Екатерина Архарова. Здравствуй, любовь!

– Начну с самого начала, чтобы было понятно, кто такая Катя Архарова. Я коренная москвичка, росла в спальном микрорайоне Зюзино. Когда мне было семь лет, мама вышла замуж за Семена Гольденберга, которого считаю своим родным папой. Именно они с мамой вырастили меня в любви и заботе, поставили на ноги. С родным отцом Владимиром Копниным мама развелась, когда мне было четыре годика. Сейчас он настоятель прихода Свято-Троицкого храма в Ивановской области – игумен Серафим. Так сложилось, что мы общаемся редко. Фамилия Архарова

Папа Семен родом из Одессы, и в детстве я очень часто гостила в этом чудесном городе у бабушки с дедушкой. Аллочка, родная сестра Сенечки, всегда считала меня слишком худенькой, пыталась всячески откормить, и это ей удавалось. Фаршированная рыба, камбала, бычки, килечка, щучья икра, торт «Наполеон» – можно перечислять до бесконечности! Одесская кухня до сих пор остается одной из моих любимых. Мы ездили на море, чаще всего на пляж Аркадия, гуляли по Дерибасовской, осматривали местные достопримечательности, ходили по гостям… Бывали в доме у близких друзей родителей Валентины и Юры Халупских. Очень хлебосольные люди, впрочем, как и все одесситы. Среди артистической публики эта пара считалась местной достопримечательностью. У них часто собирались московские и ленинградские киношники. На Одесской студии тогда снимали много фильмов. Я обожала атмосферу, которая царила в их доме, где можно было встретить Никиту Михалкова, Александра Панкратова-Черного, Игоря Костолевского, Ларису Долину, Ирину Отиеву, Ларису Удовиченко, Михаила Жванецкого – всех не перечислить.

Со многими артистами папа дружил с юношеских лет, и они часто бывали у нас в Москве. Мы постоянно ходили на спектакли по их приглашению. Волшебный мир сцены и закулисья завораживал меня.

Я росла настоящей пацанкой – лазила по деревьям, набивала шишки и ссадины вместе с лучшей подружкой Мариной Бахтиаровой. Мой знак зодиака Овен относится к мощной стихии огня, его представители обладают харизмой первооткрывателей, инициативой и целеустремленностью. И в девять лет во мне проснулась коммерческая жилка. Мы с Маришкой обтрясали груши и яблоки с деревьев, а потом их продавали. Стояли две хорошо одетые, воспитанные девочки на улице с весами. По-моему, люди покупали фрукты из жалости, думая: «Наверное, в семье что-то случилось».

Тем же дуэтом мы во дворе разыгрывали целые представления: пели, танцевали, читали стихи, ставили этюды, тайком наряжаясь в мамины дорогие вещи. Со зрителей – соседских детей – брали входную плату: десять копеек с человека. В антракте каждому полагалось по яблоку и стакану воды. Хотелось, чтобы все походило на настоящий театр, куда продают билеты. Неудивительно, что однажды пришло решение стать актрисой.

Родители отговаривали: «Катюша, эта профессия зависимая, нестабильная – сегодня есть роли, завтра нет». Был конец восьмидесятых, фильмов снималось все меньше. Сами они ни к театру, ни к кино отношения не имеют. Мамулю зовут Ирина, она по образованию геммолог – специалист по драгоценным камням. Работала в столичном магазине «Изумруд». Родители часто ездили в соцстраны и брали меня с собой. Я с детских лет много путешествовала. Меня баловали, покупали импортные вещи, что вызывало зависть у одноклассниц. Помню, перед уроком физкультуры я переоделась в новый спортивный костюм розового цвета с иностранными надписями, а девчонки, увидев эту красоту, объявили мне бойкот. Вечером дома я плакала и просила маму не одевать меня ярко. Была еще ребенком и не понимала очевидного: если ты белая ворона, значит, в тебе есть индивидуальность.

Папа Семен с приятелем Андреем Федоровым в восьмидесятые открыли первый в Советском Союзе кооперативный ресторан, который назывался «Кропоткинская, 36». Там любили встречаться артисты, дипломаты, предприниматели, политики, иностранцы… Семья наша жила в достатке. Отец ездил на BMW – редкая по тем временам роскошь. У меня первой среди знакомых мальчишек и девчонок появился видеомагнитофон – чуть ли не весь район ходил к нам на «просмотры». Я была счастлива, что могу показывать друзьям фильмы, мультики и зарубежную эстраду. Двери дома буквально не закрывались. А моя мама, которая изумительно готовит, угощала ребят своими фирменными пирожками.

У нас очень гостеприимная и дружная семья. Такие отношения, как у родителей, – большая редкость. До женитьбы они были знакомы совсем недолго – всего через две недели после первой встречи папа сделал предложение. Своего человека чувствуешь сразу. Он мне рассказывал: «Едва увидев Иришу, я понял, что именно с этой женщиной хочу прожить всю жизнь». Спустя месяц они поженились. Уже тридцать пять лет вместе, а чувства не только не остыли, а наоборот, крепнут. И конечно, папа как настоящий мужчина сделал все, чтобы мы ни в чем не нуждались.

В начале 1989 года ему предложили открыть свой ресторанный бизнес в Италии. Мне было тогда тринадцать лет. Отправлялись из Москвы со всем скарбом, как в известном стихотворении: «Картина, корзина, картонка и маленькая собачонка». Только собачонка была большой. Уезжали с афганской борзой по кличке Канон и котом Тимой. В поезде взяли два соседних купе в СВ, в одном разместились я и мама, а в другом – папа с зоопарком.

И вот мы в Милане, а точнее в Сан-Донато-Миланезе. В ресторане оказалось два больших зала, его окружал огромный заросший парк, здание было заброшенным на протяжении многих лет. Предстояла огромная работа: перестроить все полностью, сделать стоянку для автомобилей, детскую площадку, проложить дорогу, найти поставщиков, хорошего повара, персонал, придумать рекламу и запуститься. Но папа никогда не боялся двигаться вперед, рисковать и, если надо, начинать с нуля.

Они с мамой хотели создать ресторан русской кухни, но потом поняли, что итальянцы крайне консервативны, в том числе и в кулинарных пристрастиях. На русское меню они из любопытства пришли бы раз-другой и больше не показались бы. Поэтому было принято решение сделать заведение местной кухни.

И вот ресторан преобразился. Залы были оформлены в стиле рустико, огромная территория утопала в цветах и фруктовых деревьях, для прогулок выложили узорчатые дорожки из камня, а главное – нашли повара Лино, мастера золотые руки. Вот такое заведение миланцам понравилось. И бизнес пошел. Хотя случались и казусы: то после очередного банкета вилки с ножами и солонками исчезли, причем со всех столов, то работники ресторана вместо скромного обеда устраивали себе пир – устрицы, спагетти с лобстером и морепродукты на гриле.

Жили мы в двухэтажной вилле рядом с рестораном. Меня отдали в классический итальянский лицей. Я страшно тосковала по московским друзьям. Ночами просыпалась – подушка мокрая от слез. Итальянского языка не знала, в Москве изучала французский. Хоть и говорят, что эти языки похожи, – не соглашусь, они абсолютно разные. В общем, осваивалась тяжело. Даже гулять первое время ходила со словарем. Понятно, что завязать дружбу с кем-либо было нелегко. Я же по своей натуре очень общительная, любознательная, одна не могу. К тому же переходный возраст – так нужны были друзья, а я очутилась фактически в изоляции.

В лицее мне поначалу пришлось очень сложно. Теперь я стала не всеобщей любимицей, а объектом насмешек. Конечно же, у меня был сильный акцент и я делала грамматические ошибки. Но только практика может усовершенствовать язык. Дети оказались жестокими, я закрылась. Лишь одна девочка по имени Адзурра Сколаро мне постоянно подсказывала: «Катюша, фразу надо построить по-другому». Очень ей благодарна за помощь в сложный период.

Но главной поддержкой оставались родители. В выходные мы втроем на машине путешествовали по Италии, открывая для себя новые места: Портофино, Санта-Маргерита, Флоренция, Пиза, Перуджа, Капри, Искья с термальными источниками и конечно же Венеция. Часто ездили в Монте-Карло – райский уголок. Когда подъезжали к Монако, даже солнце начинало сиять по-другому. В Милане если оно и светит, то будто через серую дымку.