Его звали просто «Учитель»
Шрифт:
До Перми добрался без приключений. Пришел по адресу, где никого не должно быть (хозяева уехали дальше на восток), чтобы оправдать свое появление в городе. Напросился на постой в дом неподалеку от связника. Понаблюдал. Все спокойно. Зашел, сказал пароль и в этот же день меня свели с руководителем подполья. Передал, что велено и сразу же был зачислен заместителем командира боевой десятки.
– Ты человек военный, нам такие нужны, – сказали мне.
Бой за город был яростный. Из нашей десятки остались двое. Я и еще один паренек. Пришлось стрелять из всего, что попадалось под руку, чтобы остаться в живых. За выполнение задания меня наградили золотыми часами на цепочке с надписью: «Честному бойцу Уральского фронта за выполнение особого задания».
Начальник Особого отдела дивизии вызвал меня, долго говорил со мной, убеждал пойти работать к нему, ему, мол, нужны боевые и грамотные люди.
– Классовая борьба обостряется, а достойных людей, которые должны стоять на острие ее, мало, – говорил он, – грамотешки маловато.
– Так и меня, когда подрастут грамотные люди, вы тоже вычистите как неблагонадежного, – парировал я.
– Нет, ты уже человек проверенный, да и родители твои не из буржуев, а из мещан, до конторщиков выучившиеся, а это почти что пролетарии. Нет, ты наш. Иди и думай над моим предложением, – сказал начальник.
И пошел я думать над этим предложением.
Глава 8
Думать долго не пришлось. Через два часа вызвали меня к начальнику штаба, а там уже сидел начальник Особого отдела.
– Жалко, – сказал начальник штаба, – ответственный и грамотный работник, герой, можно сказать, и жалко отпускать, но вот начальник Особого отдела убедил, что для безопасности войск ты более пригодный, чем для работы в штабе, хотя и обещали, что участок работы тебе будет определен в штабе. С тем я тебя и отпускаю. Служи честно, а мы тебе поможем.
Начальник штаба встал и пожал мне руку. А начальник Особого отдела приобнял меня за плечи и сказал:
– Поздравляю. Я так и знал, что ты примешь правильное решение. Пойдем, буду знакомить с сотрудниками Особого отдела.
С одной стороны, они все решили за меня, а с другой стороны – учитель не должен быть официальным сотрудником органов. А я и не учитель, хотя и выполняю его обязанности здесь, в России. Поэтому в составе органов меня искать не будут.
– Все, что ни делается, все делается к лучшему, – говорил какой-то классик или просто умный человек, и говорил он правильно.
Отдел был небольшой. Семь человек, включая начальника и заместителя. Оперуполномоченные по полкам и отдельным частям. Один оперуполномоченный по контрразведке работал вместе с заместителем начальника, и один вместе с начальником работал по разведке. Этим работником назначался я. В мою задачу входил опрос пленных, вербовка из их числа своих помощников и заброска обратно в расположение белых войск, установление и поддержание с ними связи.
– С офицерами будем работать вместе, – наставлял меня начальник. – Колоть их надо, сволочей, заставлять работать на нас. Я тебя научу, я в этом деле руку уже набил.
Я представлял, как он набил себе руку. Офицеры, по существу, были смертниками, и сдача в плен означала неминуемую смерть либо сейчас, либо с отсрочкой в несколько лет унижений. Надежда на то, что на этой стороне тоже русские, была обыкновенным призраком. Безопаснее было сдаваться каким-нибудь диким африканским племенам.
Как я и предполагал, действующей офицерской агентуры не было. Озлобленные офицеры давали согласие на работу, но после возвращения шли в контрразведку с повинной и становились такими врагами советской власти, каких нужно еще поискать. Кто побывал в красном плену, больше не сдавался.
Честно говоря, и белая, и красная стороны больше бы добились гуманным отношением к противнику и к людям, которые их окружали. Большевики совершенно забыли опыт всех предшествующих революций.
Приходили радикалы, совершали революции, уничтожали королей и их приближенных, аристократию, расчищая путь новым королям и аристократии, которая отметала кровопийц, подвергая их той же казни, какой они подвергали других, и все возвращалось на круги своя.
После террора Конвента и якобинцев пришел молодой генерал Наполеон, и от якобинцев не осталось даже могил, зато появились новые аристократы и император Бонапарт Наполеон.
Ушел Наполеон – вернулся Людовик. Затем пришла Республика, но аристократия никуда не делась и страной правили не бедняки, а зажиточные слои населения.
Та же судьба уготована и большевикам. И я, как учитель, свою задачу вижу в том, чтобы меньше невинной крови пролилось до того времени, когда все репрессии станут тяжким грехом людей, виновных в них.
В начале февраля я зашел к начальнику отдела, который сказался больным и находился у себя на квартире. Хозяев дома не было. В комнате начальника было накурено. На столе стояла четверть самогона, на газетке лежали нарезанные сало, хлеб, соленые огурцы, а около правой руки лежал «наган».
Видно было, что начальник крепко выпивши, и что он недавно плакал.
– Садись и пей, – сказал он.
Он налил чуть ли не полный стакан сизоватого самогона и придвинул ко мне.
– Пей. Чокаться не будем.
– Погиб кто-нибудь? – спросил я.
– Погиб. Пей за упокой его, – сказал начальник отдела.
Мы выпили. Закусили. Молча закурили.
– Ты кто такой? – глядя подозрительно на меня, спросил начальник.
– Как кто? Ваш сотрудник, каждый день вместе работаем, – несколько удивленно ответил я.
– Я тебя спрашиваю, ты человек или не человек? – хмуро пробасил начальник.
– Я – человек, – гордо сказал я.
– Смотри, человек, – начальник взял в руку «наган», – я тебя прямо здесь, у стола, положу, если только почувствую, что ты не человек, а гадина ползучая. Читай, – и он протянул мне листок бумаги.
На машинке было отпечатано циркулярное письмо ЦК РКП (б) о расказачивании, секретно. С казачеством вести беспощадную войну путем поголовного его истребления. Никакие компромиссы недопустимы. Приказывалось провести массовый террор против богатых казаков, истребив их поголовно. Беспощадный массовый террор к тем казакам, кто хоть как-то боролся с Советской властью. Среднее казачество поставить в условия заочно приговоренных. Конфисковать хлеб и все продукты. Расстреливать всех, у кого будет найдено оружие. Оружие выдавать только иногородним. Казачьи земли заселить пришлыми и беднотой. Комиссарам проявлять максимальную твердость.