Эхо времени
Шрифт:
«Крокодил!». Схватив одежду, отскочил от края воды. Почти сразу, с шумом рассекая воду, раскрыв пасть на берег стал быстро выползать крупный крокодил. Пришлось отбежать подальше от берега. Крокодил остановился на краю песчаного берега. Тяжелый взгляд из вертикальных прорезей неподвижных глаз уперся прямо мне в лицо. Все замерло. Стало понятно, что путь к воде здесь отрезан. Надо идти дальше.
Оделся. Неспеша, двинулся от реки к горам. Очень хотелось есть. Взобравшись на пригорок, осмотрелся. По краю крутого спуска к реке росло несколько полувысохших деревьев. Среди редкой блеклой резной листвы то тут, то там свисали высохшие длинные стручки.
Он немного знал толк и в плодах, и в травах. Женщины племени часто брали пацанов, когда ходили в горы за плодами, травами, семенами. От них он научился распознавать съедобные и ядовитые растения, шелушить метёлки трав, выковыривать коренья, ловить всяческую мелкую живность, всех этих жучков, паучков, саранчу и даже мышей, тушканчиков, сусликов. Он не знал, что это за стручки, но в памяти всплыло, как с пацанами они рвали что-то похожее, раскрывали их и ели терпкие, жесткие горошины, в изобилии высыпавшие из этих стручков. И сейчас, раскрыв один из них, высыпал на ладонь черные сморщенные семена. Однако попытка разгрызть сразу горсть семян закончилась ничем. Семена оказались невероятно жесткими. Пришлось прибегнуть к камню, чтобы размолотить эти неподатливые зерна. Растирание зерен оказалось трудным и долгим занятием. Размалывать сколь-нибудь большую горсть не получалось, так как большая часть семян предательски выдавливалась из-под камня целыми и невредимыми. Оставшиеся перетирались в тонкий слой коричневатой пыли, которую потом сметал в жидкие кучки, столь малые, что никакого чувства сытости не появлялось даже после размалывания значительного числа
Увы, как часто чувство радости и ощущение свободы словно будит в окружающей действительности отчаянное сопротивление, ответную негативную реакцию. И теперь. Не успело отзвучать ответное эхо от ближних скал, как раздался отчетливый, хотя и далекий львиный рык. Этот рык, как ушатом холодной воды обдал разгоряченное тело и враз заставил сжаться и замереть за деревом, откуда боязливо выглядывая, старался разглядеть среди высокой жухлой травы самого льва. Через некоторое время трава у берега зашевелилась, и среди ее стеблей показалось гибкое тело под цвет этой травы львицы. Кошка явно направлялась к песчаной отмели. Через мгновение она увидела все еще лежавшего на берегу крокодила. Села и слегка повернув в сторону голову, издала рык. Крокодил не шелохнулся, только широко раскрыл пасть. Через некоторое время из травы вынырнула еще одна львица, а за ней котенок. При виде крокодила львица с котенком остановились. Тогда первая львица неспеша, словно с ленцой приблизилась к пасти крокодила. Крокодил сделал выпад. Но еще за мгновенье до выпада кошка, словно по интуиции, слегка отпрянула назад и тут-же лапой стукнула по пасти крокодила. От неожиданности и силы удара пасть слегка сомкнулась, крокодил зло шлепнул хвостом по песку, но не сдвинулся с места. Кошка немного отошла назад, а затем с боку сделала выпад, вновь ударив крокодила по пасти, но уже ближе к глазам. Крокодилу такая тактика явно пришлась не по себе. Не закрывая пасть, он стал пятиться к воде, время от времени молотя хвостом. Отойдя к краю воды, крокодил замер, села и львица, словно в пренебрежении и равнодушии к крокодилу повернула голову ко второй львице. Последняя, вместе с детенышем, двинулась к воде. Крокодил своей открытой пастью сделал движенье в сторону новой львицы, но тут-же получил удар от первой по пасти. Больше крокодил не позволял себе вольностей, и настороженно с открытой пастью наблюдал за львицей. Напившись воды, вторая львица с детенышем подались обратно. Первая, сопроводив взглядом котенка, поднялась, зашла сбоку от крокодила и прыжком двумя или тремя ударами лап заставила крокодила захлопнуть пасть и ретироваться в реку. Разворот крокодила в сторону реки был столь стремителен, что кошка от последующего удара хвостом крокодила полностью увернуться не успела и была отброшена на приличное расстояние. Боль и поднявшаяся ярость бросили кошку на погружавшегося в воду крокодила. Но в воде силы были не равные, и холодная вода быстро отрезвила кошку. Она с шумом выпрыгнула на берег, развернулась, и принялась судорожно лакать воду. При этом даже издали было видно, как напряжено все тело, готовое к броску при появлении ненавистного обидчика. Напившись, зло и громко рыкнула в сторону реки, развернулась и ленивой трусцой скрылась в зарослях травы. Стало тихо. Внутреннее напряжение от близости смертельной опасности спало. Но интуиция подсказывала, что рано расслабляться. И точно. Среди тишины в отдалении с другого берега реки послышался нарастающий топот множества копыт. Через некоторое время на крутом противоположном берегу с шумом раздвигая кустарники, появился табун зебр. Зебры храбро скатывались вниз, в реку, и, преодолевая течение, стремились непременно выплыть на песчаную отмель. Большинству это удавалась, но последние, видимо более уставшие, с течением справлялись плохо, и их сносило в сторону от отмели. Одну из таких зебр отнесло достаточно далеко, и она пыталась выбраться на берег сквозь заросли тростника, но это получалось плохо. Внезапно она отчаянно забарахталась, силясь выдернуть заднюю ногу, словно попавшую в капкан. Эти отчаянные усилия в какой-то мере увенчались успехом, и на поверхности воды стала появляться пасть крокодила, намертво вцепившегося в ногу зебры. Остальной табун, уже выбравшейся на берег и с шумом пивший воду, внезапно вздрогнул, сбился в кучу, и круто развернувшись с нарастающим темпом понеся вдоль реки. За ним среди травы, словно сторожевые псы, огромными прыжками неслись три львицы. Одна из львиц на бегу заметив барахтающуюся в зарослях тростника зебру, остановилась и в несколько прыжков бросилась на нее, вцепившись в шею. Зебра рухнула в прибрежный тростник. Крокодил, опять потащил дергающуюся в конвульсиях зебру в реку. Но не тут-то было. Кошка, тоже намертво вцепившаяся в зебру, никак не хотела отдавать добычу. Спустя короткое время на помощь охотнице пришли и остальные львицы. Втроем, вцепившись в зебру, они стали тянуть ее на берег. Крокодил отчаянно молотил хвостом по воде тоже не отпуская добычу. Такое перетаскивание продолжалось недолго. Раздираемое тело зебры не выдержало, и крокодил с куском ноги в пасти ушел под воду. Остатки туши львицы вытащили на берег, подальше от воды. Началось пиршество. В тишине раздавалось только негромкое урчание и треск раздираемой плоти с редким хрустом ломаемых костей. Потянуло свежатенкой и кровью. С каким бы наслаждением присоединился бы он сейчас к этой трапезе. Но чувство страха и понимание, что стоит ему обозначить свое присутствие, как сразу-же разделит учесть зебры, приковывали к земле. Совершенно непонятно откуда и как вокруг пирующих львов стали появляться огромные птицы с голыми длинными шеями. Они садились близко к туше и как то бочком-бочком подбирались к ней стараясь ухватить кусок. Но тихий рык ближайшей львицы, недовольной нахальными визитерами, заставлял их отскакивать от туши. Но проходило мгновенье и все вновь повторялось. Наконец львицы насытились. Отодрав от полуобголоданной туши по большому куску мяса львицы одна за другой подались восвояси. Тут же тушу облепили стервятники.
Это было слишком. Схватив камень, ринулся к туше и он. Стервятники свое место под солнцем просто так уступать не хотели и при попытке отогнать их от туши поднимали крылья, вытягивали шеи и злобно клекотали. Только после того как камнем уложил одну из таких злобных тварей, остальные как то нехотя отлетели, немного уступив пространства у туши. Больше обращать внимания на стервятников времени не было.
«Кого еще сюда может привлечь запах свежеразделываемого мяса?»
И лихорадочно ища более-менее приемлемый кусок среди разорванной плоти, он быстро сообразил, что, только перевернув останки на другую сторону, можно будет найти что-то подходящее. Ухватившись за остаток задней ноги зебры, рывком перевернул тущу, вернее ее заднюю часть. Ляжка, вся вымазанная грязью, была нетронутой. Размахнувшись, попытался всадить камень в эту ляжку. Шкура оказалась достаточно прочной, и только острие камня немного вошло внутрь. Пришлось медленно, с большим трудом вспарывать шкуру, добираясь до мяса. Затем так же медленно вырезать большой кусок мяса, отделяя его от костей. Перепачканный кровью, взмокший от этой работы, он, только после того как отделил кусок от остальной туши, с удивлением осознал, что птицы плотно облепившее то, что оставалось от зебры, даже и не пытались как-то ему мешать. Напротив, ухватившись острыми кривыми клювами во вспоротую им шкуру и упираясь сильными когтистыми лапами, они достаточно умело и сноровисто продолжали раздирать шкуру. Птицы явно приняли его в свою компанию. Но размышлять по этому поводу было некогда, итак довольно много времени провозился, отделяя свою порцию мяса. Схватив кусок и котомку, ринулся к воде. Прежде всего, пока крокодил уплыл со своей добычей, надо набрать в бурдюк как можно больше воды. Мясо, которое мешалось в руках, опустил в воду. Вода в бурдюк, булькая, набиралась медленно. Кровь от куска мяса тем временем тоже медленно расходилась по воде, пока не достигла струи реки и подхваченная потоком потянулась мутным шлейфом вниз по течению. Аромат струи не оставался долго незамеченным. И вот уже по поверхности реки потянулись шлейфы от быстрого движения под поверхностью воды крупных тел, направлявшихся явно к тому месту, где он набирал воду. Пришлось, схватив бурдюк, кусок мяса, и на бегу подхватив котомку срочно ретироваться как можно дальше от воды. И вовремя. Только, только успев отбежать от воды на несколько метров как из реки, с шумом расплескивая воду, почти одновременно появились два крокодила. Дальше размышлять было некогда. Что было сил бросился прочь, стремясь быстрее покинуть песчаный берег и выбраться на траву, где крокодилам его уже было не достать. Это удалось. Хотя за спиной явно слышался приближающийся скрежущий под когтистыми лапами топот. На траве скорости убегающего и преследователей были столь разительны, что крокодилы прекратили преследование и остановились. Но ненадолго. Их внимание привлекла суетливая возня птиц, да и запах свежего мяса. Приоткрыв пасти, они разом двинулись к остаткам тущи. Птицы держались стойко. Лишь, когда до пасти крокодилов оставалось всего ничего, они как то бочком-бочком отлетали в сторону.
Что было дальше, он уже не видел. Да и не интересовало его это вовсе. Нужно было привести себя в порядок и разобраться со своей добычей.
Выбравшись на пригорок, собрав все силы, помчался к видневшейся недалеко горушке с жидкими кустарниками на ее пологих скатах. Полубегу очень сильно мешала жухлая высокая трава, больно саднящая голые ноги. Но сознание, что в этой высокой траве могут обретаться и недавно виденные львы, мощно подстегивало тело. К счастью, все обошлось. Еще задолго до захода солнца он достиг желанной цели и взобрался по пологому склону горушки на ее вершину. С нее открылся захватывающий вид цепи каменистых гор и скал, покрытых зеленными пятнами трав и кустарников. Подсвеченные лучами вечернего солнца скалы манили возможной прохладой в сгущающихся тенях ущелий и провалов, возможностью надежного укрытия и защиты. Забыв об усталости, он ринулся туда. И действительно, совсем немного взобравшись по крутому склону скал, достаточно быстро обнаружил вполне приличную неглубокую пещерку, которая могла бы послужить хорошим и относительно безопасным ночным пристанищем. От усталости и осознания достижения цели, бросив котомку, с наслаждением растянулся на довольно неровном дне пещеры. Несмотря на сгущающуюся тень ощущения прохлады не было. Видимо пещера весь день достаточно сильно прожаривалась солнцем и поэтому камни и стены пещеры, остывая, продолжали излучать накопленное за день тепло. Это тепло и заставило довольно быстро вспомнить о мясе в котомке. «Эдак недолго ему и протухнуть» – мелькнуло в сознании. Вытащив свой каменный нож и добычу, нашел глазами более-менее подходящий камень и стал на нем разделывать мясо, стараясь нарезать как можно более тонкие ломтики. Эти ломтики выносил наружу, на горячие от солнца камни и растягивал мясо по их поверхности. Солнце стремилось к горизонту. Надо было спешить. Но мясо поддавалось с трудом. Импровизированное каменное орудие труда то и дело соскальзывало и скребло по поверхности каменного разделочного стола. В один из таких моментов, когда от досады на медленную работу особенно сильно полосонул по камню, в полутьме пещеры вспыхнули яркие искорки и в воздухе сразу запахло горелым. От неожиданности даже опешил. Затем со всего размаха еще раз полосонул по камню. И там, где по камню шла белесая жила, выскочил целый сноп ярких искр. С тревожной радостной надеждой он выскочил из пещеры и стал лихорадочно искать и собирать пучки сухой травы, веток и всего того, что, по его мнению, могло хорошо гореть. Собрав все в кучку и оттерев досуха камень, стал высекать искры, поднося к ним пучок сухого мха и травы. К великой радости вскоре от пучка потянуло дымком, и после интенсивного раздувания вспыхнул огонек.
Второй раз за этот день его обуяла непомерная гордость и чувство собственного могущества. От распиравшей радости из груди вырвался восторженный вопль, эхом отразившийся от ближайших скал. Его уже нисколько не беспокоило то, что по этому громкому воплю его могут обнаружить в этом жалком убежище. Ну и пусть! Пусть сюда явиться хоть стая этих свирепых и голодных львов. Пусть! У него есть теперь и оружие и огонь, и все они попятиться от его грозного вида. Но радость была недолгой. Вид быстро прогоравшей кучки костерка сменился тревожной заботой как в этой темноте среди скал и скудной растительности найти веток и всего, что могло гореть и поддерживать это зыбкое пламя. Поиски были и трудными и долгими. Но, тем не менее, где-то к середине ночи ему удалось-таки собрать более-менее приличную кучу сушняка. Теперь можно было заняться и мясом, большая часть которого еще днем была разложена по камням вокруг пещерки. И опять начались мучительные поиски, и хотя в дело пошли горящие пучки сухих веток, все равно удалось найти едва ли половину из разложенных для вяления кусков. Остаток ночи провел в жарке над костерком всего, что имелось и нашлось. К тому же возбуждающий запах свежеобжариваемого мяса, пропитанного запахом дыма, пробудил такой аппетит, что изрядная часть обжариваемых, но еще сырых кусков оказалась в желудке. Сытость, усталость и чувство самоудовлетворения быстро сделали свое дело. Даже не заметил, как уснул.
Проснулся от того, что в глаза ярко светило солнце и изрядно припекало.
Уснул, по-видимому, еще сидя и уже во сне сполз в расщелину пещерки. От неудобной позы ощутил боль в спине и онемевшую руку. Не без труда выполз из расщелины, удивляясь тому, как в таком положении вообще можно было спать. Вторая мысль молнией пронеслась в голове – «котомка!». Но туже отлегло. Котомка, тугим бугром, лежала возле ног. Рядом лежал каменный нож. Костер потух, но, по-видимому, недавно, так как слабый дымок все еще шел из-под непрогоревших веток. Стало спокойно на душе и радостно. Начинался новый день. И он вступал в него отдохнувшим, сильным, уверенным и сытым. Есть после ночной и обельной трапезы не хотелось. Вскочил на ноги, подхватил котомку, нож и вышел наружу. Солнце поднялось довольно высоко, и в сиянии дня открывался удивительно волшебный вид на не очень далекие горы, все еще подернутые утренней дымкой, с темно-зеленой опушкой по их скатам и темными пятнами расщелин. Там за этими горами были его родня, его шатры. Там должны были ждать его отец, мать, братья, сестры и вообще все те, кто жил с ним бок о бок в его большом стане.
Шлось легко. К полудню достиг подножий высоких гор. Горы встретили густыми зарослями кустарника и редкими деревьями. Заросли внушали опасение и тревогу. Хотя на всем пути к горам не встретилось ни одной крупной твари. Но, то пожухлая степь с редкими деревьями. А тут почти непролазные заросли. Решил поискать более подходящее место. Идти пришлось долго. Зато набрел на пересохшее русло горной речушки, сплошь состоящее из мелких и крупных камней. Идти по ним было трудно и медленно. Но зато относительно безопасно. К тому же русло, петляя по ущелью, достаточно полого поднималось в гору. Вскоре кустарники отступили от русла, и за очередным поворотом открылась покатая долина с редкими деревьями среди высокой зеленой травы. Долина упиралась в казавшуюся относительно невысокой гору, так что появлялась надежда одолеть ее и перейти на ту сторону хребта.
Увы. Действительность почти всегда хуже ожиданий. Казавшийся издали склон оказался на деле крутым и скалистым, сильно изрезанным глубокими и узкими складками, с редко торчащей скудной растительностью. По такому склону лезть вверх пришлось долго. К тому же там, на высоте, горячий и едва ощутимый ветерок низины превратился в сильный и холодный ветер, так что, несмотря на напряженную работу, становилось зябко. Но вершина была близка, и это придавало силы.
Каково же было разочарование, когда ухватившись за очередной выступ, он рывком приподнялся над карнизом, надеясь увидеть площадку, на которой можно было бы передохнуть, а вместо этого прямо за карнизом гора обрывалась почти вертикально вниз в жуткую бездну, подернутую дымкой. Обрыв острым уступом уходил в обе стороны к соседним горам. Потрясенный увиденным, некоторое время лежал на пологой стороне, ухватившись за каменистые выступы края обрыва. Пока отдыхало тело, мысль лихорадочно искала выхода из ситуации. Ползти вниз – это почти наверняка сорваться. Долго пребывать в полувисячем положении тоже невозможно. Остается попытаться вдоль обрыва пробраться к склону одной из соседних гор. Несмотря на кажущуюся сложность ползти, цепляясь за острые выступы, оказалось совсем нетрудным делом, если бы не сильный холодный ветер от которого коченели и руки и тело. Но и тут повезло. За изгибом горы ветра почти не было. Это придало сил и уверенности. К тому же надо было спешить. Солнце явно клонилось к горизонту, и темноватая глубина закрайной бездны, в которую он время от времени заглядывал по мере продвижения, быстро наполнялась чернотой.
Обрыв как то резко закончился. До склона соседней горы было еще далеко, а из бездны словно вынырнул противоположный крутой скат, который с каждым продвижением становился положе и положе. Да и закраина потеряла остроту и перешла в отдельные выступы. Вскоре можно было подняться и спокойнее перейти на ту сторону горы, спускаясь наискосок вниз по ее пологому склону. Спуск шел быстро. Вскоре начали появляться из сгущающейся полутьмы чахлые кустики. Пожалуй этого было достаточно, для того чтобы насобирать на костерок и поискать место для ночлега. Что и сделал. Да и место для костра и ночлега нашлось за уступом скалы с достаточно ровной площадкой. Вот только пучки травы никак не хотели зажигаться от хилых высекаемых искр. И пришлось сильно пожалеть, что не захватил с собой пучки сухого мха. Но отчаянные усилия и бешеное желание, во что бы то ни стало развести костер, помогли делу. В конце – концов, темноту ночи осветил слабый лепесток огня. Сохранить его и раздуть пламя костра уже не представляло труда.