Екатерина Великая (Том 2)
Шрифт:
Где же это время, куда оно ушло? И великий канцлер беспокойно ёрзал на кожаном сиденье, готовый закричать: «Годы, остановитесь!» – и выскочить в степь куда глаза глядят… Где эта вольность, куда исчезло это лёгкое дыхание и ушла сила, заставляющая петь, танцевать, улыбаться?.. И Безбородко со вздохом переводил взор на придворных в длиннейших париках, парижских кафтанах и узких камзолах, следовавших рядом, и на золочёную, с зеркальными окнами карету императрицы, ехавшую впереди.
Дорога, однако, давала себя чувствовать, потому что, собственно говоря, и дороги никакой не было,
Наконец вдали показались сквозь облако пыли всадники, скакавшие по краям дороги, и карета австрийского императора. Через несколько минут кони в мыле, роняя пену, остановились в нескольких шагах от императрицы, и Иосиф Второй, высокий, худой, молчаливый, в белом фельдмаршальском мундире, вышел из кареты, чтобы пересесть к императрице.
Решили сделать остановку где-нибудь на хуторе. Несколько лейб-казаков помчались в разные стороны, и вскоре один из них вернулся с сообщением, что невдалеке есть место для стоянки. Все покинули экипажи и пошли прямо по полю за казаком, который показывал им дорогу.
Екатерина весело улыбалась, рядом с ней шагал император, не выражая ни удивления, ни восторга. Светлейший с высоты своего огромного роста недовольно оглядывался вокруг, как будто снимая с себя ответственность за все возможные последствия этой авантюры.
Зато канцлер Безбородко катился по полю так легко, как будто и не чувствовал своей полноты. Он смеялся и время от времени отпускал замечания в адрес придворных, которые в своих шёлковых чулках и лаковых туфлях с алмазными пряжками уныло прыгали с кочки на кочку.
– То вам не на машкераде танцевать и в каретах ездить, побачите, як добрые людины живут на просторе да на воле.
Неожиданно показалась маленькая речка, серебристой змейкой убегавшая вдаль, за ней на берегу белый домик с соломенной крышей, окружённый тополями, а за ним овин, коровник и сарай.
Императрица остановилась, взяла за руку Иосифа:
– Посмотрите, как это красиво!
Император равнодушно ответил:
– Естественный деревенский пейзаж…
Подошли к дому. На пороге сидел старый дед в барашковой шапке, серой свитке и синих шароварах, курил люльку. Выцветшие глаза его из-под мохнатых бровей смотрели без особого удивления и страха на приближающихся господ. Он погладил длинные седые усы, покряхтывая, медленно встал, снял шапку и поклонился:
– Добро пожаловать, знатные господа!
В хате была удивительная чистота. На выбеленной печи – ни пятнышка, глиняные поля выскоблены, как корабельная палуба, цветные паласы на лавке и на стенах ласкали глаз, посуда на полках блестела, на большой кровати подушки возвышались белоснежной горой. В углу перед древним образом горела лампадка.
Екатерина с восхищением оглянулась вокруг и, остановив свой взгляд на Потёмкине, подумала: «Неужели и это всё заранее приготовлено?..» Но такое предположение казалось невозможным: ведь решение зайти сюда исходило от неё самой и было неожиданным.
Между тем Безбородко,
– Так як же вы, дидуся, живёте, чего же вы туточки одни?
Старик, узнав в нём украинца, обрадовался:
– Та живу один, старуха моя вмерла лит пять назад, сына на прошлой войне в туретчине убили. Осталась сноха, дюже добрая жинка. Меня, старика, балует да за всем хозяйством ходит…
– Да где же она?
– Ушла пахать… В полдник придёт…
Между тем повеселевший Потёмкин, выгнав слуг, сам накрывал стол. Откуда-то появились напитки, закуска, холодные блюда… И когда Екатерина и Иосиф подняли первый бокал, они заставили и деда выпить шампанского. Оно ему не понравилось. Он куда-то сходил и вернулся с бутылкой, покрытой плесенью.
– Той горилке полвика будет! – сказал он с торжеством, дрожащей рукой наливая зеленоватую жидкость в хрустальные бокалы, стоявшие на столе. – Да вот бида – хозяйки нема, гостей потчевать нечем…
Когда все выпили и закусили, императрица обернулась к старику:
– Ты, дедушка, слышал, что государыня в этих местах путешествует?
Старик давно понял, с кем разговаривает, но виду не подал, что узнал императрицу.
– Да балакают, что будто проихала мимо к Днипру…
– Ну что же, вы теперь лучше живёте или раньше?.. – продолжала расспрашивать императрица.
Дед поморгал глазами, погладил усы:
– Да раньше будто лучше було…
Екатерина удивилась:
– Почему же раньше было лучше?
– Да потому лучше, що як булы мы вильные козаки, так и жили себе свободно. А теперь, говорят, земли помещикам отдавать стали… Живёшь и не знаешь, а може, завтра и ты, и дом твой, и земля твоя перейдут к помещику и будешь ты ходить на барщину, а пройдёт малое время, и продаст он тебя другому…
Императрица вспыхнула:
– Надо же кому-нибудь платить налоги?
Дед покачал головой:
– Так ведь то другое. То мы и сейчас платим и на войну ходим…
Екатерина обвела рукой хату:
– Но ведь вы живёте хорошо?
Дед, уже сильно подвыпивший, подхватил:
– Слава Богу, живём ничего!.. Потому и живём добре, что помещиков нету. А як попадём к панам в руки, так и будем жить плохо…
Так удачно начавшаяся «прогулка в народ» грозила превратиться в неприличную полемику с каким-то упрямым стариком. К тому же Екатерина впервые почувствовала, что у неё не хватает доводов для продолжения спора. У императрицы испортилось настроение. Она что-то сказала Нарышкину, и тот осторожно положил пригоршню золотых на старинную горку в углу, над которой висел образ.
Екатерина встала и обратилась к Иосифу:
– Я думаю, что мы можем продолжать наш путь…
Император встал и, скрывая улыбку, двинулся за ней.
Он немножко понимал по-русски и приблизительно представлял себе причину этого неожиданно возникшего недоразумения.
Но Екатерина уже овладела собой и, милостиво кивнув головой старику, глубоко поклонившемуся ей, села в экипаж.
Когда дед выпрямился и глаза его встретились с Безбородко, то в них заиграли такие лукавые огоньки, что канцлер улыбнулся и сказал старику на ухо: