Екатерина Фурцева. Любимый министр
Шрифт:
На даче Светлана показывала мне книги, картины, вазы, другие подарки, преподнесенные министру культуры. Запомнились портреты Екатерины Алексеевны, написанные художниками в разные годы. С особым трепетом я перекладывал сотни и сотни редкостных фотографий — свидетелей большого периода истории советского государства. Ведь Фурцева стала партийным функционером еще в начале войны, а пост министра культуры занимала целых четырнадцать лет.
«А здесь что-то из архива Вышинского… Если вам интересно, возьмите себе», — брезгливо бросила Светлана, протянув мне ветхую папку с какими-то бумагами, записями, газетными вырезками. (Замечу, что для меня, собирателя всякого бумажного старья, это стало неожиданным подарком-сюрпризом. Дома,
— Чья это дача? — поинтересовался я.
— Была мамина, позже мы ее достроили. Но сейчас я больше живу в Испании у дочери.
Самыми, пожалуй, ценными для меня были часы наших разговоров в номере санатория «Сосны», когда Светлана подробно рассказывала о своей жизни. Возможно, впервые кремлевская принцесса так откровенно делилась воспоминаниями с чужим человеком. О свадьбе с сыном члена Политбюро Фрола Козлова, на которой присутствовали Хрущев и Брежнев, о встречах за рубежом с мировыми знаменитостями. О смерти мамы. Хотя я чувствовал, воспоминания на эту тяжелую тему Светлане даются нелегко…
Светлана рассказывала мне обо всем в мельчайших деталях. Я чувствовал, что она ничего не хочет скрывать. Даже, как бы это страшно и странно ни звучало, возможную вину мужа Фурцевой Николая Фирюбина в ее смерти. Дипломат Фирюбин, ставший вторым мужем Фурцевой, стал заместителем министра иностранных дел явно не без протекции Екатерины Алексеевны. Светлана называла его «карьеристом, трусом и служакой» и очень сожалела, что мать не ушла от этого «страшного человека», хотя и подумывала об этом.
Во время моих встреч со Светланой она как-то заговорила о том, что в доме хранилась крамольная по тем временам книга Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ». Я страшно удивился:
— И мама видела эту книгу?!
— Да. — Светлана разъяснила, что мама, увидев «Архипелаг», не отобрала крамолу, хотя, конечно, понимала, что она наверняка попадет в руки однокурсников Светланы, а это уже серьезно…
Этот эпизод не остановил Екатерину Алексеевну в выговоре Ростроповичу, зачем он поселил у себя на даче автора скандальной книги. Музыкант только отшучивался: «Не всякий может похвастаться, что у него в дворниках лауреат Нобелевской премии».
Еще об Александре Исаевиче. Фурцева, доложив Политбюро ЦК КПСС о письме Солженицына съезду писателей в 1967 году, назвала его «умным и властным» человеком, способным оказать идеологически вредное воздействие на шатких и неустойчивых людей и просила применить к нему строгие меры вплоть до выдворения из страны. При этом добавляла, что отдельные представители художественной интеллигенции, полагая, что Солженицыну все сходит с рук, сами начинают утрачивать чувство ответственности за творчество и за свое общественное поведение.
О выходках, капризах и стяжательских инстинктах самой Светланы говорили по всей Москве. Говорили также, что это во многом и послужило причиной ухода из жизни Екатерины Алексеевны. Именно дочь настояла, чтобы при строительстве дачи в Барвихе использовали казенный паркет. По слухам, паркет из Большого театра. И мама исполнила прихоть ненаглядной дочурки. Паркет настелили. А на Фурцеву по доносу недоброжелателей из того же Политбюро «наехали» сначала товарищ Пельше (партгосконтроль), а затем Кириленко, взлетевший к тому времени на вершину власти и не любивший Фурцеву, и, наконец, сам Леонид Ильич.
25 октября 1974 года в ванной комнате цековской квартиры на улице Алексея Толстого Екатерину Алексеевну находят без признаков жизни. Инфаркт? Самоубийство? Или?.. Загадка до сих пор.
Екатерина Алексеевна Фурцева была любима многими. Она сделала немало добра отечественной культуре. Среди бумаг из архива, переданных мне Светланой, находится и реестр венков от различных организаций. Я посчитал: память Фурцевой почтили более двухсот самых высоких партийных и государственных учреждений и ведомств столицы. Как вспоминала Светлана, люди плакали навзрыд. Константин Симонов назвал Фурцеву светлой личностью.
Светлана рассказывала о том, какой красивой, умной, заботливой, талантливой была ее мать. Во всем — в своей партийной деятельности, будучи членом Политбюро ЦК, пребывая на посту министра культуры СССР, в проявлении своих чувств к дочери и внучке. Я уже сам понял, что характер Светланы далеко не сахар. И, возможно, своими капризами она регулярно портила матери настроение. Но все это было уже в прошлом. Теперь Светлана хотела одного — увековечить память о матери, видном деятеле времен Сталина, Хрущева и Брежнева в биографической книге. И я тоже загорелся этой книгой. Мне виделся настоящий роман о Великой Екатерине советской эпохи. Вот почему, с головой погрузившись в интереснейшую работу, я стал встречаться с людьми, близкими Екатерине Фурцевой, с теми, с кем она работала, дружила, кому помогала, и с теми, кто до сих пор вспоминает о ней с любовью и уважением. Десятки имен, телефоны, адреса. Но успел я, к сожалению, не много. Надиктованные Светланой пленки отдал на распечатку в машбюро одной газеты и, когда через полторы недели пришел за материалом, узнал, что Светлана его забрала. Судьба этих, несомненно любопытных текстов о Е.Фурцевой, мне неизвестна. Чуть позже я узнал, что Светлана снова уехала за границу. Больше мы с ней не виделись.
Дочь Екатерины Фурцевой Светлана умерла в Москве в октябре 2005 года.
«Лановой, держи министершу за ноги…»
Воспоминания народного артиста СССР Василия Ланового, поведанные мне и сохранившиеся в моем архиве
— Нам, актерам, не подобает оценивать государственных деятелей. При жизни их еще можно и должно оценивать, а после ухода вряд ли стоит. Тем более что все последующие министры культуры, которых я наблюдал, не явили собой светлого пятна.
Она, конечно, была державным министром. Именно державным. Может быть, предыдущая деятельность определила стиль ее работы, но это был действительно очень крупный человек, крупная личность. И культуру она вела державно. Она могла решить по тем временам колоссальные вопросы, не прибегая ни к чьей помощи. Ни с кем не согласовывая. Так было, когда она назначала художественным руководителем нашего театра Евгения Рубеновича Симонова, тогда молодого еще режиссера. И целый ряд таких вот основополагающих назначений с ее стороны делались легко и в то же время очень ответственно. То, что мы потом наблюдали многие годы, я имею в виду министерские уровни, лишено было этой державности. Большой государственности.
И наряду с этим Екатерина Алексеевна прежде всего чувствовала себя женщиной. И вела себя так, как ведут себя женщины в той или иной ситуации. Это замечательно, на мой взгляд. Обаятельно, прекрасно. Вспоминаю день похорон Рубена Николаевича Симонова. Гроб с его телом стоял в театре. Съехались многие деятели, члены правительства, актеры. На улице декабрь, мороз. Меня поставили дежурить, я должен был принимать самых почетных гостей.
Приехала и Екатерина Алексеевна. Она вошла в администраторскую комнату и что, вы думаете, стала делать? Искать зеркало! Как любая женщина. А зеркала все вынесены, их нет. Я смотрю, как она заволновалась, раздевшись, стала смотреть по сторонам, посмотрела на меня. Нужно сказать, что она ко мне всегда относилась нежно.