Екатерина Великая
Шрифт:
В трудной политической борьбе, которая развернулась сразу после переворота между партией, поддерживающей притязания Екатерины, и партией, пытавшейся передать престол ее сыну Павлу, Орловы одержали победу. Однако знаменитые братья, вступая в заговор, тешили себя надеждой, что императрица, получив корону, решится на венчание с Григорием Григорьевичем. После коронации, состоявшейся 22 сентября, настало время платить по счетам.
Возвращенный Екатериной из ссылки бывший канцлер Бестужев-Рюмин (некогда первый помощник и советник Разумовского) сблизился с Орловыми, стараясь найти в них новую политическую опору. Именно он осторожно поведал фавориту историю брака Елизаветы и простого малороссийского казака. Понятовский, часто беседовавший с канцлером в 1757–1758 годах, сообщал: «Сам Бестужев неоднократно настаивал на том, чтобы Елизавета объявила публично о своем тайном браке с Разумовским — империи нужен был наследник по прямой линии. Канцлер вдвойне был в этом заинтересован: он надеялся заслужить благодарность Разумовского, много в ту пору стоившую, и хотел удалить от трона принца Голштинского (Петра Федоровича. — О.
727
Понятовский С. А.Мемуары. С. 109.
Используя опыт Бестужева, Орловы предприняли попытку склонить Екатерину к венчанию с Григорием Григорьевичем. Если бы фаворит, как некогда Разумовский, удовольствовался тайным союзом, подобный план мог осуществиться. Но поскольку действиями Орловых в этом вопросе руководил «опытный» Бестужев, всегда ратовавший за обнародование брака Елизаветы и Разумовского, то претензии Григория Григорьевича приобрели нежелательные размеры. Он добивался возможности стать супругом государыни открыто, а этого в складывавшейся обстановке Екатерина не могла позволить. Власть молодой государыни основывалась на желании двора, гвардии и дворянского общества обеих столиц видеть императрицей именно ее. Но такое желание могло измениться, соверши она опрометчивый шаг.
В Москве императрице не замедлили дать это понять, как только бывший канцлер Бестужев-Рюмин стал собирать подписи не разъехавшегося еще после коронации дворянства под прошением о том, чтобы императрица вступила во второй брак, поскольку наследник престола Павел якобы слаб здоровьем [728] . В мае 1763 года, когда Екатерина в сопровождении Григория Орлова отправилась из Москвы в Воскресенский монастырь, по городу распространились слухи, будто императрица намерена там венчаться. С триумфальных ворот сорвали ее портрет, гвардия заметно роптала. В желании Орлова венчаться открыто видели проявление непомерных амбиций и оскорбление императорского величия. Мемуаристка Е. П. Янькова (в девичестве Римская-Корсакова), молодость которой пришлась уже на конец XVIII столетия, так записала отголоски раздраженных московских слухов об Орлове: «Он метил очень далеко и уж чересчур высоко» [729] .
728
Плугин В. А.Алехан, или Человек со шрамом. С. 139.
729
Янькова Е. П.Рассказы бабушки. С. 269.
Казалось, в подобных обстоятельствах идея венчания должна была отпасть сама собой. Однако Орловы и Бестужев продолжали давить. Императрица колебалась и поставила вопрос о браке с Григорием Григорьевичем на обсуждение в Совете. Напряженно переводя глаза с одного лица на другое, Екатерина ждала реакции высших сановников государства в надежде, что взрыв негодования в Совете остановит ее лучших сторонников, готовых погубить и себя, и дело своих рук. Но присутствующие опасливо молчали, полагая, что такова ее собственная воля. Наконец с места поднялся Никита Иванович Панин и, плотно прижавшись к стене, потому что ноги плохо повиновались ему в этот момент, произнес слова, которые потом передавались из уст в уста: «Императрица делает, что хочет, но госпожа Орлова не будет русской императрицей» [730] . Екатерина закрыла заседание.
730
Заичкин И. А., Почкаев И. Н.Екатерининские орлы. С. 143.
На алой шелковой обивке стены, к которой прижался затылком Никита Иванович, остался след от его напудренного парика. В следующие несколько дней придворные чины перед докладом императрице приходили прикоснуться к этому следу головой «для храбрости».
В ответ Орловы предприняли новый шаг, весьма опасный для Екатерины. Бестужев знал, что у его бывшего покровителя Разумовского в доме хранятся документы, подтверждающие факт венчания с Елизаветой Петровной. По совету бывшего канцлера Григорий Григорьевич испросил у императрицы проект указа об официальном признании Разумовского супругом покойной государыни и возведении его в достоинство императорского высочества. Таким образом, создавался официальный прецедент для брака.
Екатерина повела сложную игру, стараясь одновременно не потерять Орловых и спасти самое себя. Она прямо не отказала фавориту, проект был составлен, но с ним к Алексею Григорьевичу императрица послала ярого противника самой идеи брака с Орловым канцлера Михаила Илларионовича Воронцова, которому буквально за несколько дней перед этим говорила, что Бестужев собирает подписи дворянства без ее ведома и желания. Воронцов был опытным царедворцем и не стал задавать лишних вопросов.
История свидания канцлера и Разумовского была записана в 1843 году министром народного просвещения графом С. С. Уваровым со слов своего тестя Алексея Кирилловича Разумовского, племянника фаворита Елизаветы [731] . Итак, Воронцов отправился в дом Разумовского на Покровке близ церкви Воскресения в Барашах и застал Алексея Григорьевича, сидевшего в креслах у камина с новым киевским изданием Священного Писания в руках. Показав графу проект указа, Воронцов попросил бумаги, подтверждавшие факт венчания, для того чтобы императрица могла подписать документ. Несколько минут Алексей Григорьевич молчал. Какие чувства боролись в его душе? Лет десять — двадцать назад, при жизни своей августейшей покровительницы, он дорого бы дал за такой указ, тогда на русском престоле оказались бы его потомки, а не голштинские принцы и принцессы. Теперь же ему, одинокому старику, в тишине доживающему свою жизнь, было все равно. Граф подошел к комоду, достал ларец черного дерева, инкрустированный серебром и перламутром, долго рылся, отыскивая ключ, наконец открыл крышку, чем-то щелкнул, проверяя потайной ящик, и извлек оттуда сверток розового атласа. В свертке оказались пожелтевшие листы, которые Алексей Григорьевич, не передавая в руки Воронцову, медленно перечитал. Затем поцеловав их, граф повернулся к образам, перекрестился и, возвратясь к камину, положил бумаги в огонь. «Я не был ничем более как верным рабом Ее величества, — произнес он, с трудом опускаясь в кресло. — …Никогда не забывал я, из какой доли и на какую степень возведен я десницею ее… Если бы было некогда то, о чем Вы говорите со мною, то поверьте, граф, что я не имел бы суетности признать случай, помрачающий незабвенную память монархини, моей благодетельницы». От Разумовского Воронцов вернулся к Екатерине и донес ей о случившемся. Императрица протянула канцлеру руку для поцелуя со словами: «Мы друг друга понимаем» [732] .
731
Васильчиков А. А.Указ. соч. С. 200.
732
Заичкин И. А., Почкаев И. Н.Указ. соч. С. 144.
По другой версии, Екатерина послала за документами через несколько лет после коронации, и не Воронцова, а А. А. Вяземского [733] . Суть произошедшего от этого не изменилась. Документы были уничтожены, прецедента больше не существовало. Хорошо осведомленный через брата обо всем, что происходило во дворце, Алексей Григорьевич чутьем старого придворного понял, в какое трудное положение попала новая императрица и чего она от него ждет. Он пожертвовал самым дорогим, что у него оставалось, — памятью о своей безвозвратно ушедшей молодости, сказочном счастье и горячо любимой женщине. Екатерина сумела по достоинству оценить этот благородный поступок.
733
Анисимов Е. В.Елизавета Петровна. С. 199.
Вряд ли она была недовольна случившимся, поскольку все дальнейшее время своего пребывания в Москве подчеркивала исключительное расположение к Разумовскому, вела себя с Алексеем Григорьевичем как со старшим родственником, навещала его сама, а когда он приезжал ко двору, первая вставала ему навстречу и, прощаясь, всегда провожала его до дверей комнаты. Орловым пришлось смириться и оставить хлопоты о браке, а Бестужев, не осуществив свой дерзкий план, потерял в них возможных покровителей. Вскоре он, осыпанный милостями, но не вписавшийся в новую политическую расстановку сил, вынужден был покинуть двор.
Однако эти события имели далеко идущие последствия. Группа офицеров, прежних сторонников Екатерины, во главе с камер-юнкером Ф. А. Хитрово, братьями Н. и А. Рославлевыми и М. Ласунским затеяла заговор, целью которого был арест или даже убийство братьев Орловых. Заговор почти сразу оказался раскрыт из-за доноса князя Несвицкого. Следствие вел сенатор Василий Иванович Суворов, человек разумный, строгий и абсолютно преданный Екатерине. Он сумел вскрыть немало неприятных для императрицы сторон дела. Молодые офицеры оказались лишь видимой верхушкой айсберга, руководили же ими совсем другие люди. На допросах Хитрово прозвучали фамилии E. Р. Дашковой, Н. И. Панина, К. Г. Разумовского, З. Г. Чернышева [734] .
734
Соловьев С. М.Указ. соч. С. 197–200.
Мы видели, что в политическом смысле Дашкова и Орлов претендовали на одно и то же место. В том, что роль первого лица в государстве после себя Екатерина II отдала не ей, княгиня видела предательство императрицы. После переворота Екатерина Романовна была щедро вознаграждена, но она ожидала, что императрица поделится с ней не богатством, а властью, поэтому и не могла быть удовлетворена. Это точно подметил новый английский посол Джон Бёкингхэмшир: «Если бы леди д’Ашков удовлетворилась скромной долей авторитета, она бы до сих пор оставалась первой фавориткой императрицы».