Эхо вторжения
Шрифт:
— А у меня вопрос? — Владимир, как в школе поднял правую руку, — Почему мы с тобой, долгое время шлялись по городу только в химкомбинезонах и противогазах, и до сих пор дышим, да и не расплываемся в слизь, слава богу, конечно!
— Мы с тобою, даже сначала ты один, и лишь потом мы вместе, высунулись на улицу уже после того, как это воздействие закончилось, и мы оказались вне внимания наших «милых гостей», то есть наступил четвертый этап — формирование купола в том жестком виде, который мы имеем сейчас. Кстати, допускаю, что сейчас на улицах можно находиться даже и без химзащиты. Лично я также думаю, что купол существовал с самого начала, но на ранних этапах он был полупроницаем и прозрачен, и лишь после того, как улицы опустели полностью — его сделали полностью непроницаемым, ни для солнечного света, ни, возможно, для находящейся за куполом, внешней атмосферы. Да, да! Возможно, нам
— Но зачем им нужна темнота? — Спросила Марина.
— Возможно, она для них или естественна, или просто не мешает осуществлять все, что им потребуется, в то время как нам, землянам, без освещения жить весьма затруднительно, причем при наличии именно такой, глубокой тьмы. И, наконец, подходим к сути всех явлений — это, безусловно, вторжение. Но вторжение своеобразное. Во-первых — события развивались стремительно, хотя еще и не закончились — всего двое-трое суток; во-вторых — все действия пришельцев носят методичный, постепенно углубляющийся по своей силе, характер — как только замечается, что предыдущий шаг не принес полного успеха, следует следующий шаг — основная цель — уничтожение людей. В то же время, особенной изобретательности, если хорошенько подумать, не наблюдается. Похоже на дежурный набор мер и методов.
И в третьих — опять же, по моему глубокому убеждению, именно эта методич-ность, лишенная фантазии, меры воздействия, применяющиеся, я бы сказал, с некоторой задержкой в реагировании, говорит о том, что вторжение осуществляют не разумные существа, а киберы, компьютеры, машины, если их так можно на-звать! — Закончил Николай свою, довольно долгую для обычного времени, речь, рожденную после долгих раздумий. — Уф! Кажется, все сказал! Теперь прошу подумать о том, что я упустил. А высказываться будете потом, когда я высплюсь! — С шутливым поклоном он обратился к Марине. — Не позволите ли мне занять одну из трех коек в соседнем помещении, хотя бы часика на три? — После горячего душа, плотной закуски и, особенно, длинной речи, подобных которой Николай никогда не произносил, он чувствовал такую слабость, что казалось, не приложи сейчас же голову к подушке, то отключится даже стоя. — А уж потом будем думать, что же нам конкретно делать!
Сон сморил Николая в то же мгновение, лишь только он накрылся одеялом. Сон без сновидений. Сколько длился этот здоровый сон, Николай определить не мог, но вот плавный переход его в сновидение, он ощутил явственно. Он был весьма реалистичным, хотя Николай прекрасно понимал, что это именно сон. Он шел по улице, и ноги его не чувствовали земли, не слышно было и звука шагов. Глаза с трудом различали в серой непроглядной мгле, заполнявшей улицу, очертания зданий по обеим сторонам улицы. Эта туманная мгла не была такой плотной, как уже ставшей привычной чернота. Сквозь нее хоть что-то можно было увидеть. Постепенно Николай начал узнавать местность. Он медленно продвигался по улице имени одного из пролетарских писателей, пересекавшей площадь имени пролетарского вождя. Николай направлялся именно в сторону площади. Чувство опасности заставляло его продвигаться осторожно, держась правой стороны и почти прижимаясь к стенам зданий. Ноги, как часто бывает во сне, заплетались, и он с трудом поднимал их, чтобы перешагивать низкие чугунные изгороди, обрамляющие чахлые цветники с редким невысоким кустарником. На нем был уже порядком, надоевший комбинезон и противогаз, но неприятных ощущений, как если бы это было на самом деле, Николай не испытывал. На плече ощущался невесомый автомат с подствольным гранатометом.
Мучительно медленно Николай приближался к площади. В голове приглушенно слышался мерный звук метронома, как бы указывая на то, что времени у него нет — счет идет на секунды. Оставались секунды… до чего? Во сне он никак не мог этого понять. Мысли текли медленно и тягуче. Звук метронома плыл, воспринимаясь растянуто, словно замедленное эхо. Психика ощущала гнетущее давление. Николай чувствовал, что должен сделать что-то очень важное, но что именно никак не мог вспомнить. Прижимаясь к стене здания, в котором он узнал аптеку, с большими, темными сейчас витринными окнами, Николай с мучительными усилиями поднимал ноги, к которым словно были привешены свинцовые гири. Остерегаясь неизвестной опасности, он, наконец, выглянул на площадь. Здесь
Прямо под аппаратом, непосредственно над асфальтом площади сияли желтоватым светом и вибрировали два вертикально расположенных веретенообразных сгустка, по всей видимости, вращающихся вокруг своей оси. Вокруг «тарелки», располагаясь концентрическими кругами, на земле стояли десятка два уже знакомых Николаю, «черепах». Сейчас огни на них были погашены, и, несмотря на необычность дизайна, зловещими не выглядели. В непосредственной близости от веретенообразных сгустков стоял еще один аппарат, похожий на одну из «черепах», но размером раза в три больше. Прозрачный сейчас сферический купол ее был открыт, откинут, словно забрало шлема, и внутри виднелись сидения, вполне человеческих очертаний. Расположены были они странным порядком — спинками к центру, а «лицом» наружу, словно обеспечивая круговой обзор для экипажа из трех «человек», су-ществ, или как еще их можно было назвать. Судя по форме кресел, обликом они слишком от людей не должны бы отличаться.
Звук метронома в голове становился все оглушительнее, ноги, словно сами, понесли Николая вперед, почти не касаясь земли. Полет во сне, как это иногда бывало в детстве. Тело Николая, без какого-либо его участия устремилось к одному из веретенообразных сгустков, и со всего размаху окунулось в него. Последовала ослепительная вспышка, перед глазами засверкали «зайчики» и Николай оказался в какой-то кольцевой трубе, из неизвестного на первый взгляд материала. Под ногами матово светился янтарным светом рифленый трап, устилающий пол, тропинкой поворачивающий за ближайший «угол», если только можно назвать углом изогнутость трубообразного коридора. Тело Николая остановилось. Он попытался сделать шаг вперед — ноги не послушались. Одновременно ему почему-то не стало хватать воздуха, попытки вдохнуть ни к чему не приводили, словно на Николая напал приступ астмы, болезни, которой он никогда не страдал. От сильных спазмов дыхания он повалился на пол, задыхаясь…. И вдруг все исчезло. С диким криком Николай встрепенулся и обнаружил, что он находится на узкой кровати в бункере. Он был весь покрыт холодным потом — реакцией организма на приснившийся ему сон ужасов. В приоткрывшуюся дверь на Николая смотрели Владимир и Марина.
— Ты чего орешь, чертяка? С тобой все в порядке? — С тревогой в голосе спросил Владимир.
— Все, все!.. Уже все нормально! Похоже, я уже выспался. Одежда, я смотрю, уже высохла? — Спросил Николай, увидев Володьку, одетого в привычную для него милицейскую форму, а не закутанного простыней.
— Да, конечно! — Ответил он. — Что тебя так напугало?
— Потом расскажу! Ты сам-то поспал хоть немного?
— Конечно! Это ты у нас соня! Мне двух часов хватило, а ты уже третий давишь!
— Ладно, Вовик, не гуди! Сейчас поднимусь. Маринке хотя бы догадался дать возможность отдохнуть?
— Мне пока не требуется! — Ответила за него Марина. У меня возможностей выспаться было больше. Так, что за меня не беспокойтесь. Вставайте, завтракать будем.
Они ушли, закрыв за собой дверь.
Облачившись в уже высохшую одежду, Николай вышел из комнаты отдыха. Владимир с Мариной сидели за столом и, рассматривая карту города, тихо перего-варивались. У Николая, все еще находящегося под впечатлением сна мелькнула интересная, несколько бредовая мысль о непосредственной связи сна с существующей реальностью, и эту мысль ему захотелось тут же проверить. Присаживаясь к столу, Николай достал из планшетки чистый лист бумаги и протянул его Владимиру.
— Вовик! Ты ведь когда-то неплохо рисовал! Ты единственный из нас был поблизости от площади и видел летающую тарелку своими глазами. Не мог бы ты, хотя бы схематично изобразить ее на бумаге?
— Давненько я не брал в руки карандашик! — Усмехаясь краешками губ, сказал Владимир и, почесывая временами свой затылок тем же карандашом, около пяти минут что-то усердно вырисовывал на листе бумаги. Затем, закончив свои труды, положил свой рисунок на центр стола и с некоторой гордостью произнес: «Полюбуйтесь!»