ЭХО. Предания, сказания, легенды, сказки
Шрифт:
Его грубое пенье спугнуло журавля, который, стоя на зеленой кочке на одной ноге, считал пальцы на другой. Испугался журавль, поднялся в небо, закричал и полетел на север, в Похъелу. Его крик пробудил жителей туманной Похъелы.
Очнувшись ото сна и не видя у берега мужей Калевалы и их ладьи, старуха Лоухи первым делом побежала проверять свои богатства. Побежала по хлевам — цела скотина до последнего теленка; проверила амбары — цел хлеб до последнего зерна; поспешила она к подземелью, где была запрятана Сампо, и тут зарыдала, заломила руки:
—
Задул ветер, загудела буря, поднялись волны, захлестнули ладью, утащили в пучину чудесное кантеле из щучьих костей.
Загрустил Вяйнямейнен, испугался Ильмаринен, дрогнул Леммикяйнен. Но старый певец говорит:
— Не годится горевать в море, плач не поможет в несчастье. Набивай, Леммикяйнен, запасные доски на борта! Выгребай, Ильмаринен, против волн!
Так буря и не смогла потопить ладью. Ветер возвратился на небо, волны улеглись.
Видит Лоухи, что ладья осталась цела-невредима, не мешкая снарядила в погоню военный корабль. Усадила на него сто воинов, вооруженных мечами, тысячу воинов с тугими луками, и корабль устремился в погоню за похитителями Сампо.
Вяйнямейнен сказал Леммикяйнену:
— Залезь на мачту, посмотри, что видно впереди, что видно позади.
Леммикяйнен влез на мачту.
— Впереди тихая вода, ясное небо, а позади — небо мутное, и нагоняет нас какое-то облако.
— Посмотри-ка получше: чует мое сердце, что это не облако, — говорит Вяйнямейнен.
— Теперь я вижу, что это не облако несется с севера, — отвечает Леммикяйнен, — это мчится на всех парусах военный корабль. Сто гребцов сидят на веслах, а в корабле тысяча воинов с мечами и луками, и Лоухи там же.
Налегли Ильмаринен и Леммикяйнен на весла, но корабль с каждым мгновеньем нагонял их.
Видит Вяйнямейнен, что приближается неминуемая беда, достал кошель с огнивом, вынул кремень, бросил через левое плечо в воду, приговаривая:
— Появись среди моря отмель из этого кремня, встань подводный утес, чтобы разбился о него корабль Похъелы.
В то же мгновенье среди моря возникла подводная скала. Корабль налетел на нее и разломился.
Схватила Лоухи шесть железных мотыг — они стали ей изогнутыми когтями. К плечам приложила правый и левый бока корабля — они стали крыльями. Руль стал хвостом.
Сто воинов она посадила на крылья, тысячу на хвост, распустила крылья и, ударив одним крылом по небу, другим по воде, полетела словно страшный чудовищный орел и настигла ладью.
Железными когтями ухватилась Лоухи за мачту, наклонила ладью, вот-вот опрокинет.
Взмолился Ильмаринен:
— О бог Укко, спаси нас от гибели!
Вяйнямейнен говорит:
— Лоухи, повелительница Похъелы, давай поделим дары Сампо.
— Не хочу я с тобой делиться, несчастный Вяйнямейнен! — злорадно ответила Лоухи и длинным когтем подцепила чудесную мельницу за крышку.
Тут веселый Леммикяйнен взмахнул мечом и ударил Лоухи по крылу.
Воины с крыльев посыпались в волны вместе со своими мечами и луками.
Тут старый Вяйнямейнен поднял тяжелый дубовый руль из воды и ударил по когтям страшной птицы. Обломились когти, остался только один коготь. Выронила Лоухи Сампо, упала чудесная мельница в море, разбилась на куски. Лоухи успела подхватить одну лишь крышку…
С ней и вернулась редкозубая старуха Лоухи в Похъелу.
Долго носило по волнам обломки чудесной мельницы Сампо. Наконец прибило их к берегу зеленой Калевалы.
Однажды вышел старый певец Вяйнямейнен на берег моря, увидел эти обломки, выловил из воды, закопал в землю, сказав при этом, чтобы отныне и до века прорастали они рожью, пригодной для хлеба, чтобы прорастали они ячменем, годным для варки пива.
И с тех пор на полях зеленой Калевалы растет ячмень, колосится рожь.
Кукушка
Вот что было.
Жила на земле бедная женщина. Было у нее четверо детей.
Не слушались дети матери. Бегали, играли на снегу с утра до вечера.
Вернутся к себе в чум — целые сугробы снега на пимах натащат, а мать — убирай.
Одежу промочат, а мать — суши.
Трудно было матери.
Вот один раз летом ловила мать рыбу на реке. Тяжело ей было, а дети ей не помогали. От жизни такой, от работы тяжелой заболела мать. Лежит она в чуме, детей зовет, просит:
— Детки, воды мне дайте. Пересохло у меня горло. Принесите мне водички.
Не один, не два раза просила мать. Не идут дети за водой.
Старший говорит:
— Я без пимов.
Другой говорит:
— Я без шапки.
Третий говорит:
— Я без одежи.
А четвертый и совсем не отвечает.
Сказала тогда мать:
— Близко от нас река, и без одежи можно за водой сходить. Пересохло у меня во рту. Пить хочу!
Засмеялись дети, из чума выбежали. Долго играли, в чум к матери не заглядывали.
Наконец захотелось старшему есть — заглянул в чум. Смотрит он, а мать посреди чума стоит. Стоит и м алицу [18] надевает.
И вдруг малица перьями покрылась.
Берет мать доску, на которой шкуры скоблят, и доска та хвостом птичьим становится.
18
Малица — верхняя одежда ненцев; ее шьют из оленьих шкур.