Экспедиционный корпус
Шрифт:
Заботливый артельщик первой роты Харлашка встал раньше всех. Походная кухня блестела, сбрую лошадей он украсил красными флажками, в гривы и хвосты коней вплел ленты. Кухня была на полных парах. Харлашка затопил ее с таким расчетом, чтобы сразу после митинга раздать солдатам специально приготовленный первомайский обед.
Прежде всех на место сбора батальона выехал Харлашка с красным бантом на груди. Затем одна за другой стали подходить роты.
Когда весь батальон собрался, вынесли развернутое полковое знамя. Знаменщик Василий Сабанцев встал с ним впереди, окруженный другими солдатами с красными знаменами в руках. Музыканты полка с инструментами, подаренными жителями
Руководил выступлением батальона член полкового комитета Сапронов. По его команде «шагом марш» ровно, не сбиваясь с ноги, мы пошли под звуки походного марша. За стрелками шагали пулеметчики, которые забрали с собой все до единого пулеметы. За ними двигались минометчики. Шествие замыкали четыре ротных походных кухни с Харлашкой во главе.
Около деревни, в которой помещался второй батальон, был хороший, ровный плац. Здесь и должен был состояться митинг.
Линейные встретили нас около деревни и провели на плац. Вскоре подошли второй и третий батальоны. Полк выстроился в форме буквы «П». В центре расположения полка у всех на виду была поставлена крестьянская арба на высоких колесах. Это была импровизированная трибуна.
После команды «смирно» председатель отрядного комитета Балтайс взошел на трибуну и, поздравив полк с праздником Первого мая, сделал доклад о февральской революции в России.
После Балтайса выступали солдаты. Они проклинали мрачное прошлое, выражали глубокую веру в новую, радостную жизнь. Почти каждый оратор заканчивал речь требованием немедленной отправки всех русских солдат на родину. Собравшиеся горячо и долго аплодировали этим ораторам.
Присутствовавшие на митинге французы – жители ближних деревень и солдаты, находившиеся в отпуску, также дружно аплодировали ораторам, хотя и не понимали русской речи. Совершенно ясно было, что наши красные знамена отнюдь не’ «напоминали французам тяжелого прошлого», как уверял полковник Иванов, а, наоборот, воскрешали в памяти воспоминания о прежней героической борьбе трудящихся Франции за свободу и звали к новым боям против буржуазии. Французские солдаты брали под козырек, видя красные знамена, а мирные жители почтительно снимали кепи. Когда же наши ораторы, сказав по-русски «Долой войну!», произносили этот возглас по-французски, французы кричали «ура» и подбрасывали вверх свои фуражки.
В самый разгар митинга на дороге к деревне показался конный отряд – около пятидесяти всадников. Как только он свернул с дороги и направился к нам по мягкой весенней траве, мы сразу узнали полковника Иванова, который ехал впереди отряда, состоявшего, как оказалось, из офицеров второго полка.
После переговоров Иванова с представителями полкового комитета Балтайс сообщил с трибуны, что из Парижа приехал назначенный вместо Жилинского генерал Палицын для смотра второго полка и полковник Иванов просит скорей закончить митинг с тем, чтобы он и другие офицеры могли занять свои места в ротах и командах для встречи генерала.
Выслушав Балтайса, солдаты зашумели, и со всех сторон раздались крики: «Не допускать. Обойдемся без них. В бою обошлись, а здесь тем более».
Полк еще шумел, когда показался автомобиль с генералом Палицыным. Из автомобиля вышел старик лет шестидесяти пяти, с седой бородой, грузный, сутуловатый, с обрюзгшим лицом. Адъютант Палицына, подойдя
Балтайс передал полку слова адъютанта. Солдаты закричали: «Просим, просим».
Кто-то подал Палицыну лошадь, и он в сопровождении офицеров подъехал к нам. По команде Балтайса полк взял винтовки на караул. Палицын поздоровался. Полк дружно ответил: «Здравия желаем, господин генерал».
Затем Палицын остановил у трибуны лошадь и, не сходя с седла, начал говорить. Говорил он тихо, редко, несвязно. Трудно было понять его. Речь свою закончил в таком смысле:
– Русская армия – теперь не царская армия, а армия революции, армия свободного народа и свободной страны. Но это не значит, что мы не должны воевать. Мы должны теперь, вместе с союзниками, приложить все усилия и разгромить врага окончательно. Победим и будем устраивать жизнь по- новому.
В рядах солдат послышались выкрики;
– Иди сам воюй, старый чорт, а с нас хватит!
– Мы уже навоевались-за три года…
– Ты лучше скажи, когда в Россию поедем?
Балтайс спросил, кто хочет высказаться. И генералу пришлось выслушать много неприятных вещей. Люди говорили о бесчеловечном отношении офицеров к солдатам, о возмутительных условиях жизни русских войск во Франции, о плохой связи с Россией, о тоске по родине.
Один солдат сказал:
– Мы здесь оторваны от родины, не знаем, что там творится. Газет из России не получаем, французские читать не умеем, да и не верим им. Солдат нужно обеспечить духовной пищей на родном русском языке.
Палицын обратил внимание на выступление этого оратора и, когда вторично взял слово, говорил:
– Да, братцы, я знаю, что у вас мало духовной пищи. Постараюсь просьбу вашу удовлетворить, сделаю так, чтобы у вас на каждый полк было не по одному священнику, а по два, и вы…
Генералу не дали договорить, и он наверное слышал, как кричали по его адресу:
– Долой старого дурака!
Он съежился и, зажав уши руками, поворачивал голову из стороны в сторону.
Полк продолжал шуметь. Генерал быстро повернул лошадь к автомобилю, сошел с коня, сел в машину и покатил прочь. За ним поскакали верховые офицеры. Вслед им долго несся оглушительный свист солдат.
Балтайс объявил митинг закрытым, и батальоны пошли по своим деревням. До поздней ночи в полку царило необычайное оживление.
В последующие дни общественно-политическая активность солдатской массы продолжала нарастать. Собрания рот, заседания полковых и отрядного комитетов устраивались почти ежедневно. Но нельзя сказать, что это было похоже только на митинговщину, на заседательскую суетню.
В конце мая после долгих споров с командованием удалось добиться согласия генерала Лохвицкого на посылку делегации в Россию. Делегатам был дан наказ немедленно по прибытии в Петербург сообщить там подробно о событиях и настоять на возвращении всех нас на родину. Делегация выехала в Россию – и словно в воду канула.
Наши полки перевели на другое место стоянки – тоже в деревни, где разместили по крестьянским дворам и чердакам. Солдаты остались недовольны этим и в знак протеста отказались выходить на занятия. Через отрядный комитет мы настойчиво требовали перевода в другой лагерь. В конце концов это было сделано, и мы перебрались в ля-Куртин. Здесь были хорошие каменные двухэтажные казармы, рассчитанные каждая на одну роту, баня, прачечная и водопровод. Рядом железнодорожная станция и торговое местечко с театром, несколькими кино, кафе и магазинами. Вокруг – лес и кольцо гор, недалеко – река, близ реки отличный плац для занятий.