Эхо музыки
Шрифт:
На службе в имении постоянно бывали неприятности, приходилось со всеми воевать. Но сейчас он с таким сожалением вспоминал этих людей! Окажись перед ним самый дерзкий из батраков, он бросился бы к нему на шею — до того хотелось увидеть знакомого человека, пожаловаться ему: «Смотри, что со мной сделали!» Он боялся не войны, не смерти, а того неизвестного, что его ждало впереди. Он был как вырванное с корнем дерево, он терял почву под ногами, терял все, к чему успел привязаться.
Он посмотрел на товарищей. Куда девалась их шумная веселость, которую они выставляли напоказ, проходя через рынок? Сидят мрачные, унылые, с тоской в глазах. Один машинально теребит
— Эх, если бы можно было заснуть на несколько лет! — пробормотал шляхтич и снова закрыл глаза.
В каморке рядом фельдфебель просматривал списки и прикидывал в уме: «В шесть придут подводы, в семь тронемся. После полудня будем уже в губернии, — там отправлю Мошека Бизмута в госпиталь на освидетельствование, остальных — в казармы…»
— А который же из них Бизмут? — вслух спросил себя фельдфебель.
Память и воображение у него были весьма слабо развиты, и, чтобы припомнить лицо больного новобранца, он пошел в общую комнату.
Всмотревшись в болезненно-желтого, узкогрудого еврея, он сердито плюнул.
— Тьфу, подлец! — буркнул он, представив себе, как на смотру вот этакий Бизмут в своем сюртуке, на согнутых дугой ногах выходит вперед.
— Пан фельдфебель, — обратился к нему мещанин, — дозвольте моей жене зайти сюда. Она, наверное, дожидается у входа.
— А на что она тебе?
— Тошно мне…
Фельдфебель только плечами пожал и ничего не ответил. Взгляд его случайно остановился на шляхтиче, и он, что-то вспомнив, заглянул в списки.
— Вы, пан, родом из Вульки?
— Да.
— Я тоже оттуда, — сообщил фельдфебель. Ему, видно, хотелось поговорить с земляком о родных местах, но, заметив, что у фельдшера глаза зажглись любопытством, он сердито отвернулся и ушел в свою каморку.
Молчание новобранцев его угнетало, а так как предаваться мечтам и размышлениям было не в его характере, он достал из сумки «Руководство для унтер-офицеров» и — бог весть в который раз — стал медленно вполголоса читать:
— «Фельдфебель начальствует над всеми низшими чинами в роте, за исключением подхорунжих, которые подчинены непосредственно ротному командиру. Фельдфебель обязан: во-первых, следить за порядком в роте, за моральным поведением солдат и младших командиров, а также за точным выполнением дежурными всех обязанностей; во-вторых, передавать нижним чинам все распоряжения ротного командира, а также читать им приказы; в-третьих, выполнять распоряжения дежурных офицеров и докладывать о них командиру…»
Дочитав до этого места, фельдфебель задремал. И снилось ему, что он получил приказ сопровождать в губернский город два десятка рекрутов, и один из них во что бы то ни стало добивался свидания с женой. А он, фельдфебель, читая «Руководство для унтер-офицеров», уснул, дойдя до конца третьего параграфа инструкций.
Он очнулся. Книга лежала на том же месте, а в казарме была все та же гробовая тишина.
Фельдфебель вскочил в испуге: не сбежал ли кто, пока он спал, не вошла ли та женщина с ребенком? Но, пересчитав новобранцев и удостоверившись, что все налицо, он успокоился. Женатый мещанин по-прежнему сидел один и тяжело вздыхал.
«Вот дурак, как убивается по жене!.. Ну, да и я был когда-то такой же дурак, когда шел на военную службу…»
Он сидел, подперев голову рукой, и, напрягая память, силился вспомнить прошлое…
«Сейчас я
Так, шаг за шагом возвращаясь мысленно в прошлое, он видел себя только фельдфебелем. Казалось, он никогда и не был никем другим, даже в Вульке, и всегда у него на поясе справа висел револьвер в лакированной кобуре, а слева — сабля в железных ножнах.
Тосковал ли он по дому, страдал ли оттого, что он на военной службе? Этого он совсем не помнил.
К нему подошел шляхтич.
— Пан фельдфебель, позвольте тому бедняге поговорить с женой!
— У солдата нет жены, есть только его рота, — резко сказал фельдфебель.
— Натешится он еще вашей ротой, а теперь пусть хоть попрощается с бабой, — не так будет скучать.
— Эх! Вот вы, пан, — шляхтич, а ума ни на грош! Да ведь не сегодня, так завтра ему с женой расстаться надо? Надо. А раз того требует закон, значит лучше сразу отрезать, чем то и дело встречаться да прощаться. Не солдаты вы, а настоящие бабы! Идете в армию, все равно как еврей — в воду. Вам бы сперва палец окунуть, потом ступню, потом войти по колено — только бы не сразу. Никуда это не годится! Ныряй без оглядки и не думай ни про жену, ни про мать, пока не отбудешь срок. Солдат должен быть солдатом. И бабам в казарме не место.
Новобранцы внимательно слушали эти рассуждения, от которых у них стало еще тяжелее на душе.
«Хорошее войско будет из этой голытьбы! Не приведи господи! — думал фельдфебель. — Какой рекрут, такой и солдат! Тут он не может оторваться от бабы, а там не хватит духу идти в огонь… Настоящий сброд!»
Развалившись на стуле, он закурил папиросу и скоро стал опять клевать носом. И снилось ему, что он командует ротой, одетой в сермяги и пиджаки, и ни у одного из солдат нет оружия, и ни один не умеет повернуться, как полагается в строю, не знает, где правая сторона, где левая. А скоро парад, и на военном плацу уже гарцует на конях весь штаб полка!
Пот выступил на лбу у фельдфебеля. «Боже, какой срам! Был бы у меня под рукой ящик пороху, взорвал бы всю эту сволочь да и себя вместе с ними».
Он вдруг проснулся и, вспоминая свой сон, пробормотал:
— Я вам покажу, что значит служба! Или сделаю из вас настоящих солдат, чтобы не позорили меня, или всех в порошок…
Он не успел договорить, так как в эту минуту новобранцы вскочили с мест и толпой бросились к окнам.
«Бунт?» — подумал ошеломленный фельдфебель и невольно схватился за револьвер.
А люди уже распахнули окна и радостно кричали:
— Ясек! Скрипач! Здорово!
Сейчас и фельдфебель услышал долетавшие из-за забора звуки скрипки. Кто-то наигрывал знакомую песенку:
А хочешь весело пожить,
Ступай-ка в армию служить…
— Ясек! Иди сюда, к нам! Поиграй ты нам напоследок!..
Скрипка умолкла, а на заборе, который тянулся в нескольких шагах от окон, появился сам музыкант, пожилой, невзрачный оборванец. Ясек считался лучшим скрипачом во всей округе, но сильно пил и мало зарабатывал, потому что был человек со странностями: чаще всего играл людям бесплатно, а для иных ни за что не соглашался играть и за самую щедрую плату. Жилья у него не было, ходил он в обносках, подаренных добрыми людьми.