Екатерина Вторая и Г. А. Потемкин. Личная переписка (1769-1791)
Шрифт:
Естьли тебе удастся переманить запорожцев, то зделаешь еще дело доброе, естьли их поселишь в Тамане, je crois que c'est vraiment leur place. [327] Пугают меня больные и болезни. Я во флот Михельсона не пошлю, а думаю уговаривать Заборовского2. Он сюда будет. Михельсон в подагре, да он же и здесь нужен, буде шведы зашалили3.
Что предприятие цесарское неудачно было на Белград, то хотя для них не очень хорошо, но для нас добро, понеже заведет дело далее, и сие сумнение решилось. Авось-либо решатся, как ты предлагал.
327
я думаю, это их настоящее место (фр).
Кингсберг[ен], чаю уже ангажирован. Давно курьер в Голландию поехал с сим приказанием, а что будет, то к Вам отправлю. Что пишешь о окончании укрепления Кинбурна, о оборонительном состоянии Херсона и о заготовлении осады Очаковской, — все сие служит к моему успокоению и удовольствию. Предприятия татарские авось-либо противу прежних нынешний раз послабее будут, а естьли где и чего напакостят, то и сие вероятно, что будет немногозначущее и им дорого станет. Двух обещанных приложений я не нашла в моем пакете. Разве находятся в других, а имянно — какие ты отметки зделал в требовании Графа Петра Александровича, а другое о Белграде; разве под сим ты разумел французский перевод?
Зорич под чужим имянем уехал из Империи, был в Вене и оттудова уехал же, сказав, что вскоре возвратится из Венгрии, но не бывал. Прикажи спросить у Неранчича4, куда брат его поехал?
Прощай, мой друг сердечный, будь здоров. Я молю Бога, чтоб укрепил твои силы душевные и телесные.
Вел[икий] Кн[язь] сбирается теперь ехать в армию, а как надежда есть, что она беременна, то авось-либо сие его остановит. Только за верно ничего еще сказать нельзя.
Adiue, mon Ami voila un embarras de plus pour Vous que je serais enchantee de Vous epargner. [328]
328
Прощайте, мой друг, еще раз обнимаю вас, не переставая восхищаться вашей бережливостью (фр.).
Января 11 ч., 1788 г.
829. Екатерина II — Г.А. Потемкину
Графы Орловы отказались ехать во флот, а после сего письменного отрицания по причине болезни, Гр[аф] Ал[ексей] Гр[игорьевич] сюда приезжал и весьма заботился о сем отправлении флота и его снабдении. Но как они отказались от той службы, то я не рассудила за нужно входить уже во многие подробности, но со всякой учтивостью отходила от всяких объяснений, почитая за ненужно толковать о том с неслужащими людьми. Потом просил пашпорт — ехать за границу к водам, но, не взяв оный, уехал к Москве.
С чужестранными консулами в Херсоне можешь поступать без церемонии. Вели им сказать учтиво, что до заключения мира Херсон не торговый город, но крепость военная, в которой пребывание их более не может иметь места по военным обстоятельствам, и чтоб ехали восвояси, а здесь дворам о сем же дастся знать.
У тебя, мой друг, кригсрехт над сержантом Преображенского полка, о котором я требовала мнения. Пришли оное. Родня его мучит о решении, а он украл во дворце2.
Еще
Прощай, мой друг, продолжи Бог милость свою над тобою и твоими предприятиями, и будь уверен, что я тебя люблю и полную справедливость отдаю твоей службе и горячему усердию ко мне. Спасибо тебе и за то, что любишь Сашу и что ты ему отдаешь справедливость. Он тебя любит всем сердцем. Adieu, mon cher Ami, portes Vous bien. Estampe [329] к тебе посылаю киевского портрета4.
Января 13 ч., 1788 г.
830. Г.А. Потемкин — Екатерине II
329
эстамп (фр.).
Матушка Всемилостивейшая Государыня. Всякие двенадцать дней у меня курьер отправляться будет. Поверьте, что я был головою так сильно болен, что ни за что не мог приняться по приезде из Херсона. Теперь дни три опять чувствую. Что изволите писать о Нассау, я думаю, он мне высказал из сердца, а что французы хотят трактовать в Версали, это обыкновенно двор всякий себе хочет дать тон. Но как бы то ни было, мой усердный совет не озлоблять, а вводить всех в свои виды, показывая собственную их пользу.
Дело Белградское будет загадкою навсегда. Они опять везде с турками дружны и друг с другом торгуют и ездят взаимно. Сей час получил известие, что турецкое войско из Бендер выступает к Балте, а флот из Царя Града поспешает вытить.
Изволите писать, чтоб я стерегся Нассау, что он будет, может быть, отводить меня от предприятий. Помилуйте, Государыня, может ли кто меня отвлечь от долгу службы. Никто меня не побудит к предприятию, ежели нет пользы, и никто не отведет, когда представится полезный случай.
Зимой, когда болезни пресекаются, ныне больных весьма в войске много, но Бог дарует победы, и надежда должна быть на него, а не на густые батальоны.
Хлеб смоленский и белорусский с покупкой и поставкой войдет до Кременчуга — четверть в десять рублей. Прошлого года сие бы стало в двести тысяч, а ныне в два миллиона. Да что делать: везде дороговизны чрезмерные. Помилуй нас Бог в будущее лето. По сю пору всходы обещают хорошее, но все уже не спустится до прежней цены. Промен денег на медь по 12 и по 15 копеек с рубля. Солдаты сим теряют половину трети жалования. Я ожидаю медных денег и для того велел пообождать раздавать жалование1. Простите, матушка Всемилостивейшая Государыня. Я пока жив
благодарнейший и вернейший подданный
Князь Потемкин Таврический
15 генваря [1788]. Елисавет
831. Екатерина II — Г.А. Потемкину
Друг мой Князь Григорий Александрович, твои письмы от 15 января до меня дошли. Дай Боже, чтоб сие отправление застало тебя в совершенном здоровье. Здесь все люди больны насморком и кашлем. Я думаю, что треть города, по крайней мере, сим обезпокоена и простудными лихорадками.
Вели[кая] Княгиня брюхатая и в мае родит, и он до ея родин не поедет уже1.