Экипаж
Шрифт:
— Нет, — сочувственно сказал Скворцов. — Сначала ругался, а теперь просто молчит. Не вспоминает.
— М-да… Ну все равно ты передай привет. Ладно?
Скворцов кивнул, а Ненароков продолжал:
— А мы в отпуск ездили… Показывал им Ленинград. А теперь по Москве хотим погулять.
— Так садись, покатаю вас, — после секундного колебания сказал Скворцов. — Нет проблем.
— Спасибо, не получится, — с сожалением отказался Ненароков. — Еще билеты надо оформить, багаж…
— Ну
Мальчик все это время молчал, только застенчиво улыбался. Молчала и Аля. Скворцов уселся в машину, включил магнитофон со специальными автомобильными колонками и уехал, увозя с собой громкую музыку.
— Да, летали вместе. На «Ил-18-м». Отличный парень, — растроганно сказал Ненароков. А жена заметила неодобрительно:
— Кобель высшей марки. Сразу видно.
— А командир отряда тогда был Тимченко Андрей Васильевич, — продолжал вспоминать Ненароков. — Замечательный человек.
Аля передернула плечами: эти лирические воспоминания ее только раздражали.
Ненароковы сидели в стеклянном кафе и ели мороженое. Валентин переложил шарик из своей вазочки к Алику.
— Сиба, — с некоторым усилием сказал мальчик. Ненароков улыбнулся, спросил:
— Ку?
— Ку… Шо! — кивнул Алик. Мать в раздражении бросила в вазочку ложку, так что обрызгала и себя и мужа.
— Да перестаньте вы на птичьем языке разговаривать! Словно как нерусские!.. Губишь ведь ребенка, губишь!
— Ну ты чего, Аля? Я уверен: ему так лучше, удобнее. И не надо заставлять насильно… Вот ты при нем…
— Завел, завел шарманку… Кто бы знал, до чего мне тошно!
Игорь Скворцов и девушка, которую он подвез из аэропорта, пили кофе и слушали музыку. Комната у Скворцова была ухоженная, чистенькая и немножко пижонская: светильниками служили африканские маски с лампочками в глазницах и во рту, на стенах — какие-то панели из матового стекла, центральное же место занимала «система» — магнитофон «Тандберг» с проигрывателем и разведенными по углам стереоколонками.
Не вставая, Игорь повернул тумблер на сложном, чем-то похожем на его стол с приборами в кабине самолета пульте, и по стенам, вернее по панелям, забегали разноцветные блики, волны, радуги.
Игорь покрутил ручку, и музыка сменилась. Зазвучал концерт Чайковского, а на потолке, вытесняя друг друга, стали появляться слайды с видами русской природы: березовые голые рощи, скованные льдом реки, старые усадьбы среди сосен.
— Потрясающе! — сказала девушка. Игорь улыбнулся.
— Все сам. Вот этими руками.
— Только почему на потолке? Шею сломаешь.
— Я обычно лежа смотрю, — серьезно объяснил
Андрей Васильевич Тимченко тоже был дома: смотрел рассеянно телевизор и разговаривал с дочкой.
— Два зачета досрочно сдала, — рассказывала она. — Языкознание и фонетику.
— Замуж еще не вышла? — пошутил отец. — Все-таки три дня не виделись.
— Пока что нет.
— А когда выйдешь, нам с матерью хоть сообщишь? Наташа улыбнулась, но как-то не очень весело.
— Конечно, сообщу. Если рядом телефон будет. Отцу такой юмор не понравился, но он промолчал: сам ведь завел разговор.
Вошла с кухни Анна Максимовна со стаканом морковного сока в руках.
— О чем беседовали? — спросила она с беспокойством.
— Так… О жизни вообще. — Наташа встала. — Я пошла учиться.
Она взяла книгу, заложенную тетрадкой, и ушла к себе в комнату. Анна Максимовна поставила морковный сок перед мужем.
— А ну его к лешему, — взмолился Тимченко.
— Надо. Это сплошной каротин. Очень хорошо для глаз… Ведь знаешь.
— Каротин, карантин, — пробормотал Андрей Васильевич, но сок выпил. А жена уже достала из-под журнального столика прибор, которым измеряют давление, и стала оборачивать руку мужа повязкой.
— Зачем? — вяло протестовал Тимченко. — Это-то зачем?.. Только смотреть мешаешь… Ну, сколько там настукало?
Жена улыбнулась: знала, что обязательно спросит.
— Идеально. Сто двадцать на восемьдесят… Вот тебе Распутин, «Живи и помни». Это надо прочесть. Я очками заложила, где начинается.
В спальне у Тимченко стояли рядышком две солидные, отсвечивающие полировкой кровати. Андрей Васильевич закрыл однотомник Распутина и потушил ночник.
— Андрюша, — сказала вдруг жена. Оказывается, она не спала — просто лежала с закрытыми глазами. — Тебе Наталья что-нибудь говорила?
— Вроде нет… А что? — встрепенулся Тимченко.
— Наверное, лучше, чтоб она сама сказала… Но все равно… Только отнесись спокойно. Она у нас беременна.
Тимченко сел на постели, зажег свет.
— Постой, это ерунда какая-то получается… Я ее сегодня, буквально сегодня спросил: замуж не вышла? Она говорит: пока не собираюсь… Весело так говорила!
Жена только вздохнула. Андрей Васильевич понял, что сказал глупость.
— А кто… этот?
— Какой-то Костя. Она говорит, он у нас бывал… Я что-то не помню.
Тимченко встал и, как был в трусах, вышел из комнаты.
— Ты куда?.. Ее нету.
Он не ответил. Хлопнула входная дверь.
…Когда он вернулся и сел на кровать, жена не выдержала, спросила: