Экипаж «Меконга»
Шрифт:
Через полчаса лагерь был свернут. Население острова Ипатия со всем своим имуществом перекочевало на плот.
Дул легкий северный ветер. Море было спокойное, чуть колыхался на отмели плот. В сгустившейся темноте неподалеку от плота слабо белел «Меконг».
— Давай отплывем, Юрик, — тихо сказала Валя.
— Подождем. Ветер с севера, на плоту против ветра не попрешь. Да ты ложись, спи. До утра, пожалуй, ничего не случится. А утром катер придет.
Медленно текло время.
Подземный рокот вдруг резко усилился. Рекс прижался к Юриной ноге и заскулил. Во время стихийных бедствий самые смелые собаки падают духом.
Страшный удар потряс остров. Из развороченной земли с ревом вымахнул призрачно-белый столб газа. Дождь гальки и кусков глины забарабанил по плоту. Свирепым жаром опалило лица. Полыхнуло огнем…
Гигантский ревущий огненный факел взметнулся в небо.
Глава восьмая, Про воду и огонь
Я стоял с сигарой у левого борта, наблюдая, как за оконечностью Апшеронского полуострова исчезает бакинский порт. От моей сигары остался лишь окурок. Затянувшись последний раз, я бросил его за борт. И в ту же минуту корпус «Астры» окружила огненная пелена.
Когда моторка осела на корму, Николай подождал немного и осторожно высунул голову у самого форштевня. Он знал, что сидящие на корме не могли его заметить.
Концы уже были отданы; с кормы доносилось железное позвякивание: должно быть, Вова сажал на место распределитель зажигания.
Николай услышал ворчливый Бовин голос:
— Рыбку хотел половить — так нет!.. Вечно горячку порете!.. Здесь рыбки полно. Видали, сколько пузырьков на воде?
Жесткий голос Опрятина:
— Меньше разговаривайте.
Так. Они ничего не подозревают. «Не теряй-ка времени, — скомандовал себе Николай. — Надо получше устроиться под форштевнем».
Он тихонько пропустил один конец захваченной с собой веревки за спасательный леер, свисавший с правого борта моторки. Затем проделал то же самое с леером на левом борту. Связав под водой концы, он пролез между днищем и веревкой. Она пришлась на уровне груди. Теперь заспинные баллоны акваланга уперлись в дно моторки так, что килевой брус вошел в промежуток между ними.
«Удобно получилось, — подумал Николай, взявшись за веревку полусогнутыми руками. — Меньше будет болтать».
Несколько раз «чихнул» мотор. Николай вдруг испугался: а что, если с мотором все еще неладной они опять вылезут на берег?
Но вот мотор ровно загудел. Лодка пошла — сперва тихо, потом все быстрее. Проплыл и исчез мысок.
Теперь, когда мотор работал на полных оборотах, нос лодки задрался, и Николая чуть ли не по грудь подняло над водой. Он дышал через трубку, не расходуя воздуха из баллонов. Он испытывал чудесное, ни с чем не сравнимое ощущение полета над водой. Ему пришла в голову забавная мысль: он сейчас выглядит, должно быть, как аллегорическая фигура, какие во времена парусного флота помещали у княвдигеда, [54] под бушпритом корабля…
54
Княвдигед — деревянная наделка форштевня под бушпритом.
Николай проделал в уме небольшой расчет: до города около пятидесяти миль. Часов за пять моторка дойдет. В баллонах акваланга около двух тысяч литров воздуха. Когда он добирался до моторки под водой, он израсходовал примерно двести литров. Акваланг работает, пока давление в баллонах не опустится до тридцати атмосфер, — значит, еще четыреста литров нельзя использовать. Вблизи города придется отцепиться и плыть минут десять под водой. Итак, на дорогу останется около тысячи литров — иначе говоря, немного больше тридцатиминутного запаса воздуха. Это на случай, если встречная волна не даст дышать через шноркель. Надо держаться неподвижно и экономить дыхание: меньше чем на тридцать литров воздуха в минуту человек не проживет.
Вначале все шло хорошо. Николай, идя бреющим полетом над гладкой водой, получал только удовольствие от водяных струй, с силой обтекавших его тело. Ноги, поддерживаемые широкими ластами, волоклись по воде. Спина через баллоны плотно упиралась в киль…
Но вскоре пошла встречная волна. Моторка ритмично плюхала по волне, то опускаясь, то поднимая нос. Пришлось приноровиться и делать вдох только в момент подъема носа. Но все-таки вода попадала в шноркель, и Николай не всегда успевал продуть трубку.
В один из моментов, когда нос моторки высоко поднялся над водой, Николай увидел слева черные камни, окруженные белым кружевом прибоя и ярко освещенные солнцем.
Камень Персианин!
Казалось, он бесконечно долго несся под килем, захлестываемый волнами, — а пройдено всего пять миль! Десятая часть пути…
Нет, он не жалел, что затеял это дело. Знал, что потребуется предельное напряжение сил. Но только теперь он представил себе, что предстоит ему вынести…
Волна была небольшая, но корпус моторки гнал перед собой высокий бурун. Скорость шлюпки складывалась со встречной скоростью ветра. Он притерпелся к ударам волны, но тело его, непрерывно омываемое волной и обвеваемое потоком воздуха, быстро теряло тепло. Масло, впитавшееся в кожу, видимо, начало смываться. Николай мерз. Веревка, за которую он держался, резала ладони. И ветер свистел в ушах.
Николай потерял чувство времени.
Резкая боль скрутила большой палец левой ноги и быстро перекинулась на икру. Переменить положение!.. Николай с трудом повернулся на правый бок. Сгибая и разгибая ногу, он отчаянно боролся с судорогой.
Дышать, лежа на боку, было легче — трубка шноркеля реже захлестывалась водой, но положение было неустойчивым, приходилось сильно напрягать руки, а судорога в руках — самое страшное…
Он начал устраиваться по-старому, как вдруг услышал: такты мотора стали реже. Нос опустился, и Николай погрузился под воду. Моторка остановилась.