Эхо Карфагена
Шрифт:
– Знаешь, вот понимаю, что это для деда хороший исход, он выбрал ту смерть, какую захотел: не корчиться в последние часы в беспамятстве, а контролируемый уход. Все вроде понимаю, а что-то во мне грустит. Что-то плачет и страдает. И мне остается наблюдать как мне грустно и как катятся слезы, – наконец нарушил молчание Сергей.
– О, да, я понимаю. Что-то внутри нас неподконтрольно нам, – кивнул Кирилл. – На эту тему есть анекдот: рассказывает один мужик, как услышал он как-то, что в саду кто-то ходит тяжело среди кустов. Вышел он во двор значит, а ночь темная, не видно ничего. И вот он крадется в темноте, и тут чувствует сзади кто-то тяжело дышит. Мужика пот холодный прошиб. И тут кто-то ему лапу
Кирилл захохотал.
– Знаешь, как психолог, ты не очень, – буркнул Сергей. Но было смешно и ему. Кажется, отпустило.
Сергей поднялся и посмотрел на Кирилла: «Дед кое что попросил. Надо бы это сделать».
Они пошли на выход. Дед, пруд и птицы остались позади.
Глава 3. Продолжение разговора с Отто.
Вернемся в то утро в маленьком немецком городке. Вереница машин подъехала к небольшому офисному зданию, где судя по названию и была та охранная фирма, сотрудники которой так изящно помешали разговору Сергея и Отто.
За время поездки Сергей успел успокоится и даже с интересом ждал развития событий. Поскольку старик не поднял шум, ему явно самому было интересно, что знает Сергей, и чем он сам, Отто может быть полезен. Если Отто, также, как и дед Сергея, хранил свой секрет столько лет, то вполне возможно, что ему просто уже все надоело. На склоне лет, да что уж там, -на закате лет Отто просто может хотеть все рассказать кому-то. Но желательно тому, кто в теме, кто поймет. А быть может Отто надеялся и сам что-то разузнать у Сергея.
Когда Отто, Сергей и Кирилл прошли в один из офисов, Отто попросил принести «гостям» кофе, и они все удобно расположились на мягких кожаных креслах, по виду очень потертых, но Сергей сразу понял, что это «дорогая потертость» выдает качественную отделку, и в таком виде эти кресла простоят еще очень долгое время.
– В этом кабинете нет камер и прослушивающих устройств. Мне самому не нужно предавать наш разговор огласке. Тем более, что разговор будет, судя по всему очень увлекательный, – Отто улыбнулся и развел руки как старый добрый друг.
«Хренов фриц» поймал себя на мысли Кирилл.
– Действительно, поговорить нам есть о чем. Я даже не знаю с чего и начать, поскольку Вы были с моим дедом Петром так сказать у истоков события, то вполне возможно, что я буду Вам рассказывать уже знакомые вещи. Просто я хочу еще раз уточнить, что мы не приехали Вам угрожать. Мы не нарушим Ваш покой, нам только нужна информация.
– О, я не боюсь, – Отто опять улыбнулся. – За столько лет просто перестаешь бояться. Устаешь. Кроме того, я не нацистский преступник. А если бы был, то израильский спецназ вытащил бы меня на свет божий и давно бы уже меня судили в Израиле, как всех тех других. Знаете, моя позиция по поводу той войны примерно такая же, как у нашего Отто Кариуса. Слышали о таком?
– Был такой танковый ас во время войны с вашей стороны, – Кирилл сделал ударение на «вашей».
– Да, все верно. По забавной случайности, здесь, совсем недалеко в небольшом городке Хершвейлер-Петтерсхейм в федеральной земле Рейнланд-Пфальц находится скромная сельская аптека. Она знаменита. Знаете, чем?
– Ну разумеется, я не знаю, может там чудесные гомеопатические препараты, или еще что? – развел руками Сергей.
– Ну так вот, она знаменита тем, что основал ее как раз Отто Кариус.
– Начинаю подозревать, что Отто- очень распространенное имя, – хмыкнул Кирилл.
– О, уверяю Вас, просто это случайность: мое имя, имя моего нового «социального работника» и имя этого танкового аса- просто милое совпадение. Так вот, наш Отто Кариус- второй по результативности танковый ас Третьего Рейха. И он не прятался, хотя сами понимаете, на его руках не один десяток ваших танковых экипажей. Но то была война. И он был солдатом, призванным своей страну на эту войну. И он воевал, выполняя свой долг. Он издал мемуары «Тигры в грязи». Любимым танком его был именно «Тигр». Отто описал свой путь от начала и до окончания войны. Танковые бои довольно подробно описаны. И Отто многократно писал, что он не гордится убийствами на войне, но и дезертиром он не хотел быть. Эта книга, кстати, издана и на русском языке. К вашим солдатам он относился с уважением. Кому досталось в этой книге –это, пожалуй, грекам. Довольно забавно читать, как греческие солдаты вели себя при германской оккупации.
После войны Отто стал фармацевтом, а аптеку назвал «Тигр». Во так!
– Ну я рад, что вам доставляет удовольствие этот рассказ, но танковый ас на войне- это одно дело. А вот надзиратели и обслуживающий персонал Освенцима- совсем другое, – не вытерпел Сергей.
– Знаете, молодой человек, я ведь не боюсь израильтян. Всех, кого они хотели найти, они нашли. Кого они хотели судить, они судили. Кого хотели- судили явно. Кого хотели- судили тайно. Я не берусь их судить. У них, наверное, было право. Ведь с ними не мы церемонились, теперь они забрали свой долг, – Отто поднял глаза к потолку. – Я служил в Аушвице, я буду называть лагерь на немецкий манер, Аушвиц, а не Освенцим, если не возражаете, мне так проще. Так вот. Я был медицинским работником в лагере, я скорее спасал, чем убивал. Я никакого отношения не имел к тем ужасам, что там творились. Да, я понимал, что там делали. И дым из труб крематориев шел регулярно. Все знали, чем топят эти печи. Все знали, чьи это волосы собирают, чьи коронки и золотые кольца. Чья одежда. После кого она осталась. Но всем удобно было молчать. Но понимаете, был еще один аспект у всего этого. И про это в современной Германии принято молчать. Это постарались забыть, спрятать еще дальше, чем память об ужасах лагерей.
– Про что это? – сощурился Кирилл.
– Ну, понимаете, как сейчас везде говорят и пишут: вот пришел Гитлер к власти и вдруг вся немецкая нация озверела по отношению к евреям ни с того ни с сего, – развел руками Отто.
– А что не так было? – не унимался Кирилл
– Ну, молодой человек, я был в то время, жил там. Если позволите, вот что тогда было как я это помню. Был сильнейший экономический упадок, деньги носили не в кошельках, а в хозяйственных сумках и возили тачками. Инфляция обесценивала деньги не в течение дней, а часов. Утром хлеб стоил одну цену, а к вечеру уже в разы дороже. Народ разорялся, нес все самое ценное ростовщикам. Делал займы в банках. Так уж случилось, что хозяевами как банков, так и очень многих ростовщических лавок были евреи.
Ну право слово, как было, так и говорю. Целые еврейские семьи скупали у разорявшихся немцев дома и имущество. Конечно, это не вызывало теплых чувств. А потом пришел Гитлер. Экономика стремительно выстрелила вверх. И потом его слова, изложенные в книге «Моя борьба» упали на благодатную почву. И начались еврейские погромы.
– Ну конечно, евреи виноваты, что они богаты и экономически подкованы, а мы – русские тоже вам чем-то насолили? – Подался вперед Кирилл.
– Ну хватит, – остановил начавшуюся перепалку Сергей. –Давайте вернемся к той теме, ради которой мы приехали.