Экспедиция
Шрифт:
— Кто бы мог подумать. Ты пилот Медведя. Человек без подготовки утёр всем нам нос. Скажи, дело ведь в свойствах самой машины? Знать бы насколько Медведь лучше наших мехов.
— В скорости в два раза, и на этом, пожалуй, всё.
— Всего–то?!
— Да, Константин, всего–то.
— Интересно, — хмыкнул с нотками досады. — А с другой стороны, ты же особенный, такой же, как Анги.
Майор замялся, вероятно, уловив моё негодование. Но следом покаялся:
— Прости, Андрей. Меня переиграли по всем фронтам. Одно лишь радует, что у девочки нашей теперь всё хорошо.
Да заткнулся бы ты уже, так и подмывает ответить. Сколько гвардейцев мне будут ещё рассказывать, что у неё всё просто отлично??
— А ты хорош, японцам дал тогда просраться, — перевёл тему Зотов.
— Это был мой первый боевой вылет, — ответил без особой радости. — И мне просто повезло.
— Так уж и повезло, — усмехнулся и спросил вдруг пытливо: — слушай, ты можешь сделать кое–что для меня?
— Излагайте, товарищ майор.
— Сумеешь вырастить и моему мехару кисти с человеческими пальцами? Сам пробовал, не выходит.
— Не знаю, — ответил честно. — Но попытаться могу. Вот только мне нельзя…
— Я всё понимаю, ты оденешь моё кольцо управления.
— Зачем так рисковать?
— Ты не представляешь, какие это возможности! Наши учёные из Тулы мозговитые попались, всякое собирают в цеху, аж страшно! Им только волю дай и необходимые материалы. А с этим за Настей не постоит, она пробивная. Если всё выйдет, я тебе такое покажу!
— Хорошо.
Сорокалетний мужик аж запрыгал от радости.
Как и предполагал, зашли в нужный ангар только уже через большие ворота нараспашку. Слева десять мехаров выстроено, последний красный исполин бронёй блестит ярче всех прочих, пусть и от света далеко!
Справа восемь молодых и бравых меха–гвардейцев в синей форме с погонами корнетов выстроилось уже. Глазами пытливо в нашу сторону смотрят, меня изучают глазами светлыми и наивными.
И вот уже звучит команда от крайнего.
— Группа! Смирно!
И все лица устремляются синхронно вперёд. Что ж, строевая выучка на высоте. Тут и сердце почти взвыло от тоскливых воспоминаний.
Неловко стало, что сам я в форме не соответствующей. Хотя мой новенький мундир меха–гвардейца с погонами капитанскими висит в комнате бункера Небесной.
Но поздно. Да и мал он мне. Пуговицы в натяг будут, что у посмешища. Жрать надо меньше.
— Вольно! — Отвечает Зотов и идёт к середине строя.
Поспеваю за ним. Встаём напротив.
Тут даже отделения не наберётся. А по силе со своими боевыми машинами они должны оборону, как целый полк держать.
Такие надежды возлагаются на каких–то мальчишек. И всё потому, что лишь единицы из людей способны вообще соприкасаться с эрением безболезненно. Я уж об управлении мехарами не говорю. Иной сядет в кабину за ручки возьмётся, и стошнит его незамедлительно.
Слышал я, что некоторые и замертво падают.
— Господа офицеры, — начинает Зотов торжественно. — Хочу представить вам…
Вроде ничего такого не говорит перед строем, но расписывает меня, будто я тут ветеран меха–гвардии именитый. Хотя в училище года не проучился, а в кабине и двух месяцев не провёл. Я уж не говорю о том, что пусть и выглядят они, как щеглы, но кто на год, кто на два меня старше.
Неловко. Но, похоже, им и нужен такой герой, к достижениям которого они могут стремиться.
Об одном Зотов умолчал помимо моей грустной истории о том, как я к этому шёл.
Некоторые из них так и проходят с одной или двумя частицами на худой конец. Кто–то дослужится и до четырёх. Но ни один не сможет владеть кольцом с пятью.
А значит, никому из ребят не дано слиться с машиной полностью. И осознать, каково это.
Впервые подумал о том, что мне их всех жалко. И с этим чувством пришла некая волна одиночества. Никому из вас, господа меха–гвардейцы, меня не понять.
— Работаем! — В заключение объявил Зотов. — Вольно, по кабинам!
Ещё не дождавшись, пока влезут другие, поспешил к своему меху и я с пульсом, набирающим обороты. Уже нетерпеливо на ходу надеваю оба кольца!
Понял вдруг, что зря поторопился. Стоило второе кольцо надеть, почернело в глазах от контакта. Руки свело от ощущений магии, начинающей нещадно и стремительно пронизывать жилы. А она сперва иглами пошла, что выть хочется во всю глотку. Встал, опираясь на вертикальный турник конструкции, на ногах еле удержался. Челюсть сжал, чтоб не орать и не позориться. Особенно после слов Зотова вышло бы фиаско. Подышал глубоко полминуты, вентилируя лёгкие и привыкая к новым ощущениям. Пришлось отойти, когда машина корнета начала движение.
Кое–как пошёл дальше. К счастью, с каждым шагом всё легче. И вот я уже силу чувствую в мышцах особую и, наконец, чую связь с Медведем, который, похоже, тихонько стал пробуждаться. Вскоре руки начинают чесаться кого–то убить, сердце долбит, как бешеное, а в груди просыпается животная ярость. Будто та волна боевая ещё не схлынула, а теперь и вовсе накрыла меня тёпленького с головой.
Встаю перед Медведем своим. Могучим бордовым исполином с четырьмя крыльями, турбинами мощными, руками человеческими и клинками острыми.
— Ну здравствуй, друг мой верный, — шепчу, и мурашки по коше.
Медведь с тонким гулом раскрывает кабину приглашающе по воле моей мысли, словно живой и самый верный друг. Всё было будто сто лет назад.
Всё было будто вчера.
До последнего не верилось, что мне оказано столь высокое доверие. Пока не влез в кабину Медведя. Мысль промелькнула, что я могу просто отсюда сбежать, и никто меня не удержит и не догонит. А следом пришла и другая.
Теперь подводить Небесную никак нельзя.