Эхнатон. Фараон-вероотступник
Шрифт:
Оказавшись в отчаянном положении в Библе, Рибадди предпринял опасное путешествие в соседний город Берута, чтобы попытаться собрать подкрепление. Однако, как только он туда отправился, в Библе начался мятеж, – так Рибадди поплатился за свою преданность Египту. Берута в конце концов сдалась на милость Азиру, и Рибадди пришлось бежать. После многих приключений старый царь сумел вернуть себе Библ и продолжал оборонять город.
Азиру тем временем нанес короткий визит в Египет частично для того, чтобы оправдать свое поведение, и частично, без сомнения, чтобы установить, каково состояние дел на Ниле. С чисто восточным коварством он сумел убедить Эхнатона в том, что он не имеет никаких враждебных намерений по отношению к Египту, и вернулся в Ливан.
Узнав о случившемся, Рибадди тотчас отправил своего сына в город Атона, чтобы разоблачить вероломство Азиру и убедить Эхнатона помочь Библу. Одновременно он написал Эхнатону письмо, где в патетической форме описывает все свои несчастья. Четыре члена его семьи попали в плен, его брат постоянно строил заговоры против него, а возраст и болезни тяжким бременем ложились на его плечи. Все, чем он владел, у него отняли, его земли разорены, скудный рацион и прочие тяготы жизни в осажденном городе довели его до полного истощения, и он больше не может держаться.
«Боги Библа, – пишет Рибадди, – разгневались на меня и сильно мною недовольны, поскольку я провинился перед ними, и поэтому я не предстану перед моим господином фараоном». Не считал ли царь своей виной то, что он прислушался к поучениям Эхнатона? И на это послание фараон, похоже, не ответил.
Глава 6
Эхнатон по-прежнему отказывается посылать помощь
Грязные и утомленные дорогой посланцы, прибывавшие в город Атона из всех владений с письмами о помощи, были, вероятно, разочарованы тем приемом, который им оказывали. Мужественным солдатам, защищавшим окраины огромной империи, были ненавистны прекрасные причалы, к которым приставали их суда, им не нравились прекрасные виллы и тенистые улицы. И трижды ненавистны им были завораживающие слух гимны Атону, доносившиеся из храмовых залов, когда они спешили во дворец.
Живущие неторопливой размеренной жизнью горожане улыбались при виде чужеземцев, спешащих по улицам города-мечты, придворные чиновники не торопились передавать их письма, считая, что негоже беспокоиться из-за каких-то азиатов.
В конце концов эти политые кровью и слезами письма оказывались погребены в архивах и забыты всеми, кроме Эхнатона. Вместо победоносных маршей и грозного боя барабанов и рожков, которые надеялись услышать посланцы, в их ушах звучали только бесконечные песнопения религиозных церемоний и речитативные любовные песни неофициальных празднеств.
Пропахшие потом и поседевшие от дорожной пыли, эти люди, чья память еще хранила картины недавно виденных ужасов войны, а в сердцах еще тлела надежда сохранить единство империи, с презрением смотрели на роскошь новой египетской столицы, оставаясь безучастными к восторженным разговорам о цветах.
Худощавый и сутулый, с печальными глазами и вечно склоненной головой, фараон говорил только о своем боге. Даже сама его внешность, абсолютно чуждая всякой воинственности, должно быть, приводила посланцев в отчаяние.
Из давно покинутых ими осажденных городов до них долетали горестные крики о помощи, и они не могли ни превратить их в миротворческие речи, ни выстроить в стройную систему песнопений, так популярных при дворе, ни заставить их зазвучать серенадой. Кто, думали ожидающие приема посланцы, может остаться глух к горестному призыву: «Город плачет, и текут реки слез». Как можно сидеть в праздности в столице, когда гордая империя, оплаченная кровью храбрых воинов великого Тутмоса, рушится на глазах? Чего стоит любая философия и все боги на небесах, если Египет теряет свои владения? Великолепные Ливанские горы, белые приморские города Аскалон и Ашдо, Тир, Сидон, Симирра и Библ, холмы Иерусалима, Кадеш и великий Оронт, прекрасный Иордан, Тунип, Алеппо, далекий Евфрат. По сравнению с этим чего стоит верность учению? Бог? Правда? Единственным богом был бог войны, который вел Египет к победам и помог ему завоевать Сирию; единственной правдой была правда сильного.
Всматриваясь в глубины прошедших тридцати двух столетий, можно ли сказать, кто был прав – фараон или его воины? На одной чаше весов лежала утонченная культура, построенная на культе всеобщей любви, смирении, молитвах, доброжелательности и мире. На другой – сила, власть, могущество, здоровье, отвага, храбрость и непримиримая борьба с врагами.
Конечно, нельзя не признать, что воззрения ЭхнАтона были более человечными и гуманными, но разве сердца наши не преисполнены сочувствия к тем, кто продолжал удерживать азиатские крепости? Мы можем одобрять в теории идеи юного правителя, но не в силах простить ему разрушение империи.
Однако в своих попытках добиться справедливости и найти «мальчика для битья» мы должны помнить, что над нами существует и другой судья, которому война отвратительна, а борьба народов отнюдь не кажется захватывающей драмой.
И тогда становится ясно, что ответ на вечные вопросы еще не найден.
Глава 7
Здоровье Эхнатона ухудшается
Возможно, чтобы произвести впечатление на посланцев, фараон организовал юбилейные празднества, о которых говорится в надписи на стеле, ныне хранящейся в Оксфорде. Праздник был посвящен тридцатой годовщине с момента объявления его наследником трона, самому Эхнатону тоже исполнилось тридцать лет, получается, что он был объявлен наследником в день своего рождения.
Кроме того, фараон понимал, в каком положении оказалась его страна, поэтому он постарался дипломатическими средствами умиротворить мятежных царей. Однако не похоже, чтобы царь полностью оценил масштабы той катастрофы, которой стала для Египта неизбежная теперь потеря Сирии.
Он не мог заставить себя поверить в то, что сирийские властители обманывают его, и уж никак не предполагал, что его дурачат такие люди, как Азиру. Только когда перестала поступать дань, он с большим опозданием понял, какая беда его постигла.
Подобные мысли, вероятно, привели фараона в полное отчаяние; можно представить, как он ежедневно падал ниц перед высоким алтарем Атона и мучился от бессонницы на своем царском ложе.
Похоже, что Эхнатон возлагал особые надежды на некоего Бикхуру, который представлял Египет в Палестине. Но вскоре царь получил известия о бегстве посланника и затем узнал, что Бикхура убит. Тогда же поступило сообщение, что Библ пал, и можно только надеяться, что благородный воин Рибадди не дожил до этого дня. Одно за другим поступали известия о капитуляции других важнейших египетских крепостей, и все еще приходили патетические просьбы о помощи из других городов, которые пока удавалось удерживать.