Екатерина Ивановна
Шрифт:
Алексей. Он и у тебя был на побегушках.
Георгий Дмитриевич(смеется). Да, да! В том-то и ужас, Алеша, в том-то и ужас, что он очень услужлив и даже мил — даже мил. Он всегда под рукою, и еще то приятно, что над ним всегда можно посмеяться, поострить… Впрочем, я, кажется, сейчас не могу говорить.
Алексей. Тебе нехорошо.
Георгий Дмитриевич. Одним словом, она была с ним на свидании, у него в номерах. Она говорит, что ходила затем, чтобы
Алексей. Почему же она сама не написала ему? — или не сказала тебе?
Георгий Дмитриевич. Да вот — почему? Потому, видишь ли, что она ему и писала и говорила, да он не верит.
Алексей. По физиономии можно было и у нас в доме дать.
Георгий Дмитриевич. Ты думаешь? Ну вот, а она пошла к нему для этого в номера и была там два часа… да, да, не удивляйся точности, два часа с минутами. Я был на улице.
Алексей. Анонимка?
Георгий Дмитриевич. Да. Коньяку нет?
Алексей. Я уже сказал тебе, что нет… Я бы не пошел.
Георгий Дмитриевич. Ты думаешь, я придал значение этому… визиту? Нет, ни малейшего, и поверь мне, Алеша, мне было смешно. Вот, думаю, посмешу ее. И все улыбался, все улыбался! (Смеется.) Ведь, ведь как хочешь, Алеша, шесть лет! Правда, в последний год я видел ее мало: я занятой человек, я общественный деятель, у меня шея трещит от работы!.. и не могу же я следить за каждым ее шагом ….
Алексей. Конечно.
Георгий Дмитриевич. У меня своего дела много! Знал, что все хорошо, и дети здоровы, и… ну, да что! И вечером, уже вечером, с явным намерением спрашиваю ее, улыбаюсь, — идиот! — и спрашиваю: отчего… отчего у тебя такие томные глаза, Катя? — Разве? — Все улыбаюсь: где ты была сегодня утром? И…
Алексей. Ну?
Георгий Дмитриевич. Солгала. Я ничего не стал говорить ей, но, Алеша, что со мной было в тот вечер! Ко мне приклеилась эта подлая улыбка, — ведь она была не без хитрости, Алеша! — и ничем не могу стереть ее! Лежу на диване и плачу, а сам у… у… улыбаюсь. (Отходит в угол, некоторое время стоит лицом к стене).
Алексей. Горя!
Георгий Дмитриевич(не оборачиваясь). Если бы… сегодня… ты не вырвал у меня револьвера… Молчи, молчи! Я сейчас.
Алексей. Горя! Я позвоню Коромыслову, пусть приедет.
Георгий Дмитриевич. Павлу? Позвони. Павлу позвони. Сегодня она тоже лгала в начале разговора… да и в конце тоже. Позвони Павлу, да еще… Нет, ничего, позвони и скажи, что очень нужно, необходимо.
Алексей. Я быстро. Только дома ли он? Ну, ну, Горя, я сейчас.
Уходит в кабинет. Георгий Дмитриевич один. Медленно бродит по комнате, лицо его выражает открытое горе. Входит Вера Игнатьевна.
Вера Игнатьевна. Горюшка, пойди поцелуй детей. Катечка тебя зовет, плачет…
Георгий Дмитриевич. А она?
Вера Игнатьевна. Она уехала, Горюшка, она вперед поехала с Сашей. Дети с бонной поедут.
Георгий Дмитриевич. Уехала?
Вера Игнатьевна. Да, к Дементьевым. Пойди, Горюшка, детки тебя ждут.
Георгий Дмитриевич. Нет, не хочу.
Вера Игнатьевна. Катюшка плачет.
Георгий Дмитриевич. Нет. Пусть едут.
Вера Игнатьевна. Благослови их, Горюшка, нехорошо им будет.
Георгий Дмитриевич, плача, становится на колени перед матерью и прячет голову у нее на коленях.
Георгий Дмитриевич. Мама, мамочка, милая моя мамочка, как же я буду жить! Как же я буду жить, я убью себя, мамочка!
Вера Игнатьевна(плачет и гладит его волосы). Сыночек ты мой, Горюшка, сыночек ты мой, не надо, голубчик, я с тобой, Горюшка…
В дверях показывается Алексей, но мать предостерегающе машет ему рукой, и он скрывается.
Георгий Дмитриевич. Мне страшно, я убью себя, мамочка.
Вера Игнатьевна. Зачем же, Горюшка, не надо, сыночек. Ты у меня милый, сыночек, тобою родина гордится, ты у меня славный, славный. Только бесчестные себя убивают, кто честь потерял, а ты ни в чем не виноват…
Показывается в дверях бонна, но Вера Игнатьевна сердито машет ей рукой, и бонна скрывается.
Ты у меня хороший, тебя все любят, за тебя Бог заступник: не дал тебе человека убить… Постой, Горюшка, надо деток проводить…
Георгий Дмитриевич(встает). Поцелуйте их, мама, я не могу.
Вера Игнатьевна. Ну ничего, другой раз поцелуешь. Они тепло одеты, доедут. (Зовет.) Алеша! Алеша!
Фомин входит.
Ох, Господи, это еще кто? Ах, это вы, молодой человек, а я думала, что вы уж ушли.
Фомин. Я не знаю. Мне послышалось, но я могу…
Вера Игнатьевна. Ничего, ничего, голубчик, какие теперь извинения. Алеша! Алеша!
Алексей входит, говорит притворно-веселым голосом.
Алексей. Сейчас приедет.
Вера Игнатьевна(с порога). Кто приедет?
Алексей. Павел Алексеич. Я ему звонил, он только что вернулся откуда-то. Удивительный человек, когда услыхал, что нужно не спать ночь, выразил крайнюю радость! Вот человек, Фомин, который ненавидит сон!