Экипаж. Команда
Шрифт:
В темном подъезде гнусно пахло плесенью и мочой. Едва войдя в него, Иван услышал звук тронувшегося лифта.
Теперь по инструкции ему следовало ломануться вслед за ним и притормозить, не добегая одного лестничного пролета до этажа, на котором тот остановится. Но Лямин за лифтом не побежал, потому что в эту самую секунду ему вдруг припомнился недавний маневр Яши с Апраксина двора, и Иван отчетливо представил себе, как объект Белявский запускает лифт наверх, а сам крадучись поднимается этажом выше и прячется в сумраке, поджидая Ивана. То, что объект его срубил, сомнений почему-то не вызывало. Лямин притих и весь обратился в слух в надежде на то, что по звуку он сумеет определить
Где-то далеко наверху из лифта действительно кто-то вышел. Однако определить по звуку – был ли это седьмой или, скажем, девятый этаж, Иван не смог. Потом где-то в тех краях хлопнула дверь, глухо залаяла собака, а потом подъезд снова погрузился в тишину. В рейтинге личных страхов Лямина второе место (после коварных неожиданных ударов тяжелыми предметами по голове) занимали собаки всех мастей и размеров. Поэтому Иван так и не решился подняться и побродить по этажам, прислушиваясь к звукам, доносящимся из-за дверей. Он покинул негостеприимный подъезд и понуро направился к ожидавшей неподалеку «девятке».
– Ну, как успехи? Срубил? – встретил его Нестеров.
– Почти… Квартира где-то с седьмого по девятый этаж… Там еще собака в квартире… Или рядом с ней, – промямлил Лямин, а затем виновато уточнил зачем-то: – Большая, наверное, собака. Очень уж громко гавкала.
– Так, понятно, – помрачнел бригадир. – А поточнее нельзя было сделать?
– Не-а.
– Позволь полюбопытствовать почему?
– Стрёмно как-то, – честно признался Иван.
– А, вот так даже?… Что ж, помнится, аналогичный случай был в Тамбове.
– Какой случай?
– А такой, что приходил залетный кент – жалился Марусе: воровскую жизнь – люблю, а воровать – боюся…
– Это как? – не понял Лямин.
– Через чердак… – окончательно рассвирепел Нестеров, сраженный Ваниной тупостью. – Все, проехали… Полина! Ты как? Собак боишься?… Тех, которые громко гавкают?… Нет?… Ну слава богу, а то я уж подумал, что мне на старости лет снова придется за сопливую молодежь на девятый этаж пешком подниматься… Иди, послушай, чего там творится… И начинай хотя бы с пятого этажа… Вдруг у нашего «грузчика» слух музыкальный, но не абсолютный…
Минут через десять Полина вернулась и доложила, что гражданин Белявский, судя по всему, вошел в квартиру 112, что на восьмом этаже… Именно там из-за двери в настоящее время доносится весьма оживленный спор на цыганском наречии, а в соседней квартире действительно есть собака, которая облаяла Полину, учуяв ее присутствие на лестничной площадке.
– Кстати, – подал голос Козырев, – у нас же этот адрес уже имеется. На инструктаже зачитывали, вот: Ударников, восьмой этаж, квартира 112, проживает некто Марцинкевич – связь объекта… Так что, значит, мы все-таки своего таскали – это уже радует.
– Вот видите, – обиженно встрял Лямин, – Можно было и не ходить в этот подъезд вовсе, а вычислить квартиру аналитическим путем…
– А вам, товарищ аналитик, слова, кажется, никто не давал! – сказал, как отрезал, бригадир. – Впрочем, вы правы… если бы в данный момент Ольховскую изнасиловали в лифте или если бы ее покусала «громко гавкающая собака», то мы, несомненно, воспользовались бы вашими недюжинными аналитическими способностями и вычислили сей «стрёмный» адрес… Но пока мы будем действовать в работе исключительно дедовскими методами, дабы не растрачивать по пустякам ваши драгоценные силы и здоровье… Всё… Вы трое – в машине, а я пошел вон на ту лавочку – ворота стеречь…
– Александр Сергеевич, я же не нарочно, – начал было Лямин, но Нестеров прервал его:
– Ваня – суду все ясно. Сиди и помалкивай в тряпочку… Подумай о чем-нибудь хорошем – о компьютерах, например… А то ведь случись что с кем-то из нас – невелика потеря. А ты у нас – голова светлая. Тебя беречь надо – тебя и… как там это у вас называется? писюха? – во-во… и писюху твою…
Нестеров хлопнул дверцей и растворился в сумерках.
Оставшиеся в салоне «грузчики» молчали и, естественно, не знали, что в этот же самый момент от их машины отошел тот самый, невидимый обычным людям, черный человек. Потирая ручонки и гадливо смеясь, человек отправился докладывать своему начальству о проделанной работе. Будь Лямин повнимательнее, он наверняка бы узнал в нем Шамовку, однако Ивану было не до того – только теперь он понял, что бригадир открыто, при всех, обвинил его в трусости. Причем в трусости, граничащей с предательством. А это посерьезнее будет, чем доской да по глупой башке…
А ведь как все хорошо начиналось с утра! Иван, помнится, еще подумал тогда: да, это вам не по грязным подъездам шариться – тут головой думать надо. Зато вечером так оно, в сущности, и случилось: грязный подъезд, «подумал головой», затем – испуг, обвинение в трусости…
А и всех-то дел надо было – лишь вспомнить старую опушную мудрость, которая гласит: «Грузчик! Никогда не думай за объект!»
…Иначе он начнет думать за тебя.
Глава вторая
Козырев
… В извозчики выбирается филер наиболее находчивый, знакомый с управлением лошади, а также и с правилами езды извозчиков. Если такового в Охранном отделении нет, то надо его подготовить – без выучки в наблюдение пускать нельзя, так как неумелый извозчик быстро провалится…
На следующий день с самого утра снова потащились «вперед, за цыганской звездой кочевой». Гражданин Белявский ранней пташкой не был и вышел из пресловутой 112-й квартиры лишь в начале первого. А до этого экипаж, разделившись на парочки – Нестеров и Полина на скамеечке, а Козырев с Ляминым в машине, – тупо проторчал во дворе, причем все это время глаза «грузчиков» в буквальном смысле «с неприютной тоской» глядели «в багровеющие небеса».
В этот раз Белявский несколько расширил маршрут своих прогулок. В частности, он даже воспользовался общественным транспортом и доехал до станции метро «Ладожская» (билета при этом не купил), однако в метро, к вящей радости «грузчиков», не полез – ограничился шатанием по рынку и частым братанием со своими соплеменниками. Лямину бригадир доверил сопровождать объекта лишь в автобусе, далее же по рынку Белявского попеременно таскали Полина и Нестеров. Они же фиксировали связей, выписывали квитанции – словом, вели активный образ жизни. А Иван все это время сидел в машине и мучился от того, что бригадир, не простив ему вчерашнего, «затаил обиду» и демонстративно отстранил его от оперативной работы. В салоне «девятки» стояло тягостное молчание – Козыреву была не по душе столь жесткая позиция бригадира (в конце концов, каждый из нас имеет право на страх), однако Павел доверял опыту и житейской мудрости своего старшего, а потому ничью сторону принимать не хотел, предпочитая по возможности отмалчиваться. Конечно же, ни о какой обиде со стороны Нестерова речь не шла – Александр Сергеевич просто хотел немного повоспитывать Лямку, дабы тот переборол страх самостоятельно, поняв, что в душе человека живет чувство, которое гораздо сильнее и весомее страха, – это чувство стыда. Маявшемуся в машине Лямину сейчас действительно было очень стыдно, а значит, пока бригадир все делал правильно.