Эхнатон. Фараон-вероотступник

Вейгалл Артур

За Митанни к северо-востоку располагалось дружественная держава, позже именовавшаяся Ассирией, на нем заканчивалась ойкумена. На севере во враждебных землях Малой Азии хозяйничали хетты, воинственные племена, возможно, предки современных армян. Эти дерзкие воины представляли наибольшую опасность для египетских владений в Сирии, и египетские сановники, возможно, не раз бросали тревожные взгляды на зловещие горы, расположенные за Митанни. Наступление хеттов с юга, первые признаки которого уже были заметны, могло происходить по восточному пути через Митанни, или по западному пути, шедшему вдоль моря в Ливан, или по центральному пути мимо городов Тунипа и Кадеша.

Когда

на трон взошел Эхнатон, правителем хеттов был Сеплель, настроенный вполне дружественно по отношению к Египту. Однако некоторые из его людей вторглись в Митанни и были отброшены Душраттой. В результате отношения между Сеплелем и фараоном ухудшились и, хотя правитель хеттов послал посольство в город Атона, переписка между двумя монархами прекратилась.

Вероятно, юный идеалист из Египта испытывал отвращение к любой войне. Воинственные хетты не вызывали у него никаких дружественных чувств.

Вскоре оказалось, что хетты, не сумев пройти через Митанни, двинулись вдоль западного пути и захватили земли Амки, которые располагались на морском побережье между хребтом Аман и Ливаном.

Там путь хеттам преградил Азиру, аморитский царь, правивший на территориях между Амки и Митанни. Как вассальный правитель, он должен был защищать Египет от нападения хеттов. Но он, как и его отец Абдаширта, был столь же честолюбивым, сколь и вероломным, и вел с хеттами и египтянами одинаково бесчестную игру. Он стремился натравить один народ на другой и укрепить собственную власть за счет ослабления соседей.

Глава 2

Нежелание Эхнатона вступать в войну

С точки зрения здравого смысла политика Эхнатона в отношении Сирии не выдерживает никакой критики. Нельзя с помощью идеи управлять империей, созданной силой оружия. Применяя к покоренным народам учение о «мире и доброй воле», можно причинить непоправимый вред собственным идеям.

Пока юный фараон распевал гимны Атону в строящейся столице, правители Сирии пели воинственные песни, отзвуки которых долетали до египетских гарнизонов, расквартированных в отдаленных уголках империи. Сирийцам не было никакого дела до нежного отца человечества, на которого так настоятельно указывал тонкий перст Эхнатона. Они не имели ни малейшего представления о монотеизме и не понимали, как можно восхищаться тем, кто является любящим отцом всех людей без всяких расовых различий. У них истинным богом считался тот, кто победил других богов, храбрый предводитель сражающихся и безжалостный мститель. Их любимыми богами были яростный Ваал, кровожадный Тешуба, ужасная Иштар. И как же они насмехались над мирным богом мира, который называл себя Единственным! Как же они смеялись над юным фараоном, который отложил оружие ради гимнов и надеялся править только силой любви!

Любовь! Можно только удивляться наивному идеализму и очаровательной глупости фараона, который в эпоху непрекращающихся войн пытался проповедовать религию мира в завоеванной Сирии. И спустя три тысячи лет человечество тщетно пытается воплотить те же идеалы.

Сегодня всем знакома доктрина гораздо более развитая и цельная, чем та, которую проповедовал и за которую умер Эхнатон. Ныне всем известно учение Господа, и вожделенный блаженный мир – это то, чего мы надеемся достичь.

Но странно видеть в ту далекую эпоху, за тридцать сотен лет до рождения Христа, за два столетия до рождения Давида и Соломона и за много лет до проповеди Моисея, луч солнца, на короткий миг пробившийся сквозь облака, но пробившийся, очевидно, слишком рано.

И сегодня человечество

не готово воплотить идеи мира, тогда же ни о чем подобном не могло быть и речи, и цена, которую Египет заплатил за идеализм юного царя, оказалась очень высокой – полная потеря всех его владений. Эхнатон верил в мирного бога, и для него эта вера означала полный отказ от войны. Все имеющиеся свидетельства, касательно этого периода истории, однозначно указывают на одно: Эхнатон отказывался сражаться, ибо считал, что применение оружия является оскорблением бога. Не важно, что было ему суждено, победа или поражение, приобретение или потеря, он оставался верным своим принципам и не желал возвращаться к старым богам войны.

Следует также помнить, что в те времена империя являлась личной собственностью фараона, как всякое царство считалось собственным владением царя. Сирийцам было по большому счету все равно, правит ли ими египтянин или сириец, хотя, возможно, они предпочли бы своего соплеменника.

Эхнатон мог поступать как угодно со своей собственностью. Поэтому он отказывался сражаться за собственные владения. Тогда мир еще не знал, что такое патриотизм, лояльность подданных зиждилась только на личной преданности властителю, сам же монарх руководствовался только собственными интересами. Значит, Эхнатона нельзя обвинить в том, что он разорил свою страну, отказавшись воевать.

Его положение предполагало, что он волен делать все, что считает нужным, со своей державой и, если он принес державу в жертву своим идеалам, за эту потерю ему одному предстояло расплачиваться. Он горько переживал эту утрату, поскольку искренне любил Сирию и питал великую надежду объединить империю с помощью общей религии. Но к счастью или к несчастью, Эхнатон твердо решил уклоняться от тех битв, в которые его пытались вовлечь.

Глава 3

Предательство Азиру

В то время как аморитский правитель Азиру собирал армию на границах Малой Азии, сирийский царь Итакама неожиданно образовал независимое царство в Кадеше и объединился с хеттами, таким образом отрезав и территории предателя Азиру, и верный Египту город Тунип, и дружественное царство Митанни от Ливана и египетских владений в Палестине и Сирии. Три верных вассальных царя, которым, возможно, помогал Душратта, напали на восставших, но были отброшены Итакамой и его союзниками-хеттами.

Азиру тотчас воспользовался ситуацией. Оказавшись между хеттами на севере и только что образовавшимся царством Кадеш с юга, он собрал свою армию и прошел вниз через Оронт к Средиземному морю, захватывая города, расположенные в устье этой реки, и присоединяя их к своим владениям.

Если бы хетты спросили у него, зачем он осуществляет все эти действия, он бы ответил (впрочем, это соответствовало истине), что подготавливает почву для вторжения хеттов в Сирию. Если бы такой вопрос задал ему Итакама, то Азиру сказал бы, что пытается установить дружественные связи между хеттами и Кадешем. Если бы от него потребовал ответа Эхнатон, то он заявил бы, что охраняет земли египтян от нашествия хеттов.

Без сомнения, Азиру предпочитал поддерживать мирные отношения с хеттами, поскольку был наслышан об их воинственности. Одновременно он не хотел открыто проявлять враждебность по отношению к Египту, чья армия могла в любой момент высадиться на берегах Средиземного моря. Неспособный сохранять независимую позицию, он счел наиболее разумным позволить северным народам пройти на юг через его владения, из Амки в Кадеш, где правил их союзник Итакама.