Егор. Биографический роман. Книжка для смышленых людей от десяти до шестнадцати лет
Шрифт:
В советское время главнейшим критерием при выдвижении человека на должность министра был достаточно большой «опыт руководящей работы». Все остальное – второстепенно.
Гайдар круто поменял критерии. Это стало частью его подспудного реформирования всей системы.
Некоторые его министры не имели ни малейшего «бюрократического» опыта – никогда и ничем не «руководили».
А откуда было взяться такому опыту? Во-первых, в недавнем «брежневском» прошлом невозможно представить себе на посту любого руководителя – да хоть бы баней или прачечной – человека моложе сорока лет. А все гайдаровские министры в те годы как
…Вот что такое эпоха Ельцина – Гайдара, следы которой почти полностью изгладились в «нулевые» годы
– когда премьер-министром назначили человека, про которого Жванецкий воскликнул на телеэкране: «Когда я увидел Зубкова, я помолодел на 30 лет!..»
Физиономически (и по сути, потому что правы те – кажется, французы, – кто придумал пословицу: «После сорока лет человек сам отвечает за свое лицо») это был тип правительственного чиновника времен почти что его молодости.
.. А во-вторых, «приличные люди», то есть те, кто хотели сохранить уважение к самим себе, начиная примерно с конца 60-х уже не могли себя представить в среде советского «начальства». И, соответственно, не нажили опыта руководства чем бы то ни было.
Но после краха советской власти в конце 1991-го для того, кто намеревался реформировать страну, важны стали совсем другие качества.
Гайдар считал «самым ярким примером в этом плане» своего министра по внешнеэкономическим связям Петра Олеговича Авена.
«Интеллигентный парень, хорошо разбирающийся в экономике, знаток русской литературы, выпускник элитной 2-й математической школы, затем экономического факультета МГУ… Никогда не работал чиновником, ничем, кроме своего письменного стола, не заведовал.
…Вопрос о замене Авена Борис Николаевич обсуждал со мной регулярно. Основной аргумент был один и тот же: “Ну, Егор Тимурович, он, может, и хороший специалист, но вы же видите – не министр”».
Ельцин, хотя он резко, как никто другой из его поколения, развернулся в сторону демократии, в сторону новой России, не мог отбросить старые критерии, с которыми просто сросся, руководя много лет Свердловской областью и постоянно решая «кадровые вопросы».
«…Отнюдь не только товарищеские чувства, – вспоминал Гайдар, – заставляли меня каждый раз защищать Петра Олеговича и категорически выступать против его отставки. Для меня все его недостатки перекрывал тот фундаментальный факт, что он прекрасно понимал общий замысел преобразований и мне не надо было контролировать его действия по подготовке к введению конвертируемого рубля… В целом, я был в этом убежден, стратегическая линия будет выдержана. Как мне кажется, я не ошибся. Сегодня я твердо знаю, что никто из руководителей российских министерств не сделал для введения конвертируемости рубля больше, чем Петр Авен».
Какой грандиозный бесшумный переворот произвело в нашей стране это действие – сегодняшним читателям этой книги, выросшим при конвертируемом рубле, в окружении валютных «обменников», объяснить очень трудно… Но попробую.
Посвящу этому не одну и даже не две главы.
«Валютная» разница между советским и постсоветским временем уж слишком серьезная.
35. «У меня, может быть, полный примус валюты!»
Когда читаете в романе Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита» эту реплику кота Бегемота – вам, родившимся позже 1991 года, конечно, смешно: валюта в примусе!..
Но само слово «валюта» особых эмоций не вызывает. Потому что вы с раннего детства знаете, что валюта – это доллары или евро. И что если ваши родители собираются в отпуск или еще зачем-либо за границу и у них нет банковской карточки – они могут в обменном пункте купить на рубли валюту. Столько, сколько смогут себе позволить.
В Советском Союзе это слово воспринималось совсем иначе. Оно пахло Уголовным кодексом. Сколько взять с собой за границу валюты – решали не вы, исходя из семейного бюджета, а государство, исходя из своих никому не раскрываемых мотивов.
Нигде во всей стране нельзя было легально ни купить, ни продать ни одного доллара, немецкой марки, французского франка (общей для Европы валюты – евро – тогда еще не было).
Так это в 1939 году, когда Булгаков читает только что законченный роман – по рукописи – оцепеневшим от авторской смелости друзьям (было от чего оцепенеть – за всесильным сатаной угадывался всесильный Сталин!..). Так – ив 1966–1967 годах, когда роман впервые напечатан – с огромными сокращениями – в журнале «Москва». В этом смысле в советской жизни за истекшие десятилетия ничего не изменилось – вплоть до 80-х годов.
Человек собирается в туристическую поездку. Во-первых, он не может поехать с женой или всей семьей – только один (семью советская власть оставляла в заложниках – чтоб не сбежал), только в составе группы и только с оформлением по месту работы, с характеристикой («Политически грамотен, морально устойчив…»), заверенной, как я уже упоминала, подписями «треугольника»: директора, секретаря парткома, председателя профкома… И при каждой следующей поездке (если его в следующий раз «выпускают») в конце характеристики торжественно вписывают такую фразу: «Замечаний по поездкам не имел».
…Как читали по слогам в первых советских букварях: «Мы не рабы. Рабы не мы».
Потом ему торжественно меняют определенную сумму рублей – на деньги той страны, куда он едет. В «соцстраны» (так они назывались вполне официально) – гораздо больше (с ними взаиморасчеты проще). В «капстраны» (так они назывались – тоже официально) – такой минимум, про который стыдно говорить. Страна не может тратить на нужды частного лица драгоценную валюту!
Очень известный в те годы комический артист Роман Карцев вспоминает, как в 1985 году они с еще более известным Михаилом Жванецким отправились на теплоходе «Суслов» (имя главного партийного идеолога брежневского времени) в круиз из Одессы по Средиземному морю – вместе с писателями, художниками – «в общем, интеллигенцией». Они должны были увидеть Турцию, Испанию, Грецию, Марсель… «Надо сказать, что тогда нам меняли скупо – двадцать четыре доллара на двадцать четыре дня». Это я выделила курсивом, чтобы вы, читатели, лучше прочувствовали. «Маловато! И мы везли всякие сувениры, матрешек, икру, открытки, значки с Лениным (он хорошо шел)». То есть они их дарили продавцам и надеялись (представьте себе это унижение!), что, может, кто-то из них даст им за это бесплатно какую-нибудь мелочь, на которую у них нет денег…
«Бедные нищие люди – писатели – ходили по улицам, заходили в магазины – просто так, посмотреть! Сенк ю! Я посмотреть! Йес! Посмотреть!…Но красота побережья, открытого моря, солнце скрашивали наше убогое финансовое состояние».
А на обратном пути в Стамбуле русская экскурсоводка повела их в магазин.
«Там висели десятки кожаных изделий – настоящих, дорогих, не менее трехсот долларов!
– Господа, – сказала наша спутница, – выбирайте по одной вещи, любой.
Миша сказал: