Екатерина Великая
Шрифт:
Исторические знания в представлении императрицы являлись элементом просвещения народа, поэтому именно в ее царствование было положено начало их распространению путем опубликования исторических сочинений и исторических источников. До Екатерины источники не печатались, а труды являлись достоянием их авторов и узкого круга знакомых. Напомним, екатерининскому царствованию историческая наука обязана опубликованием исторических сочинений В. Н. Татищева, А. И. Манкиева, М. М. Щербатова, М. В. Ломоносова, Г. Ф. Миллера, И. И. Голикова. Н. И. Новиков внес бесценный вклад в отечественную историческую науку изданием источников 20-томной „Древней Российской вивлиофики“, а М. Д. Чулков — 21-томной „Историей Российской коммерции“. „Журнал или Поденную записку императора Петра Великого“ М. М. Щербатов тоже опубликовал при Екатерине.
Первое историческое сочинение Екатерина напечатала в 1770 году. Строго говоря,
Шапп пробыл в России около года и в 1768 году опубликовал в Париже роскошную книгу на превосходной бумаге и с великолепными иллюстрациями — „Путешествие в Сибирь“.
Надо было обладать огромной отвагой, граничившей с непомерной наглостью, чтобы, не зная языка, за несколько месяцев пребывания в стране написать пространное сочинение, освещавшее практически все стороны жизни страны и ее населения: природные условия, политический строй, занятия населения, вероисповедание, состояние вооруженных сил, финансов, просвещения, быта и нравов жителей и даже совершать иногда экскурсы в события вековой и более давности. Совершенно очевидно, что даже при добросовестном отношении к делу, неистребимом желании изучить все многообразие жизни страны и особенности населяющего ее народа правдиво описать все это за столь короткое время невозможно. И действительно, сочинение аббата наполнено множеством ошибочных утверждений, вымыслов и домыслов, искажений, причем все они преследуют четко выраженную враждебную России цель — изобразить страну варварской, а ее народ диким, награжденным всеми пороками, чуждыми цивилизованным людям. Хотя автор положительно отозвался о Екатерине, тогда еще не императрице, а великой княгине (назвав ее гениальной личностью, в своем уединении занимавшейся изучением людей и искусства управления, посвящавшей свободные часы наукам, искусствам и словесности») [200] , у нее было несколько поводов взяться за перо и откликнуться на клеветническое сочинение аббата. Главный из них состоял в том, что она воспринимала враждебное отношение Шаппа к русскому народу на свой счет, ибо справедливо полагала, что изображение им русского народа как беспросветно темного, безнравственного, пристрастного к пьянству наносит ущерб ее репутации просвещенной монархини, которой она пользовалась на Западе.
200
Осмнадцатый век. Кн. 4. М., 1869. С. 310.
Не меньшее значение имели безнравственность и неблагодарность аббата, ответившего на русскую гостеприимность выступлением, по словам императрицы, «против народа, который осыпал вас (Шаппа. — Н. П.) предупредительностью и вниманием» [201] .
Каков был эффект «Антидота»? Удалось ли императрице убедить западноевропейского читателя в тенденциозности автора «Путешествия в Сибирь»? Пожалуй, что на поставленный вопрос следует ответить отрицательно. Причин неудачи императрицы было несколько.
201
Там же. С. 229.
Одна из них, едва ли не главная, состояла в неумении автора «Антидота» отделять главное от второстепенного, различать принципиальные ошибки аббата и мелочи, которые для иностранного читателя не имели никакого значения.
Смешение главного и второстепенного обременяло текст ненужными подробностями, в результате чего «ударные» доводы оппонента терялись, утопали во множестве лишних деталей. Автор «Антидота» не оставил без опровержения ни одной, даже малейшей неточности. Так, аббат писал, что когда реки замерзают, то лед на них гладок; Екатерина поправляет: лед бывает «один год шероховат, другой — гладок»; аббат утверждает, что готовят пироги только со снетками; императрица опровергает его: используются и другие породы рыбы; аббат путает дни, когда монахи должны поститься; Екатерина тут же его поправляет [202] .
202
Там же. С. 240, 246, 331.
Не осталась без внимания и транскрипция написания автором «Путешествия в Сибирь» имен собственных. Екатерина упрекает аббата за то, что тот вместо «Стрешнев» писал «Стрешне», вместо «Черкасский» — «Черкавизей», вместо «Ермак» — «Тремак» и т. п.
Императрица права, заявляя, что путешественник наблюдал Россию «на скаку», «скача на перекладных». Права она и в том, что аббат все увиденное и услышанное изображает во враждебном русским духе. Можно понять заявление автора «Антидота»: «Я имею честь быть русским и горжусь этим. Я буду защищать свое отечество словом, пером и мечем, пока у меня хватит жизни; я буду слишком счастлив, если мне удастся быть ей полезным». Но, к сожалению, автор «Антидота» столь же предвзято относится к автору «Путешествия в Сибирь», как последний предвзято относится к русскому народу: оба они прибегают к декларативным утверждениям, не подкрепленным убедительными доказательствами: источниками, фактами и т. д. Несколько примеров.
Аббат писал: «Женщины не знают других удовольствий, кроме чувственных». Возражение «Антидота» сформулировано столь же бездоказательно: «Мужчины и женщины у нас созданы точно так же, как и весь остальной человеческий род». Шапп писал: «Этот народ, всегда порабощенный, не был связан со своим государем ни законами, ни любовью». Доказательств не приводит. Императрица утверждает противоположное, но тоже без доказательств: «Нет в Европе народа, который ’ б более любил своего государя, был бы искренне к нему привязан». Шапп голословно утверждал: «Русские крестьяне питаются весьма плохо, вследствие чего предаются лени на своих печах, и живут на них в разврате и пьянстве». Екатерина столь же голословно заявила: «Нет простого народа, который питался бы лучше, чем русский».
В некоторых случаях императрица настолько увлекалась опровержениями, что сама допускала передержки и существенные неточности. Шапп, например, утверждал, что «человек в России есть товар, часто продаваемый по ничтожной цене». Вопреки истине императрица взялась оспорить этот факт и категорически заявила: «Ничего подобного нет» [203] . Общеизвестен произвол местной администрации, особенно в далекой Сибири. Шапп писал, что «правда редко доходит до престола; вообще губернаторам легко злоупотреблять своею властью, что они почти всегда и делают». Императрица неуклюже возразила: губернаторы имеют много власти для того, чтобы делать добро, «а что касается до зла, то на сей предмет крылья у них коротко обрезаны».
203
Там же. С. 263, 268, 285, 301, 364, 373, 405, 406, 409.
Глава VII
Венценосная путешественница
Екатерина II была второй коронованной особой после Петра I, совершавшей поездки по стране. Однако путешествия императора и императрицы существенно отличались друг от друга. Петр исколесил почти всю Европейскую Россию с севера на юг и с запада на восток — трудно назвать более или менее значительный город, в который бы не ступала нога царя. Архангельск и Астрахань, Вологда и Воронеж, Казань и Смоленск, Киев и Полтава, Азов и Тула, Старая Русса и Нижний Новгород — вот далеко не полный перечень крупных городов, которые довелось посетить Петру. Его поездки были вызваны прежде всего военными надобностями: Петр-путешественник выступал в роли Петра-полководца: под стены Азова он вел войска, чтобы овладеть турецкой крепостью и начать борьбу с Османской империей за выход к южным морям; под Нарву он отправился во главе войск, чтобы отвоевать захваченное шведами побережье Финского залива; под Полтавой царь возглавил войска, разгромившие шведскую армию Карла XII; в 1711 году он отправился в злополучный поход к реке Прут; наконец, в 1722 году совершил Каспийский поход с целью завоевания иранских владений.
Петр был частым гостем столиц западноевропейских государств, причем навещал их не в качестве туриста, а стремясь обрести союзников в борьбе со своими противниками. Его принимали в Амстердаме и Лондоне, Варшаве и Берлине, Париже и Вене. Отправлялся он за границу и с целями, не связанными ни с войной, ни с дипломатией: несколько раз он лечился в Карлсбаде и один раз в Спа. Впрочем, болезнь вынуждала царя пользоваться минеральными водами и внутри страны: четырежды он побывал на первом в России курорте, им открытом, — на Марциальных водах, что близ Петрозаводска, и на Угодских заводах, в 90 верстах от Тулы.