Екатерина Великая
Шрифт:
Создается впечатление, что Дашкова действительно не притрагивалась к деньгам, все за нее сделали чиновники. Но это не так. Сохранилась записка императрицы 5 августа: «Выдать княгине Катерине Дашковой за ее ко мне и отечеству отменные заслуги 24 000 рублей» [720] . Таким образом, деньги были выплачены единовременно и еще до обнародования остальных наград. Княгиня получила сумму раньше, чем другие заговорщики.
Но пока принятые правительством меры по «утушению» волнений не приносили плодов. 10 августа Гольц подробнейшим образом описал Фридриху II обстановку в Петербурге: «Волнения… далеко не успокоены, а напротив, постоянно усиливаются. Не проходит почти ни одной ночи, чтобы толпа недовольных не являлась ко дворцу и не требовала бы разрешения видеть императрицу. Она иногда является лично, иногда посылает успокаивать их кого-нибудь другого, давая денежные подачки мятежникам. Так как Измайловский гвардейский полк и конная гвардия… в день переворота всецело предались императрице, то к обоим этим полкам относятся теперь с презрением и вся остальная гвардия, и полевые гарнизонные полки, стоящие здесь, и кирасиры покойного императора, и флотские. Не проходит дня без столкновений этих двух партий. Последние упрекают первых в том, что они продали своего государя за несколько грошей и за водку. Артиллерийский корпус до сих пор еще не принял ничьей стороны. Двор, дойдя до крайности, роздал Измайловскому полку патроны, что встревожило остальную гвардию и гарнизон. Мятежники говорят, что императрица, захватив власть без всякого права, извела мужа; что, притворяясь набожной, она смеется над религией; что они ясно видят, как торопится она коронованием, но что она никогда его не добьется; наконец, что они желают иметь своим монархом Ивана. Все эти разговоры ведутся открыто» [721] .
720
Сб. РИО. Т. 7. С. 132.
721
Донесения прусского посланника Гольца Фридриху II… С. 257–258.
Прусский посол ничего не знал об арестах, напротив, он указывал, что правительство старалось задобрить гвардию: «Двор, вместо того чтобы прекратить все это суровыми мерами, прибегает к самым слабым, успокаивающим средствам: например, раздает деньги собравшимся мятежникам, которые, немного погодя, опять принимаются за свое, хоть бы только затем, чтобы опять выманить подачку».
Можно ли считать эти волнения серьезной угрозой власти Екатерины? Обычно историю переворота 1762 года принято излагать, выделяя главные точки: «революция» в столице, поход на Петергоф, убийство Петра III, отъезд императрицы на коронацию. При этом рассказ о возмущении в городе после известия о смерти государя опускается, благодаря чему создается впечатление, что переворот прошел почти гладко, без риска для нашей героини потерять корону. Однако нет оснований закрывать глаза на то, что всплески в гвардии продолжались до самой отправки в Москву. Особенно опасными были первые несколько суток после гибели свергнутого императора, когда Екатерину могли побить камнями, а между враждующими частями — вспыхнуть вооруженные столкновения. Предположить подобную реакцию полков было нетрудно заранее. Если принять версию о том, что Екатерина тайно приказала устранить мужа, то придется признать ее недальновидным политиком. Ведь риск лишиться престола был весьма велик. Если же учесть возможность заговора вельмож, то сам собой возникает вопрос: почему он не удался? Несмотря на потерю репутации и признания в стиле: случившееся «роняет меня в грязь» — Екатерина не отошла в тень, не вернулась к идее регентства и не предоставила престол сыну. Значит, заключает Каменский, что-то в данном плане пошло не так [722] .
722
Каменский А. Б.Жизнь и судьба императрицы Екатерины Великой. М., 1997. С. 82.
Полагаем, не такпошли именно народные брожения. Ни разу не всплыло имя великого князя Павла Петровича. Вместо него во всех депешах иностранных дипломатов повторяется другое — Ивана Антоновича. Послы и раньше доносили, что к бедному шлиссельбургскому узнику относятся с особым уважением, даже любовью. Благодаря имени Иван казался простонародью русским, в отличие от немцев, находившихся на престоле. Его жалели, считали страдальцем. Что же до маленького Павла, то здесь Петр Федорович сыграл со своим сыном злую шутку. Он так демонстративно отказывался от мальчика, так старательно исключал его имя из манифестов, что создал ребенку репутацию незаконного. В момент переворота Павел не пользовался ни малейшей популярностью. На что Дашкова указывала Панину, говоря о желании гвардейцев видеть Екатерину императрицей. Позднее Никита Иванович очень старался создать воспитаннику репутацию в обществе.
После смерти Петра III горячие головы, склонные продолжить мятеж, выкликали Ивана Антоновича. И обе партии сторонников Екатерины — непримиримые враги между собой — на время снова оказались в одной лодке. Появление Ивана VI было невыгодно им в равной мере. Поэтому Панин, Разумовский, Теплов приложили к успокоению солдат столько же усилий, сколько Орловы.
К счастью для них, на сей раз у мятежников не было ни центра, ни руководителя. «Единственное благоприятное для двора обстоятельство, — писал Гольц, — …состоит в том, что недовольные (в сущности, гораздо более многочисленные, чем остальные) решительно не имеют вождя. Иначе буря неминуемо разразилась бы уже несколько дней тому назад резнею полков между собой, за которой последовал бы грабеж города, причем, по всей вероятности, иностранцы сделались бы жертвою. Действия двора показывают, что он старается устранить всех тех, кто мог бы стать во главе недовольных… Опасаются, особенно за фельдмаршала [Миниха], что солдаты, среди которых он пользуется большим уважением, могут явиться к нему однажды ночью с предложением встать во главе их и принудить его к этому силой в случае его отказа» [723] .
723
Донесения прусского посланника Гольца Фридриху II… С. 257–258.
Миниха спешно отправили инспектировать строящийся порт и укрепления в Рогервике. Брожения погасили отчасти раздачами, отчасти арестами. Но искра осталась тлеть под спудом до самых коронационных торжеств, когда в гвардии было открыто несколько локальных заговоров. Недаром Гольц засвидетельствовал, что ушедшие в старую столицу полки унесли с собой и свое раздражение: «Часть гвардии, восемь дней тому назад отправленная в Москву, отказывается продолжать путь, и офицеры, явившиеся объявить об этом двору, не в состоянии заставить их идти далее». То была лишь первая ласточка крупных неприятностей, ожидавших императрицу в Первопрестольной.
И все же она выиграла. Захватила и удержала корону. Сохранила главных соратников. Избавилась от угрозы контрпереворота в пользу мужа. Не вступила в повторную войну. Кажется, что удача позолотила нашей героине руку. Потому что без завидной доли везения справиться со всеми навалившимися на нее бедами было невозможно. Даже раскол в рядах вчерашних союзников только укрепил ее власть. Рюльер имел полное право сделать вывод: «Императрица не опасалась больше соперника, кроме собственного сына, против которого она, казалось, себя обеспечила, поверив главное управление делами графу Панину… Доверенность, которою пользовался сей министр, противопоставлялась всегда могуществу Орловых, поэтому двор разделялся на две партии, существовавшие накануне переворота, и императрица посреди обоих управляла самовластно» [724] .
724
Рюльер К. К.Указ. соч. С. 104.
Глава девятая
«СЕМИРАМИДА СЕВЕРА»
Ясным осенним утром 13 сентября 1762 года, когда еще по-летнему пригревало солнце, но деревья уже подернулись первой желтизной, в старую столицу через триумфальные ворота, устроенные на Тверской улице, въехал раззолоченный царский «поезд». Вереница карет и экипажей тянулась от Земляного рода до Белого, из-за колокольного звона невозможно было расслышать собственного голоса, толпы по-праздничному разодетых людей по обеим сторонам улиц гудели, как морской прибой. Первопрестольная встречала новую императрицу, которая через полтора месяца после совершенного переворота прибыла в Москву для коронации.
Среди сопутствовавших царской карете экипажей придворных москвичи с удивлением замечали ехавшие в общем строю великолепные повозки знатных вельмож, находившихся в милости во время прежних царствований. Это было необычно. Как правило, любимцы и сотрудники старых государей теряли право появляться при дворе и немедленно отправлялись если не в Березов, то уж по крайней мере в отдаленную деревню под строгий надзор. На этот раз все было иначе. Вот проехала карета канцлера Михаила Илларионовича Воронцова, чья племянница Елизавета Романовна была фавориткой свергнутого императора Петра III. Вот триумфальные ворота миновал экипаж старого фельдмаршала Бурхарда Христофора Миниха, возвращенного из ссылки и обласканного прежним государем. А вот показались кареты братьев Разумовских, поднятых Елизаветой из самых низов малороссийского казачества. Правда, Алексей Григорьевич и Кирилл Григорьевич всегда хорошо относились к великой княгине Екатерине Алексеевне, но многим казалось, что звезда знаменитых братьев должна вот-вот закатиться.
Молодая императрица, как и прежде, в годы своего грустного замужества, нуждалась во всех, кто мог ее поддержать. В силу своего характера и воспитания она иначе относилась к людям, чем это было принято у ее предшественников. Принцип уважения достоинства окружающих, естественный для Екатерины в частной обстановке, теперь, когда она вознеслась на недосягаемую высоту, превратился в один из принципов ее политики. Об этом не говорили, не издавали манифестов, не подчеркивали в указах, просто сама манера поведения императрицы на глазах меняла привычный стиль взаимоотношений в русском дворянском обществе.
Графу Алексею Григорьевичу Разумовскому предстояло играть заметную роль на коронации новой императрицы: нести корону во время обряда венчания на царство. Но тайная миссия, выпавшая бывшему фавориту Елизаветы в теневой политической игре, была куда важнее. Вокруг его имени завернулась спираль одной из крупнейших политических интриг начала нового царствования.
За глаза Разумовского называли тайным мужем покойной императрицы. Семейные предания рода Разумовских, записанные в XIX веке историком А. А. Васильчиковым [725] , а до этого использованные автором монографии о царствовании Елизаветы Петровны А. Вейдемейером [726] , гласят, что венчание состоялось осенью 1742 года в подмосковном селе Перово. Обряд совершил духовник императрицы Дубянский.
725
Васильчиков А. А.Семейство Разумовских. Т. 1. СПб., 1880.
726
Вейдемейер А.Царствование Елизаветы Петровны. СПб., 1834.