Эхо Карфагена
Шрифт:
– Нет, он был у него. И он решил Вам его все же отдать. После разговора с Вами, как вернулся домой, был весь такой возбужденный, все ходил по кабинету, говорил мне что Петр умер, целая эпоха как будто перестала существовать. Сказал, что решил отдать блокнот Вам, но это скорее будет не подарком, а пропуском в мир беспокойных исканий. И он даже жалел вас, то что Вы тоже вовлечетесь в гонку за воздушными замками. Так и сказал, повернувшись ко мне: Марта, я передаю эстафету этому парню. С годами он поймет, куда это его приведет.
– Так
– Да, я думаю, что вы все правильно поняли. Дневник остался на столе. Мы можем вернуться домой, и я вам его отдам. Но потом прошу Вас исчезнуть. Скоро начнут приезжать родственники. Явно о разговоре между вами и Отто станет им известно. Не знаю, как они отнесутся, мне это ни к чему. Мой бедный муж, болел то всего несколько раз. А тут просто взял и умер, – слезы потекли из глаз бедной женщины, но она на удивление быстро взяла себя в руки.
Вскоре они были опять в кабинете, Сергей оглядел книги на полках: действительно, особняком стояли книги одного периода: средиземноморье, Рим, Карфаген, Пунические войны. Марта передала Сергею дневник Марка в засаленном кожаном переплете.
– Я не знаю, что мне правильно сказать в данной ситуации. За дневник- спасибо. Но мне неловко вот так Вас взять и оставить. У Вас только что умер муж. Не самый простой день. Я могу вам чем-то помочь? – Сергей не решался уйти.
– О, молодой человек. Отто умер конечно внезапно. Но ему все же было достаточно лет, чтобы смерть была обычным делом в эти годы. Кроме того, пока он изучал кучи книг, то дал мне ознакомиться с философией того времени. Стоицизм.
– О, я слышал от Отто о стоицизме.
– Я приведу Вам только одну цитату, которая потрясла меня до глубины души, я ее помню, не дословно, но близко к оригиналу. «Когда ты испытываешь привязанность к чему-то, то помни что это не твое, что ты в любой момент можешь это утратить. Относись как к роду горшка, или стеклянного кубка, если они разобьются, ты помнишь, чем они были, но не впадаешь в смятение. Если целуешь любимого, помни, что любишь смертного, но отнюдь не свое. Данное тебе на время. Как виноград дает плоды в свое время, и тосковать по нему зимой- быть глупцом, так и ты, если тоскуешь по брату или сыну, когда тебе не дано, знай, это ты зимой тоскуешь по винограду». Это сказал Эпиктет, крупнейший из стоиков.
У Сергея отнялся дар речи. Он переваривал услышанное. Что-то в этой цитате было и от буддизма, и от суровых законов самураев, и христианское «быть в миру, но не от мира сего».
– Ну Ваш муж не совсем кубок, или горшок, но сказано сильно. Идея понятна. Надо же, я не знал, что и в античной мысли были такие идеи. А то все кругом востоком увлеклись, а у нас под ногами свои жемчужины! – выдохнул Сергей.
– Да, эта философия мне помогает понять, что я никак не могу повлиять на прошлое. Но мы достойно прожили с Отто положенный срок. Все что я могу- это здесь и сейчас подготовиться к встрече родственников и организовать похороны. Кататься по полу и заламывать руки- это удел рабов, – Марта слабо улыбнулась.
Сергей попрощался и ушел. Сила Марты граничила с пугающей стойкостью. Сергей решил почитать этого Эпиктета. В руках он нес дневник, который был довольно толстый, мысли путались в голове: с одной стороны- вот он- дневник у него в руках, а с другой стороны он чувствовал, что старшее поколение передало эстафету ему. И теперь он должен начать действовать.
– Знаешь, Кирилл, ты вот смотрел когда-нибудь детективный сериал? – неожиданно спросил начальника охраны Сергей.
– Ну, бывало, а что? – Кирилл повернулся к Сергею.
– Ну, вот знаешь, в сериалах постоянно пишутся сценарии к новым сериям, иногда снимать серии приходиться быстро. И иногда проходит халтура, когда сценарий не выверен до самого конца, и ты видишь в сюжете прореху, нестыковку. И при этом такое чувство. Даже не знаю, как сказать.
– Ощущение, что херня какая-то, несоответствие, да? – уточнил Кирилл.
– Ну примерно так. И вот сейчас у меня тоже чувство. Нестыковка.
– В чем?
– Марта говорит, что она поняла слова «бедный мальчик» как обращение Отто ко мне. Но я вспоминаю, как это все было. Отто не на меня смотрел. Он как вроде о ком-то думал, погрузился в думы и как вроде взволнованно прозрел. Как будто у него догадка мелькнула. Как будто перед смертью у него паззл сложился. Понимаешь? Не мне он сказал эти слова.
– Шеф, ну мы то теперь точно не узнаем, кому эн это говорил. Вы хотели дневник. Он у Вас. Так может, пускай мы не узнаем кому что там хотел сказать Отто? Нет, так нет.
– Возможно, – пожал плечами Сергей.
Но судьбой было уготовано так, что им суждено было узнать все подробности этой фразы. Но позже.
Пока же дела тут были закончены. Пора домой. Сергей увозил дневник, чтобы у воспоминаний бедного парня, умершего от тифа более полувека назад, появился новый читатель.
А в голове крутились последние слова Марты.
Глава 4 Кеплер на Московском эхе
Александр Яковлевич Кеплер, профессор МГУ имени М.В. Ломоносова сидел на своей кафедре физиологии человека и животных и обсуждал тему диссертации с одним из своих студентов, когда у него зазвонил телефон. Извинившись, Александр Яковлевич прервал беседу и ответил на звонок.
– Александр, дорогой, сколько лет сколько зим, узнал? – в телефоне жизнерадостно раздался голос Якова Штейнера, одного из ведущих на телевизионном канале Московское эхо.
– Ну, Яша, твою жизнерадостность трудно не узнать. Из трубки сейчас всю кафедру зальет, – пошутил профессор. – Чем обязан?