Его звали Герасим
Шрифт:
Афанасий Сергеевич открыл ему, и в квартиру ворвались несколько Человек. Его чем-то ударили, и он пришел в себя, лишь когда налетчики уже уходили. Афанасий Сергеевич выбежал вслед за ними на лестницу, но один из них вдруг обернулся и выстрелил в него из пистолета. Пуля попала историку в бок и по касательной, порвав мягкие ткани, ушла в стену. От мощного удара девятимиллиметровой пули он потерял сознание и скатился по лестнице, — в результате сломана левая рука, легкое сотрясение мозга и множество ушибов. Огнестрельное ранение
Грабители тщательно перерыли всю квартиру, не оставив ничего не тронутым.
— Искали какие-то бумаги? — догадываюсь я.
Афанасий Сергеевич кивает:
— Искали и частично нашли. Но там было не совсем то, что им нужно… В тот день я забыл копии с продолжением на работе. ..
Мне трудно сдержать улыбку. Афанасий Сергеевич всегда страдал рассеянностью. На этот раз она ему помогла.
— У Руше есть копия? — интересуюсь я.
— Разумеется.
— Но что же такого важного может быть в дневниках старого эмигранта? — Мне действительно интересно, ведь Афанасий Сергеевич еще перед отъездом в Париж намекал на какие-то тайны, связанные с его поездкой за бугор.
— Это уже отдельная история, Ге… Вадим Викторович, — снова напускает тумана историк.
Какой, к черту, туман, когда его чуть не убили из-за этих бумажек!
— Что вы сказали милиции? Историк пожимает плечами:
— Вчера приходил оперативник, сказал, что все попавшие в больницу с ранениями типа моего автоматически попадают под опеку милиции. Это так? Я киваю, подтверждая.
— Он заполнял какие-то бумаги с моих слов, — продолжает историк, — потом сказал, что еще зайдет. А сегодня с утра объявились двое в штатском и выспрашивали уже все досконально, только ничего не записывали почему-то…
— И про бумаги? — прерываю Афанасия Сергеевича, догадываясь, что это были за полицейские.
— Особенно про бумаги, — подтверждает историк. — Когда они узнали, где я оставил продолжение дневников, то почти сразу ушли…
— Они предъявляли удостоверения?
— Да, прямо с порога. Но я не смог разглядеть, что там было написано. Один из них сказал, что они из Главного управления и занимаются бандитскими налетами.
— Вот именно… — бурчу я. — Налетами они точно занимаются.
— Понимаете, Ге… Вадим… — начинает историк, но я снова прерываю его, выразительно приложив палец к губам.
Афанасий Сергеевич удивленно замолкает. Быстро осматриваю его кровать, кляня себя за то, что не удосужился это сделать сразу. Проверяю также тумбочку и кровать у противоположной стены. Чисто.
— Меня сегодня днем переложили на другую кровать, а ту увезли, — говорит историк.
Выхожу в коридор и спрашиваю у дежурной медсестры, где сейчас кровать из палаты историка. Сестра уже, очевидно, поняла, из какого ведомства я прибыл, и без лишних слов ведет меня в конец коридора. Осматриваю две стоящие там кровати.
— У этой вот не работал подъемник спинки. Ее и заменили, — объясняет дежурная.
Вытаскиваю из-под нижнего уголка продольной перекладины кровати небольшой прямоугольный футлярчик на липучке. Медсестра удивленно рассматривает мою находку и уже собирается о чем-то спросить, но я делаю ей знак молчать. Оторвав антеннку-паутинку, извлекаю из футлярчика крошечную батарейку. Все, «клоп» обесточен.
— Никому не рассказывайте… — предупреждаю девушку. — За разглашение особо секретных сведений… — делаю многозначительную паузу.
Молоденькая медсестра часто кивает головой, боясь проронить хоть слово. Погрозив ей пальцем, возвращаюсь к историку. Девушка семенит рядом.
— Прямо как в кино про шпионов… — пытается она заглянуть мне в лицо.
Резко останавливаюсь, сестричка пролетает чуть вперед, но тут же тормозит.
— Они не шпионы, они гораздо хуже, — говорю ей с нарочито серьезным видом, а сам еле сдерживаю смех.
Девушка ойкает и прикрывает рот ладонью.
— Поэтому для вас же будет безопасней забыть обо всем, что вы сейчас видели… — поясняю ей.
Она, округлив глаза, снова кивает. Иду дальше, оставив ее в замешательстве.
— Я завтра же уволюсь… — слышу ее тихий испуганный голос.
— Даже не думайте! — оборачиваюсь к ней. — Это будет крайне подозрительно!..
Не хватало мне только, чтобы из-за меня сократилось число наших медицинских работников,
— Я п-по-няла, — бормочет медсестра, в изнеможении падая на свой стул.
Возвращаюсь в палату Афанасия Сергеевича.
— Оказывается, есть люди, которым интересно слышать каждое ваше слово, — говорю историку и, присев рядом с ним на стул, показываю миниатюрное подслушивающее устройство.
По глазам историка вижу: он не понимает, что я имею в виду. Вкратце объясняю ситуацию. Представившиеся ему сотрудниками Главного управления МВД — совсем не те, за кого себя выдавали.
— Так все-таки, Афанасий Сергеевич, почему ваша поездка доставляет вам задним числом столько неприятностей? Что особенного было в тех дневниках, из-за которых вы чуть не лишились жизни?
. Историк наконец решается быть со мной полностью откровенным:
— Знаете, Ге… Вадим… Кажется, мы с Руше напали на след пропавшей царской казны… Вернее, частице.
— Вы в этом уверены?
Историк смотрит на меня задумчиво:
— Более чем. Я даже знаю теперь, где ее искать. В бумагах указано место. Разумеется, все было зашифровано, но я провел за компьютером тридцать семь часов без перерыва, и теперь мне точно известно местонахождение сокровищ.
— Но бумаги… — начинаю я. Историк перебивает меня:
— Не существенно. Даже если кто-нибудь завладеет материалами, которыми я располагаю, он не скоро в них разберется.
— Но если удалось вам, то удастся и другим, — возражаю я. Мне ли не знать, какие есть специалисты по дешифровке любых сложных кодов.