Екатерина Великая
Шрифт:
Так называемый Пётр бежал, даже военного совета не собрал. Что бы он мог сказать на военном совете русским генералам? Иноземным залётным генералам, которых было в войсках около сорока, да и командующему – герцогу де Кроа – и говорить ничего не надобно. Они своё дело крепко знали – все, во главе с герцогом, тут же бежали из-под крепости вслед за царём. Бежали кто куда, но в основном, конечно, к шведам. И сразу возник хаос, сразу началась паника, ведь слухи, распускаемые лазутчиками шведского короля, достигли цели в создавшейся обстановке мгновенно.
В Европе быстро отреагировали на это событие. Как же, непобедимая Россия потерпела поражение! И не важно, что потерпел его европеизированный царь,
Вслед за иноземными генералами стали разбегаться целыми полками и солдаты. Но дивизия генерала Трубецкого, подобно очень немногим частям и соединениям, не оставила своих позиций. Трубецкой лишь развернул часть сил, чтобы прикрыть направление вероятного удара войск Карла XII. И грянул жестокий бой. Полки дивизии стояли твёрдо, несмотря на численное превосходство врага, действовавшего против них, единственно продолжавших сопротивление. Когда соседи бросили свои позиции, враг зашёл во фланг и тыл, активно использовал артиллерию. Артиллерия русских была практически небоеспособна. Перед самой войной царь Пётр закупил у шведов, с которыми собирался воевать, орудия и боевые заряды. Абсурдность покупки выяснилась уже при первых бомбардировках осаждённой крепости. Ядра не долетали до стен Нарвы. И пушки оказались никудышными, и боевые заряды к ним негодными.
Трубецкой управлял боем до последнего. Близкий разрыв снаряда опрокинул его на землю и погрузил в небытие. Очнулся он уже в плену. Его заставили встать и толкнули к уже выстроенным в шеренгу пленным офицерами и генералам. На некоторых белели повязки – на руках, на головах…
Пленных повели в сторону тракта, который вёл от крепости в глубь Швеции.
Историк Пётр Михайлович Майков (1833–1918) так описывал действия дивизии князя Ивана Трубецкого:
«После отъезда Петра I Карл XII подошёл к Нарве и 19 ноября, несмотря на страшную метель, напал на осаждавших. Шведы кинулись на дивизию князя Трубецкого, и менее чем в 4 часа вал и 10 орудий главной батареи были уже в их руках. Сражение окончилось поражением русских, причём шведы взяли в плен всю русскую артиллерию, большую часть войска, около 780 офицеров, а также генералов: Ив. Ив. Бутурлина, князя Якова Долгорукова, Артамона Михайловича Головина, имеретинского царевича Александра и князя Ивана Юрьевича Трубецкого».
Шведский плен, конечно, был далеко не столь жесток, как польский в 20-х годах ХХ века, но свидетельства о нём в истории есть суровые.
Пётр Майков писал:
«Пленных генералов повезли с жестоким содержанием, по словам Алларта, в Ревель, где им было объявлено готовиться в путь в Стокгольм.
В столице Шведского королевства пленных содержали довольно сурово, особенно в первые годы. Так, по словам историка Д. Бантыш-Каменского, Бутурлин девять лет пять месяцев томился в тяжком заключении в Стокгольме; князь Яков Долгоруков около десяти лет содержался под крепким караулом, занимаясь всё это время рассматриванием шведского правоведения; позднее он был перемещён в Якобшадт; князь Трубецкой содержался 18 лет в Стокгольме».
Князь Андрей Хилков писал Петру: «Нас развезли по разным городам и держат в суровой неволе, никуда не пускают и ни с кем видеться не дают. Царевичу дозволено гулять только с караулом; Вейде держат в погребу…»
Князь Иван Трубецкой подговорил двух своих товарищей по несчастью генералов Бутурлина и Вейде, единственного иноземца, не сбежавшего с поля боя и потому испытавшего ужасы плена, и они совершили побег.
Шведы быстро хватились беглецов. Начались поиски. Как укрыться в чужой стране? Тем более шведские власти тут же дали приметы беглецов во все кирки и пастыри. Они делали ежедневно объявления, в которых обещали крупное вознаграждении за помощь в поимке беглецов.
Трубецкого, Бутурлина и Вейде поймали в лесном массиве, скрутили и привели в дом градоначальника. Все трое были жестоко наказаны.
Пётр Майков приводит строки из письма Хилкова:
«Генерал Вейде посажен в зело тесной каморке; Трубецкого заперли в доме, где сидят осуждённые к смерти для покаяния; ночью с ним замкнуты двое караульных… лучше быть в плену у Турок, чем у Шведов; здесь русских ставят ни во что, ругаются бесчестно и осмеивают».
Этот же Головин писал Андрею Артамоновичу Матвееву:
«Извествую милости твоей, что содержат оных генералов и полоняников наших в Стокгольме как зверей, заперши и морят голодом, так что и своего, что присылают, получить они свободно не могут, и истинно многие из среды их померли, и которого утеснения, и такого тяжкого мучительства ни в самых барбаризах обретается…»
Далее Пётр Майков сообщил:
«По словам Голикова в «Деяниях Петра Великого», один Трубецкой был оставлен в Стокгольме, a прочие генералы и офицеры развезены по разным городам врознь и все содержатся зело жестоко».
Судя по некоторым воспоминаниям современников, со временем жёсткость содержания в плену князя Ивана Юрьевича Трубецкого и других русских генералов была несколько ослаблена. Возможно, сыграли роль личные качества пленников.
К примеру, Трубецкой, по отзыву жены британского консула Томаса Варда леди Рондо, был «человек с здравым смыслом… нрава мягкого и миролюбивого, учтив и обаятелен…».
А Василий Александрович Нащокин в своих записках, упоминая о И.Ю. Трубецком, говорит, что, будучи «отвезён в Стокгольм со многими генералами, прижил побочного сына, который и слывёт Иван Иванов сын Бецкой; он воспитан с преизрядным учением».
Настало время назвать имя главного героя повествования – Ивана Ивановича Бецкого, рождением своим обязанного именно шведскому плену его отца, в то время генерал-майора, а в будущем генерал-фельдмаршала Ивана Юрьевича Трубецкого.
Сам факт рождения волновал многих исследователей. Как, каким образом это могло случиться в плену? Высказывались разные предположения относительно того, кто была мать ребёнка.
В ряде биографических заметок называли баронессу Вреде, но Пётр Майков предлагал всё-таки не заострять внимания на матери, поскольку особого значения это не имело ни для истории, ни, как мы увидим дальше, для самого ребёнка.
Итак, в шведском плену у русского генерала Трубецкого, представителя знаменитого рода, восходящего на дальних своих коленах к Рюриковичам, появился сын, которого отец назвал Иваном. Ну а фамилию дал, как в ту пору было принято, свою, только в усечённом виде. Отец – Трубецкой. Сын – Бецкой, поскольку сын незаконнорожденный.
Пётр Майков замечал, что трудности в определении матери усложняются деликатностью вопроса. Он писал по этому поводу:
«Конечно, до крайности трудно доказывать в настоящее время, по прошествии почти двух столетий (написано в начале ХХ века. – Н.Ш.), рождение лица именно от известной особы, вне законного брака, а потому казалось бы гораздо благовиднее, не бросая бездоказательного укора на то или другое семейство и не отрицая безусловно, что Иван Иванович Бецкой действительно был сын князя Ивана Юрьевича Трубецкого, признать, что мать первого в точности нам неизвестна, как это и делали, впрочем, лица, стоявшие гораздо ближе нас к Бецкому и Трубецкому и имевшие поэтому возможность получить более точные сведения о его рождении.