Эхо времени
Шрифт:
Такие праздники повторялись долго. Но однажды в стане появился Высокий.
Его рост, весь вид и одеяние были столь необычны, что буквально весь стан вылез из шатров и шалашей, в немом изумлении, с восхищением и страхом взирая, как пришелец степенно и мерно вышагивает прямо к шатру Хозяина. Хозяин стоял перед входом шатра неподвижно, напряженно. Настолько напряженно, что без труда можно было по его виду понять, какого усилия ему стоило презреть страх и сохранить достоинство при виде приближающейся громады нежданного гостя. На почтительном расстоянии от него сзади собралась густая толпа полуголых пацанов. И воцарившуюся напряженную тишину прерывают время от времени детские голоса из-за спины Высокого. Подходя к шатру, он остановился на приличном расстоянии от Хозяина и поднял руку. Жест был столь выразительный, что мало кто не понял в этом жесте добрых намерений гостя. Хозяин в ответ тоже поднял руку ладонью вверх и затем, отступив на шаг, слегка поклонившись, жестом этой же руки пригласил гостя войти в шатер. Высокий приглашение принял, но подойдя ближе к Хозяину на странном
Напрасно Хозяин знаками призывал толпу утихнуть, прильнув ухом к шалашу. Судя по напряженному выражению его лица, ему мало чего удавалось услышать, а еще меньше понять. Наконец полог откинулся и показался Чужак. Тут же он обратился к Хозяину, сказав, чтобы тот распорядился покормить гостя, а также сегодня же собрать им двоим еды на несколько дней пути. Отправляются они в путь сразу же, как только гость поест и отдохнет.
Лицо Хозяина приняло деловой вид. Он тут же жестом подозвал своих слуг и передал им приказание Чужака. В стане воцарилась деловая суета. Запахло жареным мясом, травами. И через некоторое время к шатру потянулись женщины племени с блюдами мяса, зелени, снеди и кувшинами.
Вначале Хозяин выхватывал подношения и с подобострастным видом нес их в шатер. После двух-трех ходок его рвение поубавилось, и он стал отправлять в шатер с подношениями слуг. Но трапеза длилась недолго. Очередной слуга, отправленный в шатер, быстро вернулся, неся обратно кувшин в одной руке и в другой миску со снедью. Хозяин смекнул, что Гость насытился, и велел все остальные подношения складывать на циновку у шатра.
К тому моменту, когда Чужак вновь появился у шатра, горка из подношений выросла приличная. Чужак появился в полном походном виде с перевязью через плечо, с неизменным бурдючком и длинным ножом в плетеных ножнах, притороченных к узкому кожаному поясу. Появился не один. Чуть поодаль, сзади шла жена. На руках сидела прелестная девочка, и рядом семенил, цепляясь за подол матери, голый курчавый смуглый мальчишка. Жена шла молча. Только слегка влажные глаза и напряженно-отчаянное выражение ее лица, выдавали то душевное волнение, которое вызвало внезапное известие от мужа, что он уходит вместе с Высоким надолго, если не навсегда.
Словно по сигналу, как только Чужак приблизился к шатру, откинулся полог шатра и чуть ли не на карачках выполз Высокий. Не без удовольствия распрямившись во весь свой гигантский рост, критически осмотрел одеяние Чужака, беглым, равнодушным взглядом окинул жену и детей, внимательно осмотрел подношения, сложенные сбоку шатра и, повернувшись к Хозяину, почти не раскрывая рта, странным чирикающим слогом сказал, что признателен за хороший прием, но пора прощаться и пусть все подношения несут вслед за ними. Хозяин, сияя от почтительного к нему отношения, тут же знаком подозвал слуг и распорядился во всем выполнять волю и приказания Высокого и Чужака. Процессия двинулась в путь, Впереди широким размашистым шагом шел Высокий, за ним полубегом семенил Чужак, замыкали колонну четыре раба с ношами за спиной и на головах. Процессия двигалась к реке, которая виднелась вдали, и через некоторое время скрылась за прибрежными кустами. Почти все люди стана, с интересом наблюдавшие за процессией стали расходится. На окраине остались самые любопытные. И их терпение было вознаграждено необычным видом ладьи, вынырнувшей из зарослей кустарника на гладь реки. Собственно говоря, даже не вид ладьи, хотя никто из них отродясь не видал столь большой и необычной ладьи, а то, как быстро она скользила по водной глади. И совершенно было не понятно, что же ее двигало. Ни весел, ни шестов не было видно. Но она плыла, и плыла быстро, так что вскоре появившиеся на возгласы удивления зеваки, уже практически не могли ничего путного разглядеть, кроме быстро удалявшейся в сторону озера точки на водной глади реки. Впечатления от увиденного, дополненные совершенно невероятными рассказами рабов, вернувшихся от реки, настолько взбудоражили всех, что еще долго это событие было основным предметом разговоров. При этом событие обросло такими деталями и невероятными подробностями, что ими делились много – много времени, передавая слухи от стана к стану. И чем шире распространялись слухи, тем больше гордости самоуважения укреплялось в людях стана. Но больше всего посещением Высокого гордился Хозяин. Он наставительно и высокопарно объяснял и поданным, и всем остальным, что Высокий был высшим существом, небожителем, спустившимся на землю, облагодетельствовавшим Хозяина и забравшим на небо Чужака за его ум и знания. И им был введен на дату события и узаконен на многие времена ритуал жертвоприношения и подношения мелкого скота. И Хозяин стал не просто самым богатым и влиятельным в стане, а отныне он стал великим Жрецом, стоящим между подданными и высшим существом.
Но не все сразу восприняли Хозяина в новом качестве. И больше всех воспротивилась такому превращению Мать. Она открыто саботировала все начинания и мероприятия Хозяина в попытках самоутвердиться в новом качестве и не только сама, но активно привлекала на свою сторону соплеменников, которые ее свято чтили и внимали всем ее словам. А таких было немало. Однако Хозяин оказался хитрее и изворотливей. Почувствовав, что его новое амплуа сходит на нет, он стал в своих проповедях не хаять и унижать Мать, а наоборот превозносить и обожествлять ее, вводя в свои ритуалы ее чуть ли не как равную самому божеству, облагодетельствовавшего Хозяина. Мать была сражена таким подходом. И прошло совсем немного времени, когда ее сопротивление сошло на нет, и она стала живым артефактом в его проповедях и священодействиях.
Влияние новоиспеченного Жреца росло медленно, но верно, и не только в стане, но и далеко за его пределами. Ритуалы жертвоприношения, да и другие праздники становились все более массовыми все более зрелищными, но и все более обременительными для самого Жреца. Потребовались помощники, и в немалом числе. Да и большой шатер Хозяина становился мал и тесен. И со временем на окраине стана уже возвышалось много строений и шатров исключительно для священников и для совершения обрядов.
Возможно, эти строения со временем и превратился бы во что-то более монументальное, но условия жизни становились все более трудными и суровыми.
Неведомо как, по какому наитию, но Мать накануне тех памятных дней, стала настойчиво, истерично призывать соплеменников немедленно покинуть берега озера и идти вверх, в горы. Кто-то со страхом вслушивался в ее пророчества о грядущих бедах, которое принесет вскоре озеро, другие пожимали плечами, отказываясь верить в эти угрозы и сниматься с обжитых и насиженных мест. Но когда в полночь стан был взбудоражен истеричными воплями Матери, указывавшей на странное сияние неба над цепью далеких полночных гор, Хозяину стало не по себе, и он со свойственной ему решительностью распорядился всем сворачивать шатры, собирать скарб, сгонять скот, забирать все, что только можно забрать и немедленно идти в горы. Более того, несмотря на ночь, он распорядился послать гонцов к соседям, чтобы они тоже внемли опасности и шли в горы.
Зрелище зловещего сияния, подкрепленное властными приказами Хозяина, возымело действие. Ночную тишину разорвала суматоха сборов, крики людей, рев и блеяние перепуганного скота. К рассвету огромная разношерстная возбужденная толпа мужчин, женщин, плачущих детей, со скарбом, тюками, кувшинами на носилках, повозках, просто на спинах, вперемешку с ревущим скотом в пыли и вони тянулась вверх вдоль реки к горам. К вечеру достигли того места, которое указала Мать. Там и стали обустраиваться на ночь с огромной надеждой, что весь этот переполох, поднятый Матью и Хозяином, окажется сущим бредом. Но ночь не выдалась спокойной. Еще с вечера затягивавшееся низкими тяжелыми тучами небо, разразилось такой грозой, таким ливнем, что казалось, что это не небо, а само озеро обрушилось им на головы. В довершение, спокойная река, вздыбилась, ревела, несла на себя черные огромные силуэты вывороченных деревьев, еще чего-то темного и ужасного. Ливень продолжался и днем. Лишь к утру следующего дня ливень несколько стих и в забрезжившем рассвете начинающего дня стало видно, как совсем недалеко от стоянки широкой свинцовой гладью раскинуло воды безбрежное озеро. Такого потопа никто из людей племени отродясь не видал. Этот вид бесконечной воды вселял такой ужас, что люди инстинктивно стали сбивать в кучу, к тому месту, где гордо и невозмутимо стояла Мать. Ее невозмутимость вселяла робкую надежду, что сия разбушевавшаяся стихия не поглотит и их.
Надежды оправдались. Ливень стих. Края озера, в который широким, бурным и грязным потоком вливалась река, не приближались. Люди, измученные усталостью, промокшие и продрогшие, стали разбредаться по широкому пологому откосу реки. Многие подались в ближайший лес, откуда самые прыткие тащили ветки, палки, сучья, короче все, что могло послужить основой строительства хоть какой-нибудь крыши над головой и будущих кострищ. Жизнь брала свое. Быт, хоть и убогий, быстро налаживался, так что вскоре уже мало что напоминало о великом переселении.
После потопа установилась жара. На небе на много дней не было ни облачка. Пропитанная влагой земля после потопа покрылась поначалу пышной растительностью, но жара и отсутствие дождей быстро превратили долину реки в желто-коричневую саванну. Река, еще недавно бешено катившая свои воды в озеро, буквально на глазах превращалась в тихую и безобидную, но все еще широкую речку, с широкими завалами валежника вдоль берегов, густыми пятнами повисших на прибрежных зарослях кустарников и ветвях уцелевших деревьев, валами полусгнивших водорослей, травы и другого мусора. Озеро, почти вплотную подступившее к стоянке, держалось в своих границах достаточно долго, неся со своих необъятных просторов ночную прохладу и свежесть. Но и оно под натиском многодневной жары стало отступать, оставляя на берегу плотную полосу гниющего мусора. В этой гниющей массе размножилось невероятное количество насекомых, которые еще хуже, чем запах гнили, отравляли быт. Но зато обилие насекомых привлекло массу птиц, живности и рыбы. С ловлей рыбы поначалу были большие проблемы. Все лодки, плотики, которые рыбаки использовали раньше при ловле, сгинули при потопе. Строить новые лодки было невероятно трудно не только из-за плохого доступа к открытой воде, да и просто голыми руками соорудить сколь-нибудь приличное плавучее средство было тяжело. Но потом, отступавшее озеро стало оставлять большие мелководные лагуны и озерца, в которых было много рыбы. Это изобилие еще больше привлекло птиц, в том числе и весьма крупных, и совсем нежеланных крокодилов. Да и других диких животных, как равно и хищников весьма прибавилось. Последние больше всего досаждали пастухам, и настолько, что даже, несмотря на обилие корма вокруг стана, они предпочитали гнать скот далеко в горы.