Екклесиаст
Шрифт:
С этим бравым гусарским подбадриванием себя самого, я взял обеими руками чашу, оказавшуюся холодной, будто пламя полыхало на кусочках льда, картинно выдохнул, сделал глоток и передал чашу индусу. Тот тоже отпил, даже икнул с непривычки, но ничего не произошло. Пламя не опалило лица. Наоборот, напиток был приятен на вкус и, может быть, я не отказался бы сделать ещё один маленький глоток.
Только поставив чашу на место, мы оба вдруг увидели многорукую богиню Кали, выходящую к нам с двумя коронами и пышными цветами в руках. Деревянная походка богини оставляла желать лучшего, к тому же все шесть рук у неё были выструганы из красного дерева, но царские венцы она несла осторожно, боясь уронить. Смуглое тело богини, выструганное из чёрного дерева, соблазнительно блестело блеском живой кожи – так и
Подойдя к нам, статуя проскрипела на не очень разборчивом санскрите: «Я была дикой друидессой; через тебя я стала светлой супругой и зовусь теперь Сита. Я – женщина, возвеличенная тобою. Вот награда. Возьми эту корону из моей руки, надень на голову и царствуй всем миром». [37]
– Но ведь здесь две короны, – немного растерялся я. – У вас в Египте или в Индии наступает эпоха нового русского двоевластия?
– Второй венец для королевы, – влез с пояснениями индус. – Либо венчание на царство получит богиня Кали, либо та, что спит на жертвеннике.
37
Заимствовано из Упанишад.
Услыша такое, я резко обернулся. И точно: на охряном камне треугольной формы лежала обнажённая девушка, как будто уже приготовленная к великому пожертвованию. Да и жертвенник, на котором её разложили, был похож на треугольный алтарь из храма Сен-Жермена. Девушка лежала с закрытыми глазами, но грудь вздымалась ровно, как будто в радостном сказочном сне. Она действительно спала и, скорее всего, во сне видела всё происходящее. Мне оставалось соображать – как же я сразу её не заметил? Ведь лежащая на жертвеннике была моей любимой, моей ненаглядной, моей единственной, только не в этом мире! А, может, это та самая, которая танцевала в зале во время неофициального обеда?
Я для верности встряхнул головой. Вот те раз, мужику придётся выбирать меж двумя бабами, то есть богинями, среди которых одна ещё живая и не умеющая царствовать, но уже завладевшая моим сердцем в другом измерении; другая уже деревянная, владеющая всеми секретами человечьего стада, умеющая приносить жертвы и самой становиться жертвенным счастьем для выбравшего её!
Собственно, я сам давно выбор уже сделал, только не убьёт ли мою Ксюшу свирепая деревяшка по-настоящему? Интересно, сможет ли деревянная богиня Кали стать хоть кому-нибудь любимой любящей и нежной женой? Или всех живых мужиков ожидает создание оригинальной «шведской семейки», где деревянная царица создаст свой полиандрический [38] гарем? Возможно, от этой богини расползлись по-миру образцы вагинь и резиновых баб по секс-шопам.
38
Полиандрия – многомужество.
Откуда-то сверху раздался шелест крыльев. Ничего себе, свадебные ангелы слетаются! Но из ожидаемых ангелов был только один, и тот спускался не на крыльях, а на пронизавших пространство цветных светящихся кольцах, создающих этакий прозрачный колодезный сруб.
Человек, ели это был человек, внутри закольцованного пространства продолжал левитировать над землёй и не шевелился. Вероятно, небожителю грех ходить по грешной земле, это не для них и ниже правил поднебесной жизни. Но внешне зависший в воздухе ангел выглядел совсем по-земному. Он был закутан в тогу римского сенатора, даже с положенным коричневым кантом по краю светской одежды. Собственно, на небе тоже может существовать какой ни на есть сенат, и ангелу пришлось срочно прибыть на место происшествия, чтобы сообщить ангельский вердикт, который он исторг из своих божественных уст:
«Если кто-нибудь из вас наденет корону на голову, божественный разум покинет его; он больше не увидит меня. Если кто-нибудь из вас заключит эту женщину в свои объятья, то грядущее счастье убьёт её. Но если любой из вас откажется от обладания богиней или земной женщиной, то они останутся счастливыми и свободными на земле. И невидимый дух будет управлять этими женщинами. Человек должен сделать свой выбор». [39]
Корона выглядела аппетитно, переливаясь мильонами драгоценных рубинов, яхонтов, смарагдов и сапфиров. Что говорить, зрелище было необычайное, и лукавый червячок свербит мозг у обоих мужчин тем, что корона действительно заработана – ведь мы оба испили от чаши! Нам можно даже хотя бы примерить венец для начала одному, потом другому. Но моё искушение испортил вмешавшийся не ко времени индус.
39
Заимствовано из Упанишад.
– Возьми корону, сагиб, – канючил он. – Ты должен! Ты таким будешь красивым королём! Мы давно уже ждём короля.
Вот это номер! Ежели надеть корону, то автоматически превратишься в индусского короля! Значит, назад пути нет: «оставайся, мальчик, с нами. Будешь нашим королём…». А им нужен далеко не один король, им нужны несколько для полиандрического гарема! Что ж, оставаться здесь и протирать штаны на троне вместе вот с этой статуей, ожидая к тому же очередных свадебных гульбищ и очередных конкурентов на занимание вакантного места? Пусть ангел грозит мне какими-то там расправами, но этот путь не для меня!
Тут сумбурные мысли, винегретом роящиеся в моей бедной пустой голове, испарились неведомо куда, стоило только взглянуть внимательно в неживое лицо невесты, то есть, кандидатки в жёны. На нём красовалась великолепная деревянная маска. Такие обычно одевают шаманы во время ламаистских мистерий, когда поклоняются одному только Ариману. [40]
Я тут же перевёл взгляд на женщину, оставшейся лежать посреди треугольного жертвенника. У той ничего похожего на ритуальную маску пока не было видно. Но маска на лице богини Кали ожила, то есть ожили змеи, сначала казавшиеся деревянными и окружающими маску виде причёски а-ля-Горгона. Змеи принялись извиваться вокруг головы неповоротливой женщины, пытаясь шипеньем внушить страх и ужас всем новым женихам, то есть мне и стоявшему рядом индусу.
40
Одно из имён Сатаны.
Из пастей у них заструился яд, каплями падая на мозаику пола, разрисованного живописными рисунками Тетраскеле. [41] Капли тут же превращались в маленькие маски, очень похожие на настоящую, надетую на лицо Кали. Индус, мой охранник, тут же кинулся подбирать копии маски.
– Что ты делаешь? – решил поинтересоваться я, ибо мне почему-то показалось усердие индуса вовсе неуместным.
– А как же! – захлёбываясь от возбуждения ответил тот. – Скоро сорок сороков торговых караванов разъедутся от нас по разным странам. Надо же всем странам по маске послать, а то люди отучатся от послушания и покорности богине Жизни, Смерти и Любви.
41
Тетраскеле – изображение античной свастики.
– Слушай, ты, индус, нас русских твои Кали, Вишны, Кришны и прочая дребедень не очень-то интересует, – взъерепенился я. – Мне ни в коем случае не надо соглашаться ни на какие женитьбы. А то развели тут дом свиданий!
Индус в этот раз ничего не ответил, но его прищуренный взгляд опять не предвещал ничего хорошего.
– Уж ежели на то пошло, то на жертвеннике вторая претендентка в жёны имеется, или демократия у вас не в чести? – поддел я индуса.
Тот бросил быстрый взгляд на вторую претендентку и на миг стушевался. А Ксюша так вошла в роль спящей красавицы, что не желала просыпаться. Может, оно и к лучшему. Во всяком случае, никогда не поймёт, что чуть в королевы не загремела.