более перед тем, как уехать из-под защиты милостивой богини.
— Ты должен быть сильным, — сказал отец, и пальцы его вплелись в волосы сына. — И ты об этом знаешь…
— Мне не стать вождем, почему я должен быть сильным? — не понял Элизар. — Пусть мой брат… твой наследник.
— Твой брат… Мой наследник…
Вождь мягко оттолкнул сына, заглянул ему в глаза и властно поправил капюшон его одеяния. Щелкнули миниатюрные застежки, и ткань скрыла лицо до самых глаз под мягкими складками.
Тихо скрипнула дверь, сквозняк лизнул бархат балдахина за спиной отца.
— Опять грустишь, младший братишка? — в голосе Алиара послышалась легкая усмешка.
И хранитель вести, вошедший за братом, почтительно сказал:
— Нам пора.
Так же как и другие виссавийцы, он скрывал лицо за мягкой тканью. Только цвет одеяний его был не белым, как у семьи вождя, а глубоко-синим. И хранителей вести, послов в полумраке коридора ожидало аж пятеро. Много… слишком много… и сердце вдруг начало колотиться, и захотелось отступить поближе к брату, и взгляд вдруг сам встретился со взглядом притаившегося среди свиты человека в черных одеждах.
— Что здесь делает хранитель смерти? — тихо спросил Элизар.
— Идем, — приказал отец. — И помни, все в этом мире имеет свой смысл… пусть даже временами мы этого смысла не видим.
И от его слов стало не просто страшно, жутко. Но брат обнял вдруг за плечи, а страх ушел. Чего бояться, если отец, хранители и брат рядом?
Послы расступились, из-за их спин вышла тонкая фигурка, закутанная в белые одежды. Обняли Элизара материнские руки, коснулись на миг лба мягкие губы, дохнул знакомый запах белых роз, и показалось, что в родных глазах мелькнули слезы. Показалось? К чему маме плакать? К чему брату, всегда сильному, быть столь испуганным? К чему суровому обычно отцу мимолетным жестом класть на плечо наследника руку, как бы успокаивая?
— Идем.
— Позволь мне… — попросила вдруг мать, шагнув к Элизару.
— И так сложно, — мягко ответил вождь. — Не надо, родная. Ты же все понимаешь… Ему не будет легче. Верь мне, не будет.
Элизар открыл рот, чтобы спросить, но отец посмотрел сурово, и спрашивать вмиг расхотелось, хоть и показалось, что стало нечем дышать.
Они прошли по затемненным коридорам, спустились по широкой уложенной ярко-алым ковром лестнице в огромный, заполненный людьми зал. На миг перехватило дыхание. Элизар удивлялся обилию цветов в вазах — зачем приносить в дом умирающие растения? Он дивился увешанным драгоценностями кассийцам, их причудливым ярким нарядам. Их светловолосым людям, а не темноволосым, как большинство в Виссавии, их светлой коже, которая казалась белой как снег, их подведенным синей краской глазам, холодным, как лед, и расписанным рунами лицам.
Он шел за родителями, и толпа кассийцев расступалась, куталась в полумрак, развеваемый синими всполохами магии, и Элизар все не мог понять, почему чужаки закрывают души щитами. Виссавийцы все были магами и не прятались никогда. Здесь магами, большей частью слабыми, были лишь арханы, высокорожденные, и окутывались щитами, будто боялись показать, какие они на самом деле.
А так хотелось узнать, заглянуть в душу, понять, насколько они отличаются от виссавийцев, знакомых до последнего дуновения души. Элизар даже попробовал, даже наметил себе жертву — хорошенькую светловолосую девочку его лет, только в сознание вторгся чуть насмешливый голос старшего брата: «Хочешь вызвать дипломатический скандал? Это будет весело, но отец, боюсь, не одобрит. Он столько времени потратил на подписание договора. Не испорть».