Экскурсия выпускного класса

Юнге Райнхарт

Грау ждал.

Время от времени закуривал сигарету, пряча ее в кулаке по солдатскому обычаю. Минуты тянулись как часы.

Иногда в слабом свете уличных фонарей маячили человеческие фигуры, однако всякий раз он быстро убеждался что это не Отто. Три автомобиля промчались мимо ворот, не сбавляя скорости.

Вместе с ознобом росла злость.

Злость на ополоумевших пограничников, которым в голову взбрело проверить именно его автомобиль. Злость на Пахмана, который вытянул из него все жилы, а в довершение еще и ударил. Злость на Отто, который, трясясь

за собственную шкуру, сидел сейчас в тепле, заставляя его дожидаться на ветру.

Болван, скотина, трус!

Слова Пахмана горели в мозгу. «Трус» было самым страшным оскорблением для участника боевых акций. Можно было проявить неосторожность, предпринять что-то на свой страх и риск, даже нарушить строжайшие предписания. Но трусость – это нечто недостойное мужчины и солдата, труса презирали все.

Болван, скотина, трус!

Ему хотелось быть бойцом, солдатом, не ведающим страха, одним из самых неустрашимых. Именно такие люди нужны Германии. Ведь им предстоит отомстить: отомстить за Сталинград, за фюрера и всех погибших, отомстить за поруганную страну…

Восточная Пруссия!

Оттуда родом была его семья.

Когда отец ударялся в воспоминания, перед глазами Грау возникала ласкающая сердце картина раскинувшихся золотых хлебов, крепкой, уродившейся пшеницы. Летний ветерок гулял по хлебному морю. А сам он, на великолепном тракенском [5] жеребце, небрежно зажав поводья в руке, отдавал приказания батракам, занятым уборкой урожая, иногда даже сам брался за дело, и люди почтительно обнажали в приветствии голову, ведь это ему принадлежала земля, он был помещиком, гордым, богатым, строгим, но и справедливым.

5

Тракены – известные в прошлом коннозаводчики в Восточной Пруссии.

Грау прислонился к дереву, ждал. От холода его била дрожь. И чем больше он замерзал, тем больнее жгли его слова Пахмана и сильнее становилась жажда мести.

39

В коридоре Илмаз и Бруно осторожно огляделись. Из соседних комнат доносился более или менее приглушенный шум, но учителей поблизости не было.

На цыпочках пересекли они коридор и тихо отворили тяжелую дверь, что вела на лестницу. За спиной щелкнул замок. Бруно вздрогнул. Олаф в полосатой сине-белой пижаме вышел из туалета и в недоумении уставился на обоих.

– Держи язык за зубами! – пригрозил итальянец фанатику команды Шальке.

– Отправились к своим шлюхам?

Бруно почувствовал, как Илмаз втягивает в легкие воздух. Он примиряюще взял его за руку.

– Брось. Его и так уронили в детстве головой вниз.

Вдвоем они спустились на первый этаж. Прежде чем перебежать вдоль посудомоечной на женскую половину, Бруно осторожно выглянул за угол.

– Пошли! – шепнул он.

Они уже почти добежали до другой лестницы, как вдруг впереди распахнулась дверь.

Прижавшись к стене, они затаили дыхание, надеясь, что в полутемном коридоре их не заметят.

В ярко освещенном проеме показался легко узнаваемый силуэт хозяйки: падающий отвесно свет высветил плотную фигуру и пучок волос сзади. Одной рукой она держала поднос, другой закрывала дверь.

Сейчас она нас увидит, подумал Илмаз.

Но женщина не пошла по коридору, стуча деревянными сандалиями, она принялась спускаться по лестнице вниз. Из-за распахнувшейся на минуту двери в подвал донесся нестройный гул учительских голосов, споривших о школе, учениках и процентах строительного банка. Затем дверь захлопнулась, поглотив шум.

– Чуть-чуть не попались – вздохнул Бруно с облегчением и принялся осторожно подниматься по лестнице. Илмаз следовал за ним.

На втором этаже они остановились.

– Мне сюда, – шепнул Бруно и улыбнулся.

– А я наверх! – ответил Илмаз.

Итальянец кивнул и отправился к своей Мануэле. Илмаз тихо двинулся дальше.

И тут кухонная дверь скрипнула во второй раз.

Илмаз, вздрогнув, остановился и глянул в лестничный проем. Это была явно не хозяйка – он услышал бы, как она поднимается из подвала.

Тихие шаги простучали по каменным ступеням. Вниз или наверх? Потом появилась высокая, худая фигура Хольца. Он стоял перед обычно запиравшимся выходом из женского крыла, позвякивая ключами. В другой руке он держал плетеную корзинку, содержимое которой было наполовину прикрыто полотенцем. Там блеснуло что-то серебристое.

Термос!

Илмаз в изумлении прижался лицом к перилам. Зачем Хольцу тащить ужин через весь двор, да еще по такому холоду? Он мог попасть к себе гораздо более удобным путем. Да и вообще – ужин! В такое время? И одет он, словно на Северный полюс собрался!

Илмаз, дурак, он же вовсе не к себе домой! Он направляется в другое место! Но куда?

И тут его осенило.

Деревянный сарай!

Врач!

Засов, который кто-то задвинул за доктором.

Красный «транзит»!

И разве сейчас, в последних известиях, они не говорили что-то о красном «форде»?

Высокий сухопарый человек исчез из его поля зрения. Дверь щелкнула. Сейчас Хольц вставит в замок ключ и повернет его.

Но ничего больше не последовало. Хольц не стал запирать дверь.

Намеренно? Или по недосмотру? Илмаз, не размышляя, принялся спускаться по лестнице.

Прежде чем нажать ручку двери, он помедлил. Стефи здорово обозлится. Но он докажет ей, что ничего ему не мерещилось.

Охотничий инстинкт победил.

Наконец-то на дороге снова движение!

Грау швырнул сигарету и тщательно затоптал. Стал напряженно всматриваться в пространство между деревьями. Высокий, худощавый человек, медленно приближавшийся к нему, – это наверняка Отто.

Внешне спокойно шагал он по дороге, то и дело бросая, однако, опасливые взгляды на окна домов по другой стороне улицы, откуда легко просматривался весь берег.