Екатерининский парк
Шрифт:
– Ладно, веди сюда Морозова, – вздохнув, сказал Завадский. – Попробуем его ещё раз разговорить.
– Сан Саныч, а если это и вправду не он?
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, если он тоже – жертва?
– И кто же тогда охотник?
– А если это его подруга, Заболоцкая?
– Что? Это тебя твоя тётя надоумила?
– Ну, почему сразу… Просто, Заболоцкая как-то внезапно появилась и вообще вела себя странно.
– Внезапное появление, Чайкин, не является преступлением. Может, у неё и не всё в порядке с головой, но подозревать её только на том основании, что она странно себя вела… Займись лучше делом, приведи сюда подозреваемого, посмотрим, что он нам сегодня будет петь.
– Сан Саныч, а если…
– Чайкин!
– Понял, – со вздохом произнёс Чайкин и вышел.
Через пять минут он вернулся, приведя с собой Морозова, который выглядел ещё более подавленным, чем накануне.
– Ну что, Морозов, – начал Завадский, откинувшись в кресле и поглядывая на лежащий на столе протокол экспертизы. – Ничего не вспомнили?
Морозов молча глазел на носки своих грязных ботинок.
– Морозов! – рявкнул Завадский, отчего тот вздрогнул и робко посмотрел на полицейского. – Я с вами разговариваю.
– Я… слушаю, – пробормотал Морозов.
– Я спросил, вы что-нибудь вспомнили?
– Если бы было что вспоминать…
– А вы постарайтесь. Мне, знаете ли, некогда с вами тут возиться. Если ничего не вспомните, передам вас следователю, уж он вашу память быстро в порядок приведёт.
Слово «следователь» почему-то так сильно подействовало на Морозова, он весь съёжился на своём стуле и будто бы даже сразу постарел на несколько лет.
– Я… я… Вы только спросите! Я же… Я всё…
– Воды хотите?
– Да.
Завадский наполнил стакан из мутного графина.
– Пожалуйста.
– Спасибо.
Морозов залпом выпил воду и вроде бы немного пришёл в себя.
– Итак, Дмитрий Фёдорович. – Завадский бросил взгляд на протокол. – Гидроксид натрия. Вам это что-нибудь говорит?
Он пристально посмотрел на подозреваемого, стараясь, будто рентген, заглянуть ему внутрь.
– Каустическая сода, – ответил Морозов. – Используется в промышленном производстве, в частности в мыловарении.
– Смотри-ка, грамотный! – воскликнул Завадский.
– Но… у меня же медицинское образование, я химию изучал.
– Ну да, особенно каустическую соду.
– Ну почему! Не только. Кстати, её ещё используют в качестве пищевой добавки.
– Это как это? – удивился Чайкин.
– В шоколаде, например.
– Как же так! Получается, что из неё делают и мыло, и шоколад?
– Вот, Чайкин, – назидательно произнёс Завадский, – в следующий раз будешь жрать шоколад, знай, что ешь мыло. Скажите, Морозов, а бомбы из него не делают?
– Бомбы? – переспросил Морозов.
– Да, бомбы.
– Я о таком не слышал.
– А если этот самый гидроксид натрия поместить в воду?
– Растворится. С выделением тепла. Получится щелочной раствор.
– И всё?
– И всё.
– Ничего не взорвётся?
– Нет.
– Подумайте хорошенько.
– Да что тут думать? Законы природы.
– Тогда объясните мне, по какому такому закону вы умудрились взорвать девушку так, что на ней кроме этой самой каустической соды ничего не осталось? Откуда она могла взяться? Не из шоколада же?
– Нет, мы шоколад не ели.
– Может, у вас собой было мыло?
– Зачем? – удивился Морозов.
– Вам виднее.
– Нет, мыла тоже не было.
– У меня сейчас уже шарики за ролики заедут с вами! – взвыл Завадский.
– Шарики! – воскликнул Морозов. – Бусы были из шариков, таких… серебристых.
– Ну-ка, давайте поподробнее, что за бусы?
– Когда мы в парк пришли, к нам привязался какой-то мерчандайзер.
– Кто?
– Ну, мужик, рекламки раздаёт всякие, продаёт что-то. Он и говорит, вам, мол, повезло. Вы какой-то там тысячный клиент, и вам полагается бесплатный подарок – бусы. Мы не хотели брать – какая-то бижутерия дешёвая, а он привязался, из упаковки достал и Свете на шею повесил. Ну, мы и взяли – бесплатно ведь…
– И что дальше?
– Всё.
– А где теперь эти бусы?
– Я не знаю. Они были на Свете, когда она в воду упала. Может, утонули?
– Может, и утонули. Если только это не они взорвались.
– Как бусы могут…
– В нашей жизни всё может быть. Ну что же, придётся искать этого… Как вы сказали?
– Мерчандайзер… Он сам себя так называл.
– Придумали же слово! Раньше говорили просто и ёмко, по-русски… Как бишь, Чайкин, их называли?
– Лоточники.
– Точно, лоточники.
– Или коробейники.
– О! – Завадский приподнял указательный палец. – Коробейник. Будем искать коробейника. Бери, Чайкин, гражданина Морозова, и дуйте составлять фоторобот.
– А потом вы меня отпустите? – с надеждой спросил Морозов.
– А это будет зависеть от того, найдём мы коробейника или нет. И подтвердит ли он вашу историю с бусами.
Через час Завадский пришпиливал кнопкой к доске фоторобот «коробейника», как они условились его называть. Повесив портрет, Завадский некоторое время всматривался в него, будто пытаясь что-то вспомнить. Потом отошёл на два шага и снова принялся изучать физиономию «коробейника». Чайкин и Морозов молча наблюдали за ним.
– Лицо у него странное, уж больно слащавый. Чайкин, не находишь?
– Есть немного.
– Морозов, вы уверены, что это… – Завадский подошёл к портрету и щёлкнул по нему пальцем, – реальный человек?
– Точь-в-точь! – заверил Морозов. – Одно лицо. Он и вправду какой-то немного неестественный, что ли. Потому и запомнился. Такому невозможно было отказать.
– В каком смысле? – не понял Завадский.
– Ну, невозможно было от его бус отказаться.
– Сан Саныч, а что вы-то на него так пристально смотрите? – поинтересовался Чайкин.