Экспедиция в один конец
Шрифт:
— Ну-ка, дай-ка сюда пистолет…
— Зачем?
— Давай, говорю!
Тот, недоуменно хмыкнув, протянул старпому "Макаров". Отступив в сторону от Прозорова, Сенчук, неторопливо прицелившись, выстрелил в охнувшего изумленно толстяка, повалившегося на кейс с пивом.
— Ты что делаешь?! — вскричал Забелин, но тут же осекся, наткнувшись на ледяной взгляд Сенчука, шустро направившего оружие в его сторону.
— Живой собственник яхты нам нужен как хрен на ужин, — изрек старпом. Посему я просто завершил приборку. А теперь нам пора разобраться в своем высшем обществе. — Он отступил в сторону. Указал Крохину на чемодан. — Спускай, Вова, этот груз на яхту. Она мне сразу приглянулась. Надеюсь, ты тоже не разочаруешься в ней.
— Я что-то не понял… — болезненно сморщился, глядя на Сенчука, Забелин. — Вы куда-то торопитесь?
— А я все объясню, — вкрадчиво продолжил старпом. Обернувшись на нескольких приподнявшихся на локтях матросов, рявкнул: — Лежать, суки! И слушать сюда! Господин Ассафар проводит нас до трапа. Шалить не надо, вы на линии огня! Кто пошевелится, не возрадуется. В первую очередь — ваш босс! — И двинулся спиной к леерам.
Вслед за ним потянулись и остальные.
— Дело в том, — негромко пояснял старпом, волоча за ворот араба, — что наш боевой коллектив вынужденно разделяется. Я и Вова отчаливаем на яхте. Парень мне определенно подходит. К тому же, как говорил мой бывший шеф, чекисту нужны не только холодная голова, горячее сердце и прочая анатомия, но и прислуга. Научу его управляться с парусами и дизелем, и через годик, на худой конец, если не станет яхтсменом, то уж заправским шкипером — точно!
— А мы? — растерянно проговорил Прозоров, прикладывая холодную пивную банку к фиолетовой вздутости под щелкой глаза.
— Хороший вопрос, — вдумчиво ответил Сенчук, с усмешкой глядя в его разбитое лицо. — Отвечаю. Вы, — обернулся к Забелину и Каменцеву, — дуйте к кран–балкам и спускайте дежурную шлюпку. Там ваши документы, компас, вода со жратвой и карта… Я даже звезды вам на ней нарисовал… Мало ли что! Бензина для движка — в обрез, но в случае чего до островов дотянете на веслах, по прогнозу еще три дня будет штиль. Родная мать бы так о вас не позаботилась, как Георгий Романович! Хотя на доброе слово от вас даже и не рассчитываю! обреченно махнул рукой.
— Наша компания, значит, вас не устраивает? — уточнил Забелин.
— Почему? Мое сердце разрывается от того, что я покидаю столь почтенное общество господ офицеров и авантюристов! — приложил руку к груди старпом. — Но я трезво смотрю на наши совместные перспективы, и они мне не по душе. Увы! Примем со смирением неизбежность разлуки.
— Не ожидал от вас такого сальто–мортале, — произнес кав–торанг.
— На войне, — поведал Сенчук, — одни ценности: это взаимовыручка, честь и порядочность. А в мирной жизни, к сожалению, прямо противоположные. Кроме того, мне не по пути и с вами, и с этой кодлой, в которой меня временно прописали. Я — вольный разбойник, хотя всю жизнь был в личине холопа–опричника. Однако теперь хочу дожить все мне положенное по собственному разумению, радуясь божьему миру, в котором мне столько пришлось нагрешить. Уточню: вне коллектива и бухгалтерии. Это только слабаки думают, что жить в обществе и быть свободным от бухгалтерии нельзя. Устал я от разного рода коллективов. Мышление коллективов, да и труды их, всегда угловаты, как хрущевские пятиэтажки, а божьи — приятно округлы… Вообще, все, что от Него, — хорошо, вечно и — бесплатно. А вот все, что от рода людского…
— И вы еще рассуждаете о боге?! — сжимая кулаки, воскликнул Забелин.
— Да, — кивнул Сенчук. — Эта гипотеза, от которой я, вероятно, в дальнейшем серьезно пострадаю, представляется мне, несмотря ни на что, наиболее перспективной.
— По–моему, я понимаю, откуда взялся этот чемодан, — напряженным голосом произнес Прозоров.
— О, если бы кто знал его доподлинную историю! — с чувством произнес Сенчук. — Но похоже, она прояснится в подробностях только на Страшном суде. Озабоченно надув щеки, он посмотрел на часы. — Итак, настала пора прощальных рукопожатий. Вновь огорчен: их придется избежать. А то вдруг кому-то взбредет вывернуть кисть старому доброму простофиле… К сожалению, люди, как убеждаюсь, куда опаснее любых ядерных материалов. Да, советую поторопиться… — Он с силой пнул Ассафара башмаком под дых, наступил на обмякшее тело, а затем пальцем поманил к себе Каменцева. Прошептал ему на ухо: — Напоследок, как человек благодарный и не любящий оставаться в долгу, я устроил ответный сюрприз нашему другу арабу… Сюрприз приводится в действие обычным кипятильником, и когда вода превратится в пар…
— Как?.. — Тот оторопело взглянул на содрогавшуюся от яростного напора дверь.
— Ты хочешь отпустить на волю этих придурков? — устало покачал головой Сенчук. — Что же… Иди открывай запор, они тебя вмиг вздернут под ребро на гаке! Или насадят задницей на гюйсшток, как свадебную куклу на капот! Впрочем, хватит вести беседы. Вова! — Требовательно зыркнул на Крохина. — Самая пора отдать швартовы! Бери чемодан — и меняй борт!
Крохин, несмотря на тяжесть груза, буквально растворился в пространстве вместе с командой, которую отдал ему новый начальник.
— Моя песенка спета. Извольте выплатить гонорар! — Сенчук в прощальном полупоклоне приподнял над головой фуражку. — Гонорар будет скромен: от вас требуется всего лишь молчание, господа! Молчание о персоне, сохранившей то, что от вас осталось. — И, двигаясь боком вдоль лееров, с нацеленным на Прозорова пистолетом, добавил: — Советую вам в различных инстанциях рассказать легенду о страстном поцелуе борта с заплутавшим айсбергом. Или что-нибудь в этом роде. Поскольку в любой правде мало кто заинтересован. А у араба, подозреваю, есть много дурных приятелей… Не удивлюсь в этой связи, если вскоре заполыхают министерско–морфлотовские архивы. О, а вот и ваша лодчонка спущена… И если, донеслось уже из-за планширя, — в ближайшие полчаса вы не преодолеете тройку–четверку кабельтовых, я не смогу поручиться за встречу вами счастливого Нового года!
АССАФАР
Ассафар с яростью смотрел на скрывавшуюся вдалеке яхту. Оснащенная мощным подвесным движком шлюпка тоже бойко уходила от "Скрябина".
Кто-то осторожно тронул его за плечо. Он увидел искривленное от боли лицо Еременко. Второй помощник стоял на подгибающихся ногах, судорожно прижимая скрещенные ладони к паху.
— Мы разгадали их фокус, — с натугой прохрипел он. — Этот… Сенчук оставил в трюме бомбу. Еще несколько минут, и она бы рванула… Я так и знал! Хитрая, скользкая гадина…
— Где Кальянраман? — спросил Ассафар затравленно.
— Он готовит батисферу, правда, эти уроды повредили один из основных тросов…
— Плевать! Это нас уже не остановит! — сказал Ассафар. — Судно далеко отнесло от подлодки?
— Нет, дрейф контролирует компьютер, сбивов нет, сейчас штиль… Через три часа мы уже сможем начинать… — Внезапно, поднявшись на цыпочках, он замер, вглядываясь в безоблачное небо.
В синеве появилась, снижаясь над плоскостью океана, серебристая точка.
Ассафар как завороженный уставился на нее.
С каждой секундой точка укрупнялась в размерах, словно раздвигая изнутри саму себя.
— Самолет? — неуверенно спросил неизвестно кого Еременко. И в следующий момент сдавленно охнул, оторопев.
И тут же страшная, ослепляющая мысль огненным ежом разорвалась в мозгу Ассафара: "Что–о? Неужели… Неужели меня предали старшие? Неужели их приказ был…"
Ракета летела прямо в глаза. Неотвратимо и страшно. Она была похожа на яростно устремленную к добыче матерую акулу, и причудливый зигзаг тени, отбрасываемый солнечной водой на ее подбрюшье, действительно был похож на какой-то жуткий глубокий оскал.