Екатерина Медичи. Дела амурные
Шрифт:
– Я полагала, что Францией управляют и без меня…
– Францией да, но у тебя есть Шотландия. Народ должен знать свою правительницу, как бы ты ни была молода, тебе не стоит отворачиваться от своей родины…
– Я не хочу в Шотландию!
– Дитя мое, разве мы можем делать только то, что хотим?
И тогда Мария решилась, сколько можно ходить вокруг да около?
– Мадам, мы с вашим сыном Карлом решили пожениться! Он давно твердил мне о своих чувствах, как только закончится траур, этот вопрос будет решен!
– Кто это вам сказал? Моему сыну Карлу всего девять лет, и жениться ему еще явно рано. Когда я решу женить своего сына, я найду ему невесту, поверьте, за этим дело не станет, кроме того, она наверняка будет моложе вас. Вам следует подумать о своем будущем, но, полагаю, оно никак не будет связано с Францией и с моим сыном тем более!
Лицо Марии покрылось красными пятнами, она дышала так, словно промчалась много верст галопом. Ей только что влепили пощечину, и кто – итальянская купчиха! А Екатерина больше не желала выслушивать эту девчонку, посягнувшую и на второго ее сына!
Мария сделала все, чтобы как можно дольше задержаться во Франции, она все надеялась либо на помощь де Гизов, либо на сватовство еще какого-нибудь принца. Не случилось… Уже завел разговор о ее браке со своим сыном-наследником Карлосом испанский король Филипп. Это было тем более заманчиво, что там правила подруга ее юности Елизавета Валуа. Но король как-то не слишком торопился, не подгонять же его самой! Мария знала себе цену и не собиралась ее снижать! Она должна выйти только за короля либо наследника короны, иначе для королевы Шотландии и вдовствующей королевы Франции и быть не могло!
Мария жила в Реймсе, ведя довольно свободный образ жизни. После своего траура она словно проснулась. Она молода и красива, она живая, любящая веселье, музыку, поэзию, танцы, купающаяся в море вполне заслуженных комплиментов, почему же всего этого нужно лишаться? Только потому, что слабый от рождения юноша все же умер? Но это не вина Марии, даже если бы она не отходила от постели нытика-мужа ни на шаг, его агонию разве что удалось бы протянуть еще на пару месяцев. Но теперь Франциска не было на свете, положенные дни траура прошли, свекрови она не нужна, почему бы не позволить себе жить так, как хочется?
А хотелось весело. При дворе пошли слухи один другого грязней: вдовствующая королева Мария почти открыто живет в Реймсе с сыном коннетабля Франции Анна де Монморанси сиром Анри Данвиллем!
– Ах, она и раньше-то оказывала ему недвусмысленные знаки внимания, а теперь и подавно! – шептались дамы.
– И не говорите! Удивительно только, что они не сообразили сотворить ребенка, выдав его за королевского.
– Что вы! Было категорически нельзя, едва ли у короля Франциска были силы на такие подвиги, после которых можно бы заподозрить беременность!
Марии с удовольствием перемывали косточки при дворе, уже даже не намекая, а попросту со смаком передавая пикантные подробности. Конечно, нашлись «добрые» души, постаравшиеся, чтобы эти слухи дошли до ее бывшей свекрови Екатерины Медичи. Королева-мать ничего не ответила на сплетни, но, оставшись одна, дала волю чувствам:
– Шотландская шлюха! Мало того что эта кобыла столько лет просидела на моей шее и раньше времени загнала в гроб Франциска, она еще и после его смерти наставляет ему рога!
Камеристка Екатерины подумала, что наставлять рога умершему человеку невозможно, но промолчала, она тоже ненавидела самовлюбленную, как считала, девчонку, нахамившую королеве-матери!
– Давать повод трепать свое имя любому встречному! Вон из Франции! Пусть заводит себе тысячу любовников в своей дикой Шотландии!
Неизвестно, что из слухов было правдой, а что действительно только слухами, но дыма без огня не бывает, тем более потерявший голову Анри Данвилль всюду следовал за своей богиней.
Екатерина вызвала для разговора отца молодого человека коннетабля Анна де Монморанси. Прошли те времена, когда она ненавидела коннетабля за его участие в сводничестве между Генрихом и Дианой. Позже он помог свести Генриха с Джанет Флеминг, чем от души порадовал королеву.
Герцог в ответ на ее претензии только развел руками:
– Я пытался беседовать со своим сыном, но Анри словно конь, закусивший удила, который не слушает голоса хозяина и даже не подчиняется плети и узде.
– Я твердо решила отправить Марию Стюарт в ее Шотландию, назначив положенную вдовствующей королеве пенсию. Другого выхода не вижу. Причем я уже давала понять этой особе, что теперь ее не слишком желают видеть при дворе, но она, как и ваш сын, ничего не слышит. Или не желает слышать. – Екатерина вздохнула: – Придется повысить голос!
– А что, если Анри последует за ней?
– Мой друг, Шотландия не Франция, там не потерпят распутства королевы-католички. В лучшем случае вашего Анри выставят вон довольно скоро, в худшем он получит сполна вместе с этой рыжей кобылой.
Монморанси мысленно ахнул от выражения королевы. Научилась у Гизов? Это Франсуа умудрялся говорить подобное даже о Диане де Пуатье, причем во времена ее особо бурного романа с королем. Но королева не де Гиз, видно, хорошо припекло, если уж и она столь крепко выражается…
Коннетабль пообещал еще раз строго поговорить со своим младшим сыном и удалился, видя, что разговоры о других насущных делах с Екатериной Медичи сейчас невозможны.
Сколько ни билась Мария, ей указали-таки путь в Шотландию, не помогло даже обращение к Елизавете Английской якобы за разрешением для следования по ее землям. Мария надеялась таким образом затянуть вопрос, а там, может, что и изменится… Не получилось, Екатерина постаралась выпроводить надоевшую ей невестку поскорее, правда, устроив ей роскошные проводы.