Шрифт:
ЛЮДИ С КРЫЛЬЯМИ — НЕ АНГЕЛЫ
Командир экипажа — Андрей Васильевич Тимченко — негромко сказал в микрофон:
— Круг! Высоту четыреста по давлению семьсот сорок занял. Разрешите третий разворот.
— Третий разрешаю, — ответил в динамике голос диспетчера.
Над дверью салона горело табло: «Застегнуть привязные ремни, не курить».
Самолет шел низко над полями и рощами. Пассажиры с ленивым любопытством смотрели на землю, то встающую дыбом, то косо сползающую вниз.
…На
А на экране локатора самолет Тимченко был всего лишь светлой точкой, крохотной звездочкой в созвездии других таких же. Прохаживался по кругу светящийся радиус, внимательно смотрел на экран диспетчер.
— Мы на курсе, на глиссаде, — сказал штурман командиру.
И земля подтвердила:
— Высота четыреста, удаление восемь километров. Полоса свободна.
В любом современном лайнере — будь то «Ил-62», «Ту-154», «ДC-10» или огромный «Боинг-747» — кабины невелики, даже тесноваты. Наверно, размер кабины продиктован конструктивными соображениями. Но со стороны кажется, что в этом есть и другой, более глубокий смысл. Члены экипажа почти касаются друг друга плечами и потому быстрее понимают друг друга, точнее взаимодействуют — как соприкасающиеся друг с другом шестеренки одного механизма. Но они не механизм! Они живой мозг, который одухотворяет, подчиняет своей воле летучую громаду металла…
— На курсе, на глиссаде, — сказал Андрей Васильевич. — Разрешите посадку.
— Посадку разрешаю, — ответил новый голос: диспетчеры передают друг другу самолет, будто с ладони на ладонь, чтобы в конце бережно опустить его на бетон посадочной полосы.
Андрей Васильевич приподнял нос машины, выдержал его над полосой на метровой высоте — и вот колеса осторожно коснулись земли.
— Включить реверс!
Руки Тимченко двигали штурвал вперед и на себя, одновременно поворачивая его то влево, то вправо, чтобы парировать порывы ветра, удержать самолет на оси полосы.
Постепенно замедляя ход, «Ту-154» катился по бетону. Рейс был окончен, они прилетели домой.
Безостановочной суетой, непрерывной и многообразной деятельностью Шереметьево, как и всякий большой аэропорт, напоминает муравейник: в беспорядочном на первый взгляд движении не вдруг угадываешь железную, раз и навсегда установленную, никем не нарушаемую систему.
С разной скоростью и в разных направлениях перемещаются по своим незыблемым маршрутам самолеты, ползут самоходные трапы, движутся автобусы, электрокары, пестрые пикапчики иностранных авиакомпаний. А между ними снуют люди: летчики, бортпроводницы, техники, пограничники…
По своему привычному маршруту, от стоянки к диспетчерской, шел и Андрей Васильевич Тимченко в сопровождении второго пилота и штурмана.
Серая «Волга» Андрея Васильевича отъехала от стоянки, где ставят свои машины шереметьевские летчики. Рядом с Тимченко сидела его жена — высокая и спокойная, под стать мужу.
— Как слетали? — спросила Анна Максимовна.
— Нормально.
— Тридцать лет слышу это «нормально».
Тимченко пожал плечами:
— Так правда же, нормально. Тебя не устраивает?.. Расскажи лучше, как жила без меня.
— Нормально, — ответила она и замолчала. Но не выдержала и стала рассказывать свои небогатые новости: — Звонили из Комитета ветеранов… Егор заходил, интересовался, когда вернешься…
— А как Наташка?
— Ну как Наташка… Наташка есть Наташка. — Анна Максимовна вздохнула и переменила разговор. — Ко мне девочку положили с зеркальным расположением.
— С чем? — не понял Андрей Васильевич.
— Сердце справа… Такая здоровенькая, спокойная девочка…
Бортинженер Игорь Скворцов, молодой, уверенный в себе, разыскал среди других машин своего красного «жигуленка», сел и отъехал, но недалеко. Остановившись в сторонке от диспетчерской, он повернул зеркальце так, чтобы видеть выходящих. Когда появилась та, которую он ждал — хорошенькая блондинка, — Игорь открыл дверцу и жестом предложил подвезти в город. Девушка уселась в машину.
Перед аэровокзалом прогуливался со своей семьей еще один герой нашего фильма — летчик Валентин Ненароков. Семья была невелика: жена Аля и сын Алик четырех лет.
Муж и жена шли держа мальчика за руки. А он, пользуясь этим, баловался: то поднимал ноги, чтобы родители его несли, то, наоборот, повисал на родительских руках и волочил ножки по земле. Но мать и отец не замечали этого, занятые своим разговором. Издали казалось: какая симпатичная дружная семья! Но так казалось только издали.
— Не нравится? Пожалуйста — давай разойдемся! — задыхаясь от злости, говорила жена.
— Ну, Аля, ну что ты в самом деле. Это ж не разговор.
— Именно разговор! Ты мне весь отпуск испортил! Чтобы я в жизни еще с тобой поехала!
— Я бы то же самое мог сказать, но я же молчу!
— Интересно! Значит, опять я виновата?
В этот момент возле них резко затормозила красная машина, приветственно посигналила и из нее выскочил бортинженер Игорь Скворцов.
— Здорово, Валентин! Вот уж не думал!
Ненароков расплылся в счастливой улыбке, расцеловался с Игорем и повернулся к Але:
— Алечка! Это мой старый товарищ, летали вместе… Игорь, знакомься, моя жена.
— Алевтина Федоровна, — представилась Аля.
Поклонившись, Скворцов быстро и внимательно оглядел ее: красивая была жена у Ненарокова, ничего не скажешь…
— А ты тоже? — Ненароков показал глазами на пассажирку «Жигулей».
— Что ты! Ты смотри не накаркай… Это так… А ты опять в Москве? Перевелся?
— Нет, я там же. На Алтае. — Слушай, а как Васильич? Все серчает на меня?