Экономическая журналистика
Шрифт:
Вернемся еще раз к приведенному в предыдущем параграфе примеру, иллюстрирующему многолетнюю судебную тяжбу специального корреспондента «Комсомольской правды» Ирины Черновой с начальником штаба УВД г. Волгограда полковником Никищенко.
В деле по обвинению Никищенко описательная часть последнего оправдательного приговора, оглашенного 22 марта 1999 года в судебном заседании под председательством судьи С.А. Чарки-на, состоит из 99 абзацев. Причем 56 абзацев полностью совпадают с текстом одного из предыдущих приговоров, вынесенного в судебном заседании под председательством судьи Ю.М.Конова-ленко 19 июня 1997 года, который был также обжалован потерпевшей в Верховном суде.
В определении Судебной коллегии по уголовным делам ВС РФ делается указание на то, что «потерпевшая Чернова давала подробные и последовательные показания об обстоятельствах дела, как на предварительном следствии, так и в судебном заседании, и суд в приговоре не привел никаких мотивов, по которым он не доверяет ее показаниям».
В ответ на
В судебном заседании исследованы должностные обязанности Никищенко на период 1995 г. и установлено, что Никищенко в силу своих обязанностей не имеет какого-либо отношения и доступа к оперативной работе УВД. В деле нет доказательств о наличии у Никищенко компрометирующих Чернову материалов. Данное обстоятельство согласуется как с показаниями Черновой, так и Никищенко».
Вопрос о том, какое отношение это обстоятельство имеет к показаниям Черновой, чтобы ставить их под сомнение, так и остается для нас открытым. Ведь сущность предъявленного полковнику Никищенко обвинения состоит не в том, что он разгласил «государственную тайну», сообщив Черновой, что за ней следят, а в том, что он воспрепятствовал ее журналистской деятельности. Для квалификации этого преступления не имеет значения, ошибочными или неошибочными были представления потерпевшей о том, что входило в его должностные обязанности, а что не входило. Речь как раз и идет о том, что Никищенко злоупотреблял своими полномочиями, использовал свои служебные связи и занимался тем, что априори не могло входить в его служебные обязанности – угрозами и шантажом, принуждением журналиста к отказу от распространения информации. Доводы суда, что «…в деле нет доказательств о наличии у Никищенко компрометирующих Чернову материалов» не могут служить основанием для вынесения оправдательного приговора. Для признания Никищен-ко виновным существенным является само деяние, выразившееся в угрозе распространения компрометирующих сведений, а не факт наличия или отсутствия у обвиняемого этих сведений, равно как и возможности ими распорядиться. Что касается возникшей для Черновой реальной угрозы разглашения нежелательных для нее сведений, то наличие данного обстоятельства подтверждается не только аудиозаписями бесед, состоявшихся между Черновой и Никищенко, но и показаниями самого обвиняемого, данных им в ходе предварительного следствия. Так, будучи допрошенным 17.10.95 г., Никищенко, в частности, показал: «На ее вопрос, как мы можем с ней разобраться, я стал говорить, что если на нее есть какие-либо материалы, то УВД может с ней разобраться, что, видно, есть какие-нибудь фотоматериалы, которые можно расклеить, отослать по почте на работу или домой. Я также говорил, что поскольку ее друг является сотрудником ФСБ, то мы можем выставить ее как агента ФСБ».
Факты незаконного проведения в отношении Черновой оперативно-розыскных мероприятий подтверждаются материалами дела и отражены в решении Конституционного суда. Конституционный суд пришел к выводу, что нарушения прав Черновой, хотя и имели место, но были вызваны не самим законом об оперативно-розыскной деятельности как таковым, а его неправильным применением.
Содержание подробностей из частной жизни Черновой, выявленных в ходе осуществляемых в отношении нее розыскных мероприятий, соответствуют тому, о чем заявлял Никищенко в беседах с Черновой, а в дальнейшем – и в своих показаниях во время предварительного следствия, что, бесспорно, свидетельствует о том, что данной информацией он все-таки располагал. Но, даже несмотря на это, суд приходит к выводу, что «бесспорных доказательств вины Никищенко Н.И в воспрепятствовании законной профессиональной деятельности журналистки Черновой И.Г. и злоупотреблении властью и служебным положением не добыто», и выносит очередной оправдательный приговор.
Таким образом, то, что мы считали положительным в конструкции объективной стороны, а именно – формальный состав преступления, который содержит законодательную характеристику деяния не только причинившего, но и способного причинить вред общественным отношениям, – на практике вновь оказывается оборотной стороной медали. Поскольку сами последствия не включены в диспозицию данной нормы и не являются признаками состава, суды не учитывают этого обстоятельства при квалификации данного преступления. В результате преступные посягательства на профессиональную деятельность журналистов со стороны высоких должностных лиц, препятствующих распространению информации с помощью угроз причинением вреда журналисту, но не причинивших его в реальной действительности (не считая морального вреда и судебных издержек), остаются безнаказанными, как в приведенном выше примере.
Так мы приблизились к исследованию еще одного признака объективной стороны – способу совершения данного преступления.
В ч. 1 ст. 144 УК РФ указан лишь один способ воспрепятствования профессиональной деятельности журналистов – принуждение. Но сам способ принуждения не конкретизирован. Как и в случае с объектом преступления, который мы рассматривали в предыдущем параграфе, в этом вопросе не существует единого мнения о том, в каких именно формах может быть выражено принуждение и что под этим следует понимать. Авторы различных учебников по уголовному праву и комментариев к УК РФ приводят в своих суждениях не просто противоречивые высказывания, но и взаимоисключающие толкования на этот счет. Причем некоторые из них противоречат даже сами себе. Например, в комментарии к Уголовному кодексу РФ под общей редакцией председателя Верховного суда В.М. Лебедева и занимавшего в то время пост генерального прокурора РФ, профессора Ю.И. Скуратова, опубликованном в Москве в 1999 году издательской группой «НОРМА – ИНФРА», говорится:
«Под принуждением журналистов к распространению информации либо к отказу от ее распространения следует понимать самые различные способы воздействия, за исключением какого-либо насилия, повреждения имущества или его уничтожения, а также угроз насилием.
Способами воздействия на журналистов могут быть: шантаж, обещание продвинуть по службе либо, напротив, понизить и т. п.».
В постатейном комментарии к УК РФ под редакцией того же В.М. Лебедева, но опубликованном в электронных изданиях справочно-правовой системы «Гарант» и «Консультант плюс», приводится прямо противоположное высказывание:
«Принуждение заключается в незаконном психическом или физическом воздействии на журналиста. Чаще всего принуждение осуществляется путем угроз».
Как видим, председатель Верховного Суда В.М. Лебедев противоречит собственным выводам, когда, подписывая к печати один комментарий, он исключает из него такие способы воздействия на журналистов, как насилие или угроза насилием, а в другом – сам относит их к основным формам принуждения.
Для комментариев не существует такого определения, как действующая редакция или недействующая – это не Закон, в котором находят свое формальное закрепление правовые нормы. К новациям комментариев применимы лишь такие эпитеты, как издание измененное, дополненное или устаревшее. К сожалению, мы не нашли в электронной версии комментария В.М. Лебедева ссылки на дату его опубликования, поэтому не можем с уверенностью сказать, какой из вышеназванных комментариев вышел позднее и дополняет или изменяет другой. Но одно мы знаем наверняка: в 1999 году, когда был издан печатный вариант постатейного комментария к УК РФ под редакцией В.М. Лебедева и Ю.И. Скуратова, существовала уже и названная электронная версия. Так что, как минимум с 1999 года оба эти комментария существуют одновременно и рекомендуются, прежде всего, в качестве практического пособия для судей, работников правоохранительных органов, адвокатов.
Понятно, что никакой практической пользы не извлекут для себя судьи, прочитав перед принятием решения по вынесению приговора оба эти комментария. Скорее, вновь столкнутся с неразрешимой дилеммой: применять при вынесении приговора ст. 144 УК РФ, или же преступление подлежит переквалификации и виновного следует привлекать к уголовной ответственности по другой статье уголовного закона, в которой признаки объективной стороны – насилие или угроза причинением насилия, – закреплены в диспозиции непосредственно и не вызывают сомнений. С той же проблемой столкнутся и студенты юридических вузов, которым также рекомендованы эти практические пособия, когда после изучения теоретической части этого вопроса по учебникам в редакции профессора Здравомыслова или Гаухмана они обратятся к названным комментариям при выполнении контрольных работ по уголовному праву. Следует отметить, что авторы названных учебников солидарно считают, что «принуждение может выразиться в применении к самому журналисту или его близким любого насилия, т. е. как опасного, так и не опасного для жизни или здоровья, либо в угрозе его применения, в уничтожении или угрозе уничтожения имущества, шантаже, т. е. угрозе разглашения нежелательных сведений и других действиях».
Из данного разъяснения к ст. 144 УК РФ следует одно важное, на наш взгляд, уточнение, которое делают авторы учебной литературы при описании признаков объективной стороны: к понятию «принуждение» они относят применение любого насилия либо угрозу его применения не только к журналисту, но и его близким. Таким образом, толкователи данной нормы делают ее доступной для применения и в тех случаях, когда при посягательствах на профессиональную деятельность журналистов заложниками преступления становятся их семьи. Кроме названных учебников больше этот способ совершения преступления не описывается ни в одном из используемых в нашей работе источников. О нем имеется лишь краткое упоминание в комментарии под редакцией А.В. Наумова, в контексте того, что «в УК РСФСР была аналогичная статья (140(1)), которая в ч. 3 предусматривала угрозу применения насилия над журналистом или его близкими при обстоятельствах, указанных в ч. 1 и ч. 2 комментируемой статьи». Продолжая далее свою мысль, А.В. Наумов делает вывод, что «…законодатель, исключая эти положения, исходил из того, что в УК имеются другие нормы, защищающие граждан от угроз и насилия, которые в равной степени распространяются и на журналистов».