Экипаж – одна семья. Часть четвёртая
Шрифт:
Команда комендоров приняла Игоря тепло и радостно и на это были у каждого свои причины. Для двух «карасей» Морозова и Халилова это были дополнительные руки, так как все приборки, приходившиеся на БЧ-2, выполняли они вдвоём. Токарев проводил отпуск в родном городе Хабаровске, а Чижов, служивший по третьему году, только руководил приборками и гонял молодёжь, словно сидоровых коз. Старшина команды радовался, что его «дембель» теперь не в опасности. Осталось только вовремя подготовить своего «духа», а дальше Чижов станет старшиной команды, а кто-то из комендоров – командиром отделения. А потом уже Чижов будет готовить себе замену, но без Гринёва, которому до «дембеля» оставались считанные дни. Сейчас же, на нём держалась вся дисциплина боевой части. Он даже с «бычком лейтёхой» иногда был на «ты», на что офицер краснел, однако молчал и не злился. Он прекрасно понимал, что фактически все его обязанности
Этого же дня, а точнее уже вечером, Гринёв поручил Чижову ознакомить Игоря с устройством корабля, ввести «салагу» в курс дела относительно расписаний по приборкам и корабельного распорядка дня. Начиная с вечернего распорядка дня, когда после вечернего чая прозвучала команда дежурного по низам: «Палубу проветрить и прибрать!» – Мельниченко под чутким руководством Чижова произвёл на корабле свою первую приборку. В его обязанности теперь входила приборка части коридора вдоль кубрика БЧ-2 и палуба внутри кубрика. А после вечерней проверки и полного отбоя, когда дежурный по низам включил ночное освещение, заполнившее кубрики синим полумраком, Гринёв привлёк Игоря для оказания непосильной помощи в деле подготовки дембельского аккорда. Главкор провёл своего «духа» по всему кораблю, где на пути им не попался ни один офицер или мичман. Затем они спустились по многочисленным трапам в самый, что ни есть, дальний кормовой отсек корабля, называемый румпельным отделением, а через него в отсек валолинии. В неприметной части валолинии была оборудована капитальная «шхера», принадлежащая годочкам из БЧ-5. В этой хитро задуманной шхере всё было заблаговременно придумано и отлично обустроено: в дальнем углу находился сбитый из досок «бак», служащий под письменный стол, несколько маленьких самодельных «баночек» в виде мини табуреток и даже пару поролоновых матрацев. Вся шхера ярко освещалась двумя люминесцентными лампами дневного света, а над баком крепилась раздвигающаяся гармошка чертёжного светильника. Переборки были густо обклеенные различными цветными картинками, на которых Игорь быстро узнал несколько эстрадных звёзд и героинь советского кинематографа. Как специалисту в области электротехники, Игорю сразу бросилась в глаза масса всевозможной нештатной электропроводки, и он сразу понял, что в этой шхере, наверное, никогда не ступала нога офицера. Мельниченко подумал о том, что таких шхер на корабле может быть немало и именно в них бурлит основная ночная жизнь «годочков». Именно в таких шхерах «годочки» творили все свои неуставные дела. Возможно, офицеры с мичманами догадывались или даже знали о наличии таких законспирированных шхер и понимали, для чего они нужны «годочкам», но игнорировали их наличие на корабле. Ведь никто не догадается, что во время отбоя, когда всему экипажу корабля положено отдыхать, где-то в таких шхерах кипит бурная ночная жизнь со своими уставами, законами и правилами. Днём же, такие шхеры служили опочивальнями, где уставшие за ночь годки, соизволили отдыхать в неурочное для таких целей время. Одним словом, после подъёма Военно-Морского Флага, вместо занятий по специальности и корабельных работ, годочки ныряли в оборудованные шхеры и дожидались там будущего и неизбежного «ДэМэБэ».
В эту ночь, когда Игорь впервые столкнулся с правилами ночной жизни корабля, шхера БЧ-5 принадлежала главкору Гринёву, которую он арендовал у «маслопупов» на неопределённое время для завершения личных дембельских приготовлений. Игоря же, Гринёв привлёк к себе в помощники для оформления дембельского альбома. Гринёв привлёк «духа» без всяких принуждений и насилия, можно сказать, что чисто по-дружески, как старший товарищ и наставник. Мельниченко даже и не подумал возражать. Он, молча повинуясь, пошёл за своим начальником. А уже в шхере Игорь понял, что за работа ему предстояла? До трёх часов ночи он занимался дембельским альбомом старшины: Мельниченко перерисовывал и раскрашивал кальки размером в фото альбомную страницу, а Гринёв вклеивал кальку в альбом между листами с фотографиями. Когда глаза у Игоря начали слипаться, а производительность труда уменьшилась, Гринёв дал «добро» на отдых и сам проводил «духа» в кубрик, во избежание лишних неприятностей.
Спал Мельниченко в эту ночь, как говорится «без задних ног». Только прилип к матрасу, и вытянулся на своей не обкатанной коечке, как сразу вырубился. Ночи для него, словно не существовало. Подъём на кораблях был в шесть часов утра. Так что вставать пришлось, можно сказать, даже не увидевши сна. Ровно в шесть часов утра по всем кубрикам и коридорам прозвенели звонки громкого боя, и по динамикам раздался усиленный в несколько раз голос дежурного по кораблю: «Команде вставать!»
По этой команде Мороз и Халимов быстренько подскочили со своих коечек и, сорвав с Игоря простыню, грубо нарушили сон «салаги». Глядя на своих старших коллег и не врубаясь в ситуацию, Игорь тоже стал напяливать на себя брюки, а в кубрике, как и прежде, горело ночное освещение. Спустя минуту или две после команды «подъём», в кубрик вошёл дежурный по кораблю мичман Абдулаев, высокий худощавый татарин, с явно не разглаженным после неудобного сна монголо-татарским овалом лица. Мичман занимал на корабле должность баталера финансового, а по совместительству и завпрода. Он был в прямом подчинении старшему помощнику командира корабля. Войдя в кубрик, мичман сразу включил свет и громко прокомандовал, стаскивая простыню с прибуревшего Чижова:
– Подъём! Всем вставать! – при этом, не обращая никакого внимания на продолжающего спать Гринёва.
В это время прозвучал по трансляции голос дежурного по низам: «Команде на физзарядку! Форма одежды: брюки, голый торс! Место проведения: танковый трюм!»
Когда молодёжь боевой части два покидала свой кубрик, в помещение прибыл их «бычок» (от слова БЧ – боевая часть) лейтенант Мордвинов, который тоже стал подгонять Чижова на физзарядку, но всё также проигнорировал спящего Гринёва.
Спустившись в танковый трюм, Мельниченко заметил там несколько молодых матросов из различных подразделений корабля, вяло демонстрирующих упражнение «мельница». Физзарядка происходила не организованно и без руководителя. Каждый матрос был предоставлен самому себе, выполняя авторские упражнения, не подражая другим сослуживцам. Как и ожидалось, первыми выходили на физзарядку «духи» и «караси», затем стали подтягиваться «оборзевшие караси», прослужившие на корабле больше года. Лениво зевая, последними появлялись «под годочки», – эти прослужили больше полтора года. «Под годочки» сразу принялись командовать «духами» и «карасями» своих подразделений, заставляя тех выполнять самые трудные и неудобные упражнения. И, только под конец отведённого времени для физзарядки, стали появляться некоторые «годки», вяло имитируя неказистые упражнения. «Дембелей» и «граждан» на физзарядке не было, им такой распорядок противоречил по статусу, и они досыпали отведённые для себя минуты. Главное для них было – не пропустить подъём флага. Хотя некоторые старослужащие из «качков» не брезговали физзарядкой, чтобы не потерять форму, но занимались индивидуально в кормовой части танкового трюма, придерживаясь своего личного распорядка.
Через полчаса по всему трюму из динамиков раздался голос дежурного по низам: «Закончить физзарядку! Койки убрать! Команде умываться!»
Поднявшись в кубрик, Мельниченко застал там Мороза и Халимова заправляющими свои койки «по белому» так, чтобы простыня с одной и с другой стороны обхватывала тёмно-синий квадрат сложенного суконного одеяла. Чижов свою койку не стал заправлять, он взял туалетные принадлежности с полотенцем и направился в сторону умывальника.
– Альё, «дух»! – Обратился к Игорю Халимов. – С сегодня ти кажидий ден убирайт койка Чижа и Гринёва, усёк!?
– Ясно, – спокойно ответил Мельниченко, продолжая заправлять свою койку, таким макаром, как и его сослуживцы.
Гринёв ещё спал и Мельниченко, захватив свои туалетные принадлежности, пошёл умываться. К этому времени в помещении умывальной оставались одни «духи» и «караси», среди которых было несколько однополчан по «курсу молодого бойца» при школе мичманов. Игорь подвинул слегка Веню, и они вместе стали принимать водные процедуры. Заметив у Гудмана под глазом незначительный синяк, он поинтересовался:
– Что случилось, Вениамин батькович?
– Так ничего особенного, двегью слегка пгихлопнуло, – не глядя в глаза своему собеседнику, ответил Гудман.
«Да, одного уже прописали», – подумал Игорь, но не стал вникать в подробности. Времени было в обрез, и он убежал в кубрик. А к этому времени динамики надрывались новой командой от дежурного по кораблю: «Закончить умываться! Команде приготовиться к утренней приборке!» Услыхав команду, Игорь прихватил приборочный материал и занялся влажной уборкой кубрика. После кубрика он перебрался в коридор, где к нему подошёл Чижов и стал поторапливать:
– Что ты тянешься? Быстрее заканчивай коридор! Тебе ещё палубу возле «Града» просушить надо и на боевом посту просвежить, так что шевели помидорами, боец! Понял, да!?
Мельниченко, конечно же, всё понял и после коридора убежал на бак, где торопливо занялся приборкой боевого поста, после чего быстренько прошёлся со шваброй «Машкой» вокруг установки «Град». Успешно завершив утреннюю приборку, Игорь поспешил в надстройку, когда на полпути его перехватил на шкафуте наглый «под годок» из службы команды и начал придираться, как бы, к «праздно шатающемуся духу»: