Екатерина I
Шрифт:
– Руби мне голову, руби!
Ответила:
– Думаешь, пожалею? Котёл дурости это – твоя башка.
Нева последние льды сгоняла – князь подал к дворцу барку – посудину грузовую, с толстыми бортами. Ступит ли матушка в этакое корыто? Отвыкла от походных передряг. Нет, не погнушалась. А парус-то рогожный. Может, заменить? Нет, не трогать!
Барка шла, раскачиваясь, раздвигая льды, матросы отталкивали их вёслами, баграми. Деревья Екатерингофского парка опушены юной зеленью, за ними, у самого устья – Галерный двор, место рождения лёгких, проворных судов, незаменимых на мелководье. Они – карлики – одолевали великанов, они, разгромив шведский отряд у мыса Гангут, навели страх на северную Европу.
Из пушек, из ружей салютовали галерщики,
– Приятная музыка.
Шагала в коротких моряцких сапожках по талой земле, опиралась на руку Александра. Туже стянула офицерский шарф, ветер был резок, трепал белое перо. Смуглый адмирал Змаевич [364] , частивший по-русски вперемежку с родным сербским, умолк –подруга Петра не нуждается в поводыре. Сама видит, что делают на стапелях, взгляда на киль, прорастающий шпангоутами, ей достаточно, чтобы понять, какое строится судно.
364
Змаевич Матвей Христофорович – адмирал, принят на русскую службу в 1710 г . Отличился в сражении при Гангуте. В 1721 г . заведовал строительством Галерной гавани.
Галеры, большие и малые, быстроходная шнява – посудина для разведки. Две мачты ставят на ней, приделывают бушприт, чтобы шире растянуть парус, подвозят вооружение – шестнадцать пушек примет на борт невеличка. Людской муравейник облепил стапеля, мастера в чёрных куртках, мужики в сермяге, сквозь прорехи светит голое тело. Пилы смачно въедаются в сосновую плоть, пахнет смолой пронзительно. Царица взяла топор у работного, потрогала лезвие, тяпнула по бревну. Пора поточить. А хватает ли инструмента? Онемел парень, вмешался Змаевич.
– Немецкого мало… Оскудица.
Где суда, готовые к спуску? Вот они, молим вас! Четыре галеры, только четыре, велми жалим [365] . Хмурится Екатерина, но чёрные глаза серба полны таким искренним сожалением, что вот-вот брызнут слёзы. Взметнулся жезл самодержицы. Канаты подрублены, новорождённые галеры, уже сдвинутые со стапелей на скаты, смазанные жиром, окроплённые по обычаю вином, скользят и вспарывают спокойную веду.
Все четыре – новоманерные, образца венецианского, – то есть скампавеи. На треть меньше старых, одномачтовые, нос с двумя пушками, вёсел восемнадцать пар, семь-восемь гребцов будет при каждом, налягут, гикнут, помчится кораблик… Такие же скампавеи, волоком перетащенные через мыс по приказу Петра, ударили в тыл шведам, решили исход Гангутской битвы. Повторения сей виктории хочет Екатерина. Небо мрачнеет, обдаёт сыростью, мелким незримым дождём. Столы на слежавшейся толще стружки качаются: самодержица весела, ярче румянец, неотступны глаза серба. Наливает ей сладкое, с берегов Адриатики, хвалит скампавеи – лепо, велми добро! [366] Потом в трюме барки настигает усталость. Александр развлекает, вспоминает военную бывальщину, балагурит. Возвращается отяжелевшая, с опухшими ногами, падает в постель замертво. Уймётся амазонка?
365
Очень сожалеем (серб.)
366
Очень хорошо! (серб.)
– С галерами, матушка, да за Кронштадтом мы как у Христа за пазухой, – втолковывает светлейший.
Для защиты потребны галеры. Вот и Остерман твердит ей – бросать вызов западным королям, не имея союзников, – безумие. Швеция для нас потеряна окончательно, простачок Юсси отозван, даже разговаривать не желают с нами. Весь Верховный тайный совет отвергает «морскую прогулку» – план наступления, герцог – и
15 мая разведрилось, потеплело резко. Екатерина «гуляла по Неве на яхте и весь невский флот гулял». Была на спуске галер. «Повседневная записка», отразившая совместные её хлопоты с князем, добавляет: «повелела на новую батарею в Кронштадте поставить 80 пушек, сняв с кораблей». Обезоруженные, они обречены летовать на якоре.
Стало быть – оборона.
Смирилась царица. Князь утешает – второй Гангут состоится, только не в дальних водах, а в ближних, на подступах к столице.
– Жди, матушка, пожалуют… Помяни моё слово! Отправил Георг эскадру, это как пить дать!
Тут и конец супостату.
19 мая царица приехала к светлейшему, «забавлялась в саду», в лабиринте, увитом молодой листвой, любовалась статуями, купленными в Италии. В зверинце изволила кормить через решётку шакалов, диких кошек, бычка горбатой породы – посылка персидская.
20 мая на Галерном дворе случился пожар, скоро потушенный. Ездила туда с князем. Весьма бранила российское небрежение.
21 мая оба гуляли на яхте.
В конце месяца оправдалось пророчество – прибыли депеши. Бестужев [367] , посол в Дании, из окна мог видеть – англичане, стоявшие в Копенгагене, снялись, двинулись на восток. Сила немалая – двадцать кораблей, не считая подмоги датской. Шкиперы купецких судов заметили сих гостей недалеко от Риги, дали знать губернатору Репнину.
367
Бестужев-Рюмин Алексей Петрович (1693 – 1766) – граф, русский резидент в Дании (1720), в 1731 г . – в Гамбурге, в 1734 г – снова в Дании. Стал генерал-фельдмаршалом, в 1740 – 1741 гг. – кабинет-министр.
Сыны Альбиона побывали на Балтике пять лет назад, хотели помешать Ништадтскому миру – не решились. Что теперь замыслили?
– Ты, мать моя, у себя дома. Позиция вернейшая… В родном-то доме и кочерга стреляет.
Смеётся царица. Умеет Александр ободрить, умеет как никто. Карманы набиты конфетами, сладкоежка лезет по-свойски.
– Поехали, матушка! Бонбоньерки нам припасли.
29 мая спущено одиннадцать галер, столько же заложено. Больше, больше их надо! Особенно скампавей… Легчайшие, осадка около аршина – им нет препятствий в заливе, а большим кораблям пришельцев – ловушка. Петербург неприступен, – успокаивает Александр, и царица в полной надежде. Образ жизни её неизменен – пированья, домашние и на яхте, на свадьбе у полковника гвардии, на корабле «Святая Екатерина», в форту Кроншлот, сотрясаемом салютами. Под звон бокалов – доклады военных.
– Ох, матушка, сопьюсь я с тобой!
Застолье – делам не помеха, так при царе водилось. В разгар плезиров ворвалось – англичане в Ревеле. Без выстрелов пришвартовались, рядом с купцами; матросы в городе, сидят в кабаках. Адмирал передал письмо от короля Георга.
Заботясь о безопасности своей и союзников, «о сохранении всеобщей тишины на севере, угрожаемой военными приготовлениями Вашего Величества, признали необходимым отправить сильный флот на Балтийское море с целью предупреждения смуты и препятствия флоту Вашего Величества выходить из гаваней». Впрочем, король желает царице «явить опыт своей склонности к миру».
Екатерина возмутилась, возмутились и члены Тайного совета, которые 31 мая обсудили письмо. Какова наглость! А пушек наших боятся, к Кронштадту не сунулись… Остерман составил ответ.
«Крайне удивлена, получив грамоту Вашего Величества не прежде появления Вашего флота…», «…отправление эскадры есть средство той злобы, которую некоторые Ваши министры против нас показывают». «Можете давать любые приказы, но мы не допустим себя воздерживать запрещением». Впрочем, несмотря на этот враждебный шаг, Россия готова поддерживать с Англией добрые отношения и свободную торговлю.