Экспедиция в преисподнюю
Шрифт:
— Кажется, я тоже люблю...— проворчал флагман Макомбер.
Ваня весело на него взглянул.
— Спасибо, дядя флагман. Так вот. Я все знаю — прочел вашу депешу папе. Я умею стрелять из восьми видов оружия, выжимаю левой рукой пятьдесят килограмм, могу пробыть под водой без маски четверть часа. Прошу об одном. Папе и маме ничего не сообщать, пока эта история не закончится. Предлагаю состав разведывательно-диверсионной группы: флагман Макомбер— командир, Двуглавый Юл и я. Лучше не придумаете.
Вот так.
Флагман Макомбер
Атос зажмурился.
Арамис невесело усмехнулся.
Эти люди никогда не поддавались страху за себя. И никогда не сомневались в мужестве ближних. Но...
— Как же Галя? — пробормотал Атос.— Как же Портос?
— Портосу было как раз восемнадцать, когда он таранил контрактор,— жестко сказал Арамис.
— Утверждаю,— произнес флагман Макомбер, уполномоченный Комиссии по чрезвычайным происшествиям.
И все, и с ними Ваня, встали. Никто не решился взглянуть на Тзану, сидевшую в углу в соломенном кресле. Она безмятежно улыбалась. Но как же не улыбались ее огромные зеленые глаза!
Около полуночи Арамис бросил Атоса и флагмана Макомбера и, отдуваясь, выбрался на веранду. «Ежу же ясно,— устало-разъяренно бормотал он.— Элементарная деформация пространства-времени в складках дезплузионных слоев при наложении параллельных пространств... В этом только солдаты да техники могут сомневаться...». И он, морщась, трогал кончиками пальцев висок, где пульсирующе ныло от непрерывного треска печатающих устройств, выдававших бесконечные ленты суждений крупнейших авторитетов из Академии наук, а также предложений руки и меча от былых соратников флагмана Макомбера.
Мягко сияло на шалонике полночное солнце, с шелестом накатывались на галечный берег черные волны, сонно почирикивали птицы в ветвях северных яблонь... а вот гренландские киты уже прошли на восток, и прохладный ветер с океана не доносил ни звука,
Ваня сразу же, как только закончился военный совет, куда-то улетел. Знакомиться с научно-техническими ориентировками из Академии наук он отказался. «У меня свои источники информации,— загадочно сказал он.— Посмотрим, чьи вернее...» Поцеловал Тзану и исчез.
А Тзана стояла у перил веранды и смотрела в океан. Когда вошел Арамис и повалился в кресло у стола, уставленного местными яствами и всепланетными напитками, она не обернулась, но через минуту, не повернув головы, произнесла:
— Дядя Арамис, ведь у вас есть дети?
Арамис, сооружавший себе увесистый бутерброд из крабов, морской капусты и майонеза, задумчиво замер.
— Хм.,.— проворчал он.— Как тебе сказать... Что-то такое безусловно есть. Дома толкутся какие-то сопляки и соплячки. Меня они любят, я их тоже...
Тзана,- по-прежнему не оборачиваясь, проговорила:
— А вот у меня, может быть, никогда не будет детей.
Арамис не нашел, что ответить. Впрочем, он и не искал.
Если бы кто-нибудь в эту ночь отошел от крыльца веранды на десяток шагов к югу, то, оказавшись над распахнутым люком в конуру Двуглавого Юла, услышал бы возбужденные голоса.
Двуглавый Юл не пожалел для старого врага царской водки, и Мээс был вдребезги пьян.
— Я жалок! — рыдал он, топорща крылья,— У меня нет родины! Все они там взяли в хоботы оружие, а я сбежал!.. Сбежал, как последняя гадина! Предал всех! Ты меня понимаешь, Юл? Повисну с удовольствием! За хобот!
Ему отвечал рокочущий баритон правой головы Двуглавого Юла:
— Дрыхни, скотина. Ложись и дрыхни. Ишь, развоевался, виселицу ему! Да кому ты нужен, слоно-пингвин недоделанный! Вонищи от тебя не оберешься — вешать тебя... Дрыхни, тебе говорят, а то сейчас по ушам!
Глава седьмая
Прекрасен и обычен на планете Земля и в ее окрестностях был день 20 июля 2222 года нашей эры, от начала же Великой Революции — 305-го.
Прекрасен и обычен был этот день для всего Человечества — за исключением нескольких сотен граждан его, участвующих в операции «Контратака вовнутрь».
В полдень по мировому времени трое из них высадились с гидроплана на северном берегу острова Черная Скала. Пилот, всю дорогу молчавший, пожал на прощанье с хрустом три руки, а перед тем, как дать газ, вдруг проорал на весь Великий, или Тихий, океан:
— Если что с вами случится, пусть эта сволочь знает—мы разметаем чертовское гнездо, мы перероем все пространства и времена, но отыщем их притон, и тогда мы сожжем мерзавцев, так что и воронам нечего будет расклевывать!..
На это флагман Макомбер, быстренько оглядевшись, проворчал:
— Ну-ну, не надувайтесь так, не надо. Чтоб разметать и сжечь, кому ума недоставало?
Ваня изобразил на физиономии милую улыбку.
А Двуглавый Юл слегка задрожал в душе: он-то знал, что угроза пилота ох какая не пустая похвальба! Воображение у бывшего пирата было, прямо скажем, довольно тусклое, но и его достало на то, чтобы отчетливо представить себя на месте Великого Спрута, когда земляне... Двуглавый Юл снова слегка задрожал и постарался думать о приятном. При этом он машинально поправил черную повязку на правом глазу правой головы,
Гидроплан улетел, и они остались одни.
Собственно, что значит — одни? Позавчера случайно пролетавший над островом вертолет с опознавательными знаками Морветслужбы уронил по рассеянности на скалы и в прибрежные воды полторы тысячи бесцветных капелек величиной с булавочную головку, полторы тысячи нейтринных телепередатчиков, немедленно начавших неутомимые репортажи об острове и его ближних окрестностях на полторы тысячи экранов в штабе на шестнадцатом этаже Дворца Совета.
Необходимо было увидеть, как это произойдет.