Экономика Сталина
Шрифт:
Мы сегодня говорим, что в России воцарился дух потребительства. А между прочим, этот дух стал культивироваться уже реформой Косыгина-Либермана. Появились потребительско-иждивенческие настроения, желание жить за счет других. Это еще не отношения эксплуатации одного человека другим, но подсознательное (неосознанное) желание такой эксплуатации. О погоне предприятий за прибылью (а следовательно, и за максимальной долей «общественного пирога») убедительно свидетельствует официальная статистика: с 1960 по 1980 г. прибыль государственных предприятий в СССР выросла в 4,6 раза, а производительность труда, по официальным данным, в промышленности – лишь в 2,6 раза, в сельском хозяйстве и строительстве – еще меньше. Учебники по обществоведению и политической экономии социализма продолжали повторять, что при социализме единственным принципом распределения является распределение по труду. А в реальной жизни получалось распределение по прибыли. А эти два принципа не только не совпадали, но порой взаимно исключали друг друга.
Кстати, через 10 лет после завершения реформы Косыгина-Либермана в порядок оплаты труда была введена еще одна революционная новация. С 1931 до 1979 г. фонд зарплаты предприятия рассчитывался исходя из численности работников и средней зарплаты, и объем его устанавливался сверху. 12 июля 1979 г. было принято постановление ЦК КПСС и Совета Министров, которое меняло порядок, теперь заработная плата рассчитывалась исходя из норматива на рубль продукции. Таким образом фонд зарплаты увязывался не с трудоемкостью выпускаемых изделий, а с их ценой. Это привело к тому, что изменение цены вело к изменению отчислений в этот фонд, следовательно, коллектив был заинтересован, чтобы цена была выше.
Следует особо обратить внимание на реакцию по поводу реформы за рубежом. Запад с восторгом ее воспринял, зарубежные СМИ того времени восхваляли подвижки, которые начались в СССР. Заметьте, это происходило в разгар «холодной войны». Станут ли наши геополитические враги хвалить нас, если мы укрепляемся?– Нет. Нас хвалили потому, что мы добровольно себя ослабили,– подобно тому как позднее Горбачеву на Западе присваивали разные громкие звания за то, что он разваливал Советский Союз.
«Косыгинская» реформа означала расширение сферы товарного производства на всю экономику. Некоторые комментаторы реформы 1965–1969 гг. говорят, что, мол, ее главной целью было исправление тех волюнтаристских изгибов, которые были допущены Н. С. Хрущевым, что это была попытка вернуться к Сталину. Кое-какие изгибы действительно были преодолены. Прежде всего, ликвидированы совнархозы, восстановлен отраслевой принцип управления, общесоюзная система материально-технического снабжения (Госснаб СССР). Но в целом это было удаление от Сталина в сторону расширения сферы товарно-денежных отношений. Сталин намечал движение в прямо противоположном направлении – сворачивания товарно-денежных отношений, о чем мы уже сказали ранее.
Впрочем, некоторые недоброжелатели Сталина обратили внимание на этот момент во второй половине 1960-х гг. Они специально подчеркнули, что таков, мол, был практический вклад авторов реформы (А. Косыгина и Е. Либермана) в уничтожение «проклятого сталинского наследия». Не думаю, что А. Косыгин ставил перед собой специально такую задачу. Скорее всего, он не обладал такой широтой кругозора, который имел Сталин, и до конца не понимал сути сталинской экономики. Идейно-политический портрет Председателя Совета Министров СССР дает Михаил Антонов: «Из всех высших руководителей СССР Косыгин был наиболее склонен к идее конвергенции (сближения. – В. К) социализма и капитализма, выступал за продолжение линии XX и XXII съездов партии на либерализацию жизни в стране. Он, например, не раз пытался доказывать своим коллегам по руководству страной, что акционерные общества – это одно из высших достижений человеческой цивилизации, и это делало его наиболее восприимчивым к предложениям „рыночников“. И вот в то время, когда нужно было переводить экономику на рыночные принципы, Политбюро, по мнению Косыгина, занимается разной чепухой» [24] .
24
Антонов Михаил. Указ. соч. – С. 342.
Впрочем, я не склонен всю ответственность за реформу возлагать на Председателя Совета Министров СССР, поскольку все решения по реформе принимались коллегиально на высшем партийном и государственном уровнях.
О метаморфозах экономического планирования
Сам процесс планирования на всех уровнях экономики приобретал все более формальный характер. Появилось выражение «выгодное плановое задание». Предприятия стремились занизить плановые задания, чтобы их можно было легко выполнить и получить премии, при этом могла сложиться ситуация, когда предприятие работало в данном году хуже, чем в предыдущем, но плановое задание выполнило и премии получило. Стало нормой жизни и такое явление, как «корректировка плана» уже после его утверждения. Фактически здесь уже просматривается лоббистская деятельность со стороны предприятий (корректировки планов в главке и / или министерстве) и со стороны министерств и ведомств (корректировки отраслевых планов в Госплане, правительстве, ЦК КПСС). На этой почве расцветала коррупция, поскольку за корректировку плана было принято «благодарить». Со временем дело дошло до того, что планы корректировались задним числом, т. е. окончательные показатели появлялись не в начале, а в конце планового периода, привязывались к фактическим результатам производственной деятельности. Это уже была полная профанация планирования.
Система планирования подталкивала предприятия к тому, чтобы не вскрывать, а скрывать резервы повышения эффективности и снижения себестоимости, т. к. это позволяло им выполнять планы без напряжения. Планирование крайне слабо учитывало возможности научно-технического прогресса. Были предложения вводить в набор плановых показателей такие, которые бы учитывали народнохозяйственный эффект от перехода к выпуску новых видов продукции, особенно машин и оборудования (группа отраслей А). Вместо этого на всех уровнях действовал примитивный принцип пересмотра плановых показателей – от «достигнутого» (т. е. от фактического уровня предыдущего планового периода). Все это выглядело более чем странно на фоне того, что в 1960-е гг. уже появились электронно-вычислительные машины, которые могли серьезно усовершенствовать процесс планирования.
Впрочем, были альтернативы реформе Косыгина-Либермана. Можно вспомнить, в частности, идеи инженер-полковника А И. Китова, который в 1958 г. выступил с обоснованием широкого использования электронно-вычислительных машин в управлении народным хозяйством. Идеи А. И. Китова легли в основание созданной позднее Общегосударственной автоматизированной системы учета и обработки информации (ОГАС). Эстафету А. И. Китова подхватил академик В. М. Глушков. Начиная с 1962 г. он стал разрабатывать программу тотальной информатизации экономических процессов с применением системы ОГАС, которая, в свою очередь, должна была базироваться на создававшейся Единой государственной сети вычислительных центров (ЕГС ВЦ).
Во второй половине 1960-х – 1970-е гг. реформа Косыгина-Либермана подверглась критике со стороны группы ученых – авторов так называемой «системы оптимального функционирования экономики» (СОФЭ). Руководителем этой группы был директор Центрального экономико-математического института Академии наук СССР (ЦЭМИ) академик Н. П. Федоренко. Авторы СОФЭ в качестве альтернативы реформе предложили создать конструктивную экономико-математическую модель социалистической экономики. Будучи альтернативой описательной политической экономии, СОФЭ должна была полностью вытеснить товарное производство, заменив его системой экономико-кибернетических операций. Впервые СОФЭ была представлена на научно-теоретической конференции Института экономики АН СССР в 1967 г. Отношение к СОФЭ в академических кругах, Госплане, правительстве, аппарате ЦК КПСС было неоднозначным. Авторов обвинили (небезосновательно) в левом уклоне, а именно в том, что они предлагали полностью отказаться от товарно-денежных отношений, включить в централизованное распределение не только промежуточную, но и конечную продукцию (предназначенную для личного потребления). Тем не менее, активность группы СОФЭ позволила начать активные дискуссии по пределам товарно-денежных отношений при социализме и способствовала выявлению негативных сторон реформы Косыгина-Либермана, ускорила ее сворачивание.
Снижение эффективности советской экономики частично компенсировалось и камуфлировалось усилением сырьевой ее ориентации и наращиванием экспортной выручки от вывоза нефти, металла, леса, золота. По данным официальной статистики, экспорт нефти и нефтепродуктов из СССР вырос с 75,7 млн. т в 1965 г. до 193,5 млн. т в 1985 г. При этом экспорт за свободно конвертируемую валюту составлял соответственно 36,6 и 80,7 млн. т. Выручка от экспорта нефти и нефтепродуктов, составлявшая в 1965 г. порядка 0,67 млрд. долл., к 1985 г. увеличилась в 19,2 раза и составила 12,84 млрд. долл. Кроме того, в значительных объемах с 1970-х гг. экспортировался природный газ. Добыча газа в этот период увеличилась со 127,7 до 643 млрд. куб. м. Практически вся новая добыча золота также шла на мировой рынок. Согласно зарубежным оценкам, в 1970–1979 гг. Советским Союзом было экспортировано более 2000 т золота [25] . Большая часть валютной выручки тратилась на импорт продовольствия и закупку товаров народного потребления. Страна начала жить за счет природной ренты.
25
Green Т. The New World of Gold. – London, 1981. – P. 69.
Сталинская модель экономики и новый человек
Мы перечислили лишь некоторые причины развала сталинской модели экономики, которые можно назвать причинами политического и организационно-управленческого характера. Были и другие причины.
Во-первых, причины внешнего порядка. Западом велась постоянная подрывная работа против СССР, мы существовали в условиях «холодной войны». Старшее поколение, которое не понаслышке знало, что такое война, понимало серьезность внешних угроз. То поколение, которое пришло на смену «старикам», уже воспринимало внешние угрозы крайне абстрактно. Те правильные слова, которые содержались в партийных и государственных документах СССР о военном противостоянии социализма и капитализма, не доходили до сознания молодого поколения. Состояние успокоенности притупляло бдительность, порождало беспечность и даже тайные мысли, что Запад, мол, не так плох, как его рисуют. Бытовала шутливая фраза: «Капитализм загнивает, но как пахнет!». Среди интеллигенции (особенно той, которой удавалось вырваться за «железный занавес») велись разговоры, что наша экономика – «совковая»; что, мол, «их» рыночная экономика нам просто жизненно необходима. Так что призывы Горбачева и Ельцина строить в СССР рыночную экономику и «рыночный социализм» находили поддержку в среде наших интеллектуалов.