Эхо прошлого. Книга 1. Новые испытания

Гэблдон Диана

Человек замер, бросил короткий взгляд на своих ничего не замечающих товарищей и решительно зашагал по гальке, не сводя глаз с Уильяма.

– Что там у вас, мамаша? – спросил он.

В форме офицера Континентальной армии, невысокий и плечистый, он чем-то напоминал тех двух женщин, но был гораздо мощнее. Он сохранял внешнее спокойствие, но, судя по выражению налитых кровью глаз, замыслил что-то недоброе.

– Вот, рыбачили, – отозвалась хозяйка трубки. – Выловили этого красноперого окунька, теперь думаем, может, бросить его обратно?

– Да?

Ну, может, чуть попозже.

С появлением незнакомца Уильям настороженно застыл и теперь смотрел на него снизу вверх, стараясь выглядеть как можно суровее.

Мужчина взглянул на редеющий позади Уильяма туман.

– Ты здесь прям как дома, да, паренек?

Уильям промолчал. Незнакомец вздохнул, размахнулся и ударил его кулаком под дых. Уильям согнулся пополам, упал с камня, и его стошнило прямо в песок. Незнакомец схватил его за шиворот и поднял, как будто он ничего не весил.

– Давай, парень, отвечай! У меня мало времени, и вряд ли ты хочешь, чтобы я тебя поторопил, – мягко сказал он, коснувшись ножа на своем поясе.

Уильям, как смог, вытер рот о плечо и уставился на незнакомца пылающим взором. «Ну и ладно, – подумал он и вдруг ощутил некое спокойствие. – Если я погибну, то, по крайней мере, за что-то».

Но тут вмешалась сестра курильщицы и прервала драматическую сцену, ткнув его мучителя в бок дулом ружья.

– Да если бы их здесь было больше, мы бы с сестрой давно их услышали, – сказала она с легким отвращением. – Вояки шумят будь здоров.

– Верно, – согласилась курильщица и замолчала, чтобы вытащить изо рта трубку и сплюнуть. – Ты же видишь, малец потерялся. И говорить с тобой он не станет.

Она по-свойски ухмыльнулась Уильяму, показав единственный сохранившийся желтый клык.

– Скорее умрешь, чем заговоришь? Так ведь, парень?

Уильям слегка наклонил голову, и женщины насмешливо захихикали. Они насмехались над ним, по-другому и не скажешь.

– Шел бы ты к своим, – сказала тетка незнакомцу, – а то уплывут без тебя.

Но тот даже не взглянул на нее, он не сводил глаз с Уильяма. Однако через пару секунд он коротко кивнул, повернулся и зашагал прочь.

Уильям почувствовал, как одна из сестер зашла ему за спину, и что-то острое коснулось запястий, а потом бечевка, которой его связали, лопнула. Уильяму хотелось потереть затекшие запястья, но он сдержался.

– Ступай, паренек, – почти ласково велела хозяйка трубки. – Пока тебя не увидели, а то мало ли что кому взбредет в голову.

И Уильям ушел.

На самом верху берега он остановился и посмотрел назад. Старухи исчезли, а незнакомец сидел на корме лодки, которая стремительно удалялась от берега, уже почти обезлюдевшего, и пристально глядел на Уильяма.

Уильям отвернулся. Наконец-то показалось солнце: бледно-оранжевый диск, пылающий сквозь туман. Сейчас, после полудня, оно уже спускалось к горизонту. Уильям повернулся и побрел в глубь острова на юго-запад, но еще долго чувствовал спиной взгляд, даже после того, как берег исчез из поля зрения.

Живот болезненно ныл, а в голове крутилась одна-единственная мысль – слова капитана Рамзи: «Слышали о дамочке по имени Кассандра?»

Глава 7

Неясное будущее

Лаллиброх, Шотландия

Сентябрь, 1980 г.

Не на всех письмах стояла дата, только на некоторых. Бри осторожно перебрала с полдюжины верхних посланий и, чувствуя, что у нее перехватывает дух, как на американских горках, выбрала одно, с надписью на клапане: «2 марта, год 1777 от Рождества Христова».

– Думаю, это следующее. – Горло сжалось, стало трудно дышать. – Оно… такое тоненькое. Совсем короткое.

Так оно и было, письмо занимало не более полутора страниц, но Брианна сразу поняла почему: все письмо написал отец. При виде его угловатого решительного почерка у нее сжалось сердце.

– Мы никогда не позволим учителям заставлять Джемми писать правой рукой, – свирепо сказала она Роджеру. – Никогда!

– Хорошо, ты права, – ответил тот. Неожиданная вспышка его удивила и позабавила. – Или, если угодно, лева.

«2 марта 1777 года от Рождества Христова

Фрэзер Ридж, колония Северная Каролина.

Моя дорогая доченька!

Сейчас мы готовимся к отъезду в Шотландию. Не навсегда и даже не на сколько-нибудь продолжительный срок. Моя судьба – наши судьбы – теперь здесь, в Америке. И, честно говоря, я бы предпочел умереть от жал шершней, нежели подняться на борт очередного корабля, но я стараюсь не задумываться о грядущих тяготах. Есть два главных соображения, которые вынуждают меня принять это решение.

Ежели бы я не был наделен знаниями, которыми ты, твоя мать и Роджер Мак поделились со мной, то, скорее всего, как и преобладающее большинство людей в колониях, считал бы, что Континентальный конгресс не протянет и полгода, а армия Вашингтона и того меньше. Я говорил с человеком из Кросс-Крика, коего (с почетом) отправили в отставку из Континентальной армии из-за гнойной раны на руке, – раной, конечно, занималась твоя мать, а из-за его воплей меня позвали на помощь, чтобы я сел на него, – и он рассказал, что у Вашингтона не более нескольких тысяч солдат регулярных войск, у всех не хватает припасов, оружия и обмундирования и всем задолжали жалованье, которое они вряд ли получат. Большинство его людей – ополченцы, завербованные по краткосрочным контрактам на два-три месяца, но и те уже сбегают, чтобы вернуться домой к посевной.