Эксгумация
Шрифт:
– Наше первое свидание состоялось на следующей неделе.
– Каким он был? – спросила Хейли.
Монстром.
Говорить о нем – словно потянуть за полоску кожи и обнажить под ней дермис. Обнаженная, кровоточащая правда жгла и саднила.
– Обаятельным, – призналась Шварцман. – Очень обаятельным. Он очаровывал всех. Люди постоянно останавливались у столика, и он разговаривал с ними. Затем просил извинить его, чтобы он мог уделить внимание своей девушке. Это льстило. – Она вспомнила клуб, свое темно-синее платье на пуговицах. – Он пригласил меня к себе домой и изнасиловал.
– О боже, – прошептала
Хэл потер лицо.
– Господи, Шварцман…
Она судорожно вздохнула и сжала в кулаке свитер.
– Ты сообщила об этом в полицию? – спросила Хейли.
Шварцман засмеялась. Ее смех был настолько резким и безрадостным, что Хэл вздрогнул.
– Я была девственницей. Я не знала, что мне делать. Я даже не могу вспомнить, разозлилась ли я, но точно помню, что сказала ему прекратить. Я боролась с ним. Сопротивлялась. Но в этом и заключались чары Спенсера. Он мог изнасиловать вас или избить, а потом убедить, что это ради вашего же блага.
– Когда ты увидела его снова? – спросила Хейли.
– От него ничего не было слышно десять дней. Моя мать была в панике, уверенная, что я упустила свой шанс. Конечно, я так и не рассказала, что он сделал. Когда он наконец позвонил, не знаю, кто вздохнул с большим облегчением – мать или я.
– И как долго вы были женаты? – спросила Хейли.
– Чуть больше пяти лет. – Когда-то она помнила количество месяцев и дней.
– И он издевался над тобой в течение вашего брака?
Шварцман кивнула. Огромная лапища Хэла легла ей на кисти рук и полностью накрыла их. Этот жест помог ощутить себя в безопасности.
– Ты когда-нибудь вызывала полицию? – спросил он.
– Ни разу.
Он выглядел разочарованным: не мог взять в толк, что это такое – остаться, потому что на тебя все давят. Мать, муж, окружающие. Она была южанка и носила под сердцем его ребенка. Казалось, у нее вообще не было выбора.
– Почему ты ушла? – спросил он.
– Я была беременна. Четыре месяца и… – Твердая мраморная плита врезалась ей в живот, ребенок с силой ударился о позвоночник. – Я потеряла ребенка, когда Спенсер отшвырнул меня к письменному столу.
– Боже, какой кошмар, – ужаснулась Хейли, глядя на нее остекленевшим взглядом. – Ты сказала врачам, что стало причиной выкидыша?
– С врачами разговаривал Спенсер. Он все улаживал сам. Чем дольше длился наш брак, тем меньше у меня было контактов с внешним миром.
– И выкидыш помог осознать, что тебе нужно уйти? – спросил Хэл.
– Не совсем. – Шварцман вспомнила ту девушку. Кейтлин. Ее длинные рыжие локоны, ее светлую кожу… – Примерно в то же время в загородном клубе Спенсера жила семья, из тех, что производят впечатление идеальных. Отец – член местного самоуправления, мать из состоятельной южной семьи, занимающаяся благотворительностью, и двое детей: старший сын, член футбольной и баскетбольной команд, и младшая дочь, которая принимала участие в соревнованиях по выездке лошадей и скачкам. Через неделю после моего выкидыша девушка – Кейтлин – упала с лошади. Сломала спину.
Врачи считали, что Кейтлин больше не встанет на ноги, но чей-то доктор предложил поехать в Джорджию для новой, экспериментальной операции. Это было как-то связано с иммобилизацией позвоночника и использованием стволовых клеток для восстановления поврежденной области.
Весь город переживал за их семью. Они были активными прихожанами местной церкви, и в течение нескольких недель каждое
– Я перейду к главной части, – сказала Анна, видя, что ее слушатели заерзали. – Через несколько недель после несчастного случая родные Кейтлин выкатили ее на улицу. Она была в инвалидном кресле с опорой для головы, но была одета красиво, как кукла. Великолепное платье, ухоженные кожа и волосы. Она действительно была красивой молодой женщиной. – Шварцман потянулась за чашкой и умолкла. Ну, давай же, говори. – Спенсер помешался на ней.
– На Кейтлин? И сколько ей было лет? – Хэл приготовился записывать.
Шварцман вспомнила, как Спенсер смотрел на Кейтлин, то, какую ревность будил в ней этот взгляд. Все в ней восставало против него, но этот полный тоски взгляд был таким сильным, таким пристальным… Она чувствовала себя голой, потому что он был нацелен на кого-то еще. Нет, Спенсер был одержим вовсе не Кейтлин. Вскоре она обнаружила, что ситуация на самом деле гораздо хуже.
– Возможно, чуть за двадцать. Спенсер никогда не позволял себе по отношению к ней ничего предосудительного, но он стал одержим идеей об идеальной женщине в инвалидном кресле. Ему нравилось думать, что кто-то должен заботиться о ней двадцать четыре часа в сутки, что она совершенно беспомощна. Мне кажется, это будило в нем невероятный драйв. Спенсер начал изучать ее болезнь и перенесенную операцию.
– Не понимаю, – сказал Хэл. – Какое это имеет отношение к тебе?
Анна могла легко представить, как это звучало для него. Как дико, как нереально. Она зашла слишком далеко. Что если они ей не поверят? Она всматривалась в лицо Хэла, но оно было напряженным, каменным.
– В течение нескольких недель ничего не было. Но затем Спенсер начал намекать на боль, которую я испытала как последствие выкидыша. Когда я налетела на комод, ребенок… – Она умолкла. – Он просто ушиб мне спину, но Спенсеру хотелось думать, что я получила серьезную травму.
– Потому что он хотел, чтобы ты была похожа на ту женщину? В инвалидной коляске? – почти беззвучно шепнула Хейли. Эти слова слишком ужасны, чтобы она могла произнести их громко. Хэл так и вовсе ничего не сказал, только удивленно разинул рот.
– Знаю, это звучит безумно, но я почти видела, что он пытается придумать, как сломать мне спину, при этом не убивая меня, чтобы создать свою собственную Кейтлин.
– О господи! – воскликнул Хэл.
– Он что-нибудь пытался сделать? Я имею в виду, он делал тебе больно? – спросила Хейли.
– Нет.
Как бы он собирался заботиться о ней, если б она действительно оказалась в инвалидном кресле? Но нет, он не собирался. Он бы нашел для этого кого-то еще. И что потом? Устал бы он от нее? Ожидал бы, что какой-нибудь хирург сотворит чудо, чтобы она снова могла ходить?
– Настоящая опасность Спенсера в том, что он страшно расчетливый. И бесконечно терпеливый. Он начал работать над проблемой, и вопрос был не в том, сделает ли он это, а в том, когда. Не знаю, как близок к поставленной цели он был, когда я ушла, но я знала: он что-то задумал. Знала, что времени у меня в обрез. И то, что для побега мне нужно было несколько часов, а он редко так долго не проверял меня. Но одна из его коллег проводила благотворительную акцию и попросила меня помочь. А я сказала ей, что нужна дома. Спенсер не любил, когда мои обязательства держали меня вдали от него.