Экипаж. Команда
Шрифт:
На следующий день Долгушина разыскал дежурный по отделу и передал, что его просили срочно отзвониться в кадры. Дима не торопясь подошел к аппарату, набрал заветный четырехзначный номер и замер в ожидании если не премии, то хотя бы почетной грамоты. Однако он не получил ни того, ни другого, зато услышал нечто куда менее приятное:
– Долгушин, ты чего там, совсем от безделья охуел?
– То есть?
– То и есть. Ты кого нам, шакал паршивый, подогнал?
– Водителя. У него почти все категории открыты…
– Да наплевать, что у него открыто. Ты его сам-то видел?
– Нет. Я с его женой разговаривал.
– Ты, Дима, лучше бы женился и не с чужой, а со своей женой разговаривал… Ты про особые приметы у нее спрашивал?
– Конечно, спрашивал. Шрамы, наколки, рост, все как положено –
– Нашлась, бля, нашлась. Вот мы тут сейчас всем отделом, совместными, так сказать, усилиями, разглядели-таки…
– И чего за примета? Сильно в глаза бросается?
– Долгушин, ты и правда такой мудак или прикидываешься?
– Не знаю, а что?
– НЕГР он! Понимаешь? Негр африканский!
– Да? А чего тут такого? Это даже… конспиративно очень. Кто на негра подумает, что он мент? Мы ж не в Америке живем…
Короткие продолжительные гудки, перемежающиеся бурными и продолжительными аплодисментами. Занавес…
С тех пор при поиске кадров Дима Долгушин никогда не общался ни с матерями, ни с женами, ни с сестрами, а ходил смотреть на клиента лично, первым делом проверяя его на отсутствие внешних дефектов. Если таковых не обнаруживалось, Дима начинал плести кружева и выискивать дефекты внутренние (то бишь связанные со здоровьем и нездоровыми пятнами в биографии). Если и таких не было, то только в этом случае Долгушин брал человека за руку и самолично доставлял на Литейный: мол, претензии, жалобы есть? Нет? Тогда распишитесь – вот тут, где галочка, что товар сдал Долгушин. Именно по такому принципу и был отфильтрован с ярмарки вакансий Паша Козырев, ставший в силу своей молодости весьма легкой долгушинской добычей. Козырев и «мяу» сказать не успел, как его тут же подхватило течением и засосало в водоворот собеседований, профосмотров, проверок и прочая. Очнулся Паша уже на специальных курсах, где, кстати, уже второй месяц чалился и Лямка. Впрочем, тогда они не сошлись. Иван вообще ни с кем не сошелся – он единственный из потока шел не пушечным мясом в наружку и установку, а готовился стать «компьютерным разведчиком», а посему держался по отношению к другим весьма высокомерно (за что его даже едва не побили в туалете). Но время все расставило по своим местам: графа Монте-Кристо из Ивана не вышло, и пришлось ему переквалифицироваться в «грузчики». Обижаться было не на кого, тем более что обиженных в наружке обычно на приемку объекта у мусорных бачков ставят. Ну не воду же на них возить, в самом деле?
…Рабочее совещание бригадиров отделов «НН» подходило к концу. Последним с трибуны вещал Шлемин, пламенная речь которого была посвящена отсутствию должного профессионализма у молодых «грузчиков», причиной которого, по версии зама, является слабый контроль со стороны старших смен за организацией учебного процесса и мизерное количество часов, отводимых на самоподготовку. Нестеров, позевывая, пялился в окно, за которым, как назло, не происходило ничего интересного, а сидевший рядом с ним Костя Климушкин увлеченно рисовал в оперативном блокноте забавные рожицы.
– …Как результат, за истекший месяц во всех без исключения экипажах зафиксировано уменьшение количества уликовых снимков, причем в некоторых сменах их не было сделано ни одного. Я подчеркиваю – ни одного. Примерно такая же картина наблюдается и по установленным связям и адресам. Складывается впечатление, что старшие смен просто не могут или не хотят учить молодежь.
– Позвольте, Олег Петрович, – встрепенулся Нестеров, поднимаясь с места. – Я не знаю, как у других, но в моей смене за июль по уликовым идет плюс четыре, а по адресам плюс семь. Так что вы в данном случае несколько передергиваете…
– А вам, Александр Сергеевич, слова не давали, так что сядьте, пожалуйста. И не вам, кстати, говорить здесь о каких-то там плюсах. Вам, у которого ЧП на ЧП, залет на залете… Не экипаж, а дисбат какой-то… один другого краше…
– Это вы, собственно, что имеете в виду? – снова приподнимаясь, начал было заводиться Нестеров, однако Климушкин потянул его за рукав и усадил на место, успокаивая:
– Да брось ты, Сергеич, чего ты в самом деле? На мудаков не обижаются.
– Прибью заразу, – прошептал Нестеров,
– Да ты что, охренел? – услышал его шепот Климушкин. – На фига тебе это надо? Тем более с твоим послужным списком… Лучше мы с ним какую-нибудь шутку разыграем. Хочешь?
– Да нет, Костя, спасибо, я уж как-нибудь сам управлюсь, – улыбнулся Нестеров, прекрасно знавший о способностях Климушкина в плане изобретения всевозможных розыгрышей.
Кстати, последний такой Костя организовал буквально неделю назад, поставив перед собой цель наказать технический отдел Управления, в котором, в частности, служил упомянутый выше Дима Долгушин. Случилось так, что один из «грузчиков» Климушкина случайно разбил старенький объектив казенного фотоаппарата. По уму, объектив можно было списать без шума и пыли, однако «технари» зачем-то раздули из этого эпизода целую историю, и в результате на «грузчика» навесили две с половиной тысячи рублей выплаты за испорченное оборудование.
База «технички» располагалась в одном из старых домов на улице Красного Курсанта. Чтобы попасть туда, необходимо было пройти под арку во двор, минуя гастроном. Там-то, во дворе, находилась неприметная железная дверь с кодовым замком и звонком, за которой хранились образцы разведывательной милицейской техники, большинство из которых были разработаны еще в 50-60-е годы. Впрочем, это отнюдь не означало, что они были плохи, – ведь именно в те годы все, что создавалось нашей промышленностью (особенно для спецслужб), создавалось на века. Климушкин напечатал на компьютере три десятка объявлений и расклеил их по всему микрорайону. Текст объявлений гласил, что гастроном на улице Красного Курсанта возобновляет прием стеклопосуды, причем самой разной формы и цвета, включая бутылки иностранного производства. Прием осуществляется с 9 до 21 часа в подсобном помещении гастронома (во двор налево, железная дверь, звонить два раза). Надо ли объяснять, что в течение пяти дней (пока не удалось сорвать все до единого расклеенные объявления) «техники» задолбались выскакивать на непрекращающиеся звонки в дверь и объяснять местным алкоголикам и бомжам, что приема посуды здесь не ведется и не предвидится…
Хорошо, что все в этом мире когда-нибудь да заканчивается. И рабочие совещания в подразделениях ОПУ в данном случае не исключение. Нестеров и Климушкин вслед за остальным народом весело потянулись к выходу, однако на самом пороге их перехватил Нечаев и, ничего не объясняя, повел к себе в кабинет. Здесь Василий Петрович закрыл дверь на ключ и, обращаясь сразу к обоим бригадирам, сказал:
– Ну что, голуби мои залетные, как летается? Крылья за спиной не жмут? Количество алкоголя в крови не зашкаливает?
– Загадками говорите, Василий Петрович, – первым откликнулся Климушкин. – Какие крылья? Какой алкоголь? Мы с Сергеичем в нетрезвом виде не летаем…
– Это точно. А что, на нас с Костей опять донос какой нарисовался?… Вот ведь собаки. Как дед мой говорил: пьем, как люди, а за что Бог не милует – не знаем, – проворчал Нестеров.
– Я сейчас просто расплачусь от умиления, на ваши физиономии глядючи. Ладно, хватит дурочку валять. Слушайте сюда: завтра с утра ваши смены принимают учебного объекта из Москвы. Надеюсь, не нужно объяснять, что в этом случае потребуется максимальная концентрация усилий каждого «грузчика» из каждой смены? Опять же, надеюсь, понятно, почему именно ваши экипажи поставлены на контроль руководства?… Словом, чтоб завтра маскировочка, экипировочка – все на должном уровне. Никаких проколов: снимки, адреса, связи – по максимуму. И чтоб без утерь у меня – «по согласованию с заказчиком» в данном случае не канает… Костя, Сергеич! Я не имел права доводить до вас эту информацию, однако пошел на прямое нарушение, чтобы вы, два обормота, смогли за оставшееся время нормально подготовиться к работе. Своим «грузчикам» о том, что объект учебный, – не говорить (тут я целиком полагаюсь на вашу порядочность). Главное, о чем вас прошу, мужики, – сделайте хорошо. Честно скажу – это нужно мне. Но в первую очередь – это нужно вам. Потому что только в случае положительного заключения по завтрашней работе я смогу попытаться снять вас с крючков у руководства. А крючки эти, смею заверить, очень серьезные. Особенно твой, Сергеич.