Экипаж. Команда
Шрифт:
Людмила Васильевна не случайно затеяла этот разговор. В последнее время она заметила, что с Пашкой происходит нечто, очень сильно смахивающее на состояние влюбленности. И вот сегодня, по его болезненной реакции на эту тему, опытный «разведчик» Михалева поняла, что не ошиблась. А сам Козырев этой ночью долго не мог уснуть. Слова Людмилы Васильевны разбудили его воображение, и, лежа с закрытыми глазами, он долго мечтал, представляя, как они с Полиной живут вместе, утром вдвоем едут в контору, потом гоняют объектов, а вечером, опять-таки вместе, возвращаются домой. И это было круто.
Паша диктует шифровку, ПолинаОднако надо признать, что в данном случае Людмила Васильевна все ж таки немного переборщила – ни оперу, ни эфэсбэшнику, ни «грузчику» для создания счастливого семейного очага вовсе необязательно искать себе супругу с такой же холодной головой и таким же горячим сердцем. Достаточно того, чтобы она просто отдавала себе отчет в том, что для своего избранника она всегда будет стоять на третьем месте, поскольку на первом у него всегда будет работа и на втором, соответственно, тоже. Если признать эту парадоксальную аксиому за данность, тогда вместе, пусть не легко и не беззаботно, можно будет прожить пять, а то и десять лет. Дольше выдерживают лишь уникальные женщины, но такие оперативникам достаются крайне редко. Поэтому после десяти лет супружеской жизни все равно приходится совместными усилиями выстраивать то, что наш первый президент гордо называл «системой сдержек и противовесов». Дабы во внутренней системе координат семья переместилась пусть не на первую, но уж хотя бы на вторую позицию.
В свое время все это уже проходил Нестеров. В первые годы Ирина была идеальной милицейской женой и относилась к работе мужа с должным уважением и пониманием. Она не жаловалась, не возмущалась и не роптала. Более того, когда это было необходимо, по мере сил старалась помочь. Кстати, первое «боевое крещение» Ирины состоялось уже на пятый день их официально проштампованной совместной жизни.
После свадьбы Нестерову предоставили медовую неделю, четыре дня из которой они провели на даче в Рощино, не вылезая из постели. Насытившись жизнью интимной, Ирине захотелось жизни духовной, и на пятый день они потащились в город – на премьеру в Александринку. Времени было полно, и они решили прогуляться от Финбана до театра пешком. На Литейном, немного не доходя до Некрасова, юный супруг вдруг резко обернулся, заметив проскользнувшую мимо дамочку, и констатировал: «Это Вика!»
– Какая и где? – ревниво поинтересовалась Ирина.
– Вон, зашла в проходняк.
– И что?
– Она в розыске, паспорт на Евстигнееву Екатерину.
– Будем ловить?
– Нет! Пойдем по своим делам, а завтра оцепим весь микрорайон – вдруг она до сих пор во дворе нас дожидается!.. Стоп, Ириш, стой на месте.
Нестеров, делая вид, что он пьян и желает по нужде, завалился под арку доходного дома. Минут через пять вышел.
– Одиннадцатая квартира, коммуналка, второй этаж, окна во второй двор, дверь говно, в хате Льдина, ворованные шмотки на дореволюционном шкафу справа от комода, собираются пить портвейн «Иверия» за два сорок две, салат «Столичный» порезан по-хамски, время есть.
– Для того, чтобы меня проводить до театра?
– Для того, чтобы ты позвонила в дежурку.
– И?
– Вызовешь дежурного опера, дашь адрес, скажешь Нестеров ждет в парадной напротив.
– А если…
– Сошлешься на Романова, тот знает – я порожняки не гоняю. На вот – возьми две копейки.
– Так ведь «02» бесплатно.
– До «02» за мою жизнь еще никто никогда не дозванивался.
Ирина позвонила с ближайшего таксофона, передала текст, а затем вернулась и нашла Нестерова.
Двадцать минут томительного ожидания Ирина провела в пахнувшей мочой парадной. Она хотела спросить у Нестерова, что все это значит, но он шепнул ей: «Ириш, ты у меня жена в самый раз!.. Но давай попозже».
Романов прибыл трусцой. Он оказался молодым, с наглецой, крепышом-колобком. Он заметно суетился и постоянно вздергивал носом:
– Сашка, ну ты даешь!.. И Льдина с ней?! Все, добегался сучонок.
– Подождешь? – наивно попросил Нестеров Ирину.
– Конечно! А то на вас посмотришь, так ходить по улицам страшно!..
По женскому вою и звуку битого стекла Ирина поняла, что сыщики проникли к Вике и беседа начапась. Ирина зачем-то поперлась в квартиру номер одиннадцать. Двери были распахнуты и с лестничной площадки, и в комнату. Пожилой спившийся мужчина с интересом наблюдал из коридора, как Льдина, запутавшись в желтом от времени тюле, пытается обороняться огромной хрустатьной вазой. Получалось не очень. Ваза не умещалась в руке. После седьмого-восьмого удара ему в голову чугунной витой рамкой для фотографии он затих. Романов нагло зашмыгал носом. Нестеров чуть ослабил внимание, Вика вырвалась и разодрала Ирине не только кофточку, но и бюстгальтер. Увидев это, Нестеров за волосы отбросил Вику, она ударилась о стол спиной и заплакала. На столе перевернулась салатница с кислой капустой, рассол дотек до края и капал на лоб Вики.
Нехорошо, конечно, получилось. В смысле бюстгальтера. Романов ржач, но, перетряхнув ворованное, обнаружил-таки свитерок. Новенький, в упаковке, импортный и в самый раз. Делать было нечего – Ирина переоделась. Разумеется, попала в число понятых. Разумеется, потащились в РУВД.
Через час ее отпустили, и она направилась в кабинет, где Нестеров с Романовым допивали портвейн, забранный из квартиры, причем подливали и Льдине, прикованному наручниками к батарее. Голова Льдины была перевязана чалмой из разорванной занавески, а левая сторона лица Романова напоминала плакат «Осторожно, пчелы!».
– Муж, пошли домой, а? Все равно на спектакль уже опоздали…
Нестеров ответил с набитым «докторской» колбасой ртом:
– Пойдем… Да ты не переживай, Ириш. Когда ты еще в такой театр сходишь?
Романов захихикал, дожевывая булку с огромным кусищем масла, посыпанную сахаром, и сказал:
– Ирина Батьковна, не серчай. Хошь еще будильник подарим? Электронный.
И они поплелись домой. Дико уставшая и изрядно помятая, в чужой ворованной одежде, Ирина тогда впервые поняла, что столкнулась с чужой цивилизацией. Однако странное дело, она не злилась и не обижалась на мужа. В конце концов, мы ведь не обижаемся на трехлетнего ребенка или на снежных людей…
Это было давно, но это была… правда. Нынешняя же правда заключалась в том, что Ирине уже было давно наплевать на все, что связано с работой мужа. Впрочем, наплевать в данном случае не совсем правильное слово. Ирина была женщиной интеллигентной и плеваться себе никогда не позволяла. Так что, точнее будет сказать – ей все это просто стало безразлично. А порой она ловила себя на мысли, что ей давно уже безразлична не только работа мужа, но и сам муж… Не следует забывать, что Ирина была человеком творческой профессии. Очень это непростое дело – угождать женщине, которая каждый день «артистов видит, космонавтов видит, академиков видит, Иштояна видит [81] ». Да, собственно, и угождать-то Нестерову было некогда – он работал.
81
Цитата из кинофильма «Мимино».