Эксперимент (сборник)
Шрифт:
Киваю головой.
«Что же ты делаешь, или забыл уже?!.»
— Под… твер…
Чудной поднимает пистолет, и грохот оглушает меня. Сердце готово выскочить из груди.
Но я же сделал все правильно, зачем же так, зачем, зачем?!
— Это так. Шутки ради. Че пугаесся, братан, пистоль — это тебе не какая-нть сверхспособность, это — ВЕСЧЬ!
Чудной садится обратно на стул и кладет пистолет перед собой. Если бы у меня не были связаны руки, я мог бы рывком дотянуться, схватить пистолет и…
«О
«Кроме того, чтобы разрушать надежду твоих посетителей?»
— Вот, значит, так. Ну, че те еще показать? Хошь, мысли почитаю? Или, там, подвигаю че-нть? Я могу. Хочешь? Хочешь?
У меня внезапно появляется озарение:
— Не… надо. Я. Все. Подтверждаю.
И с шумом выдыхаю воздух. Почему у меня сейчас ощущение, будто я совершил подвиг, хотя на самом деле это предательство?
Я ведь только что предал самого себя!
— Во как! Интересный ты человек, братан. А как же твои проверки? Какие ж подтверждения без проверок? А?
— Я… верю… — слова сами собой приходят в голову, будто кто-то сверху их в нее вкладывает.
«Какое там „сверху“! Твой инстинкт самосохранения — вот кто!»
— Веришь? И с каких это пор наука принимает что-то на веру? Это до чего ж мы тогда дойдем, а, прохвесор? Куда ж мы скатимся?
— Я… верю! — зачем-то тупо повторяю я.
— Ну, ладно. Мне-то че? Веришь и веришь. Давай по делу, братан. Бумагу вишь? Небось, и раньше такую видал? Ну так все уже заполнено. Поставь свою закорючку, и всех делов.
Чудной тыкает мне бумагу прямо в лицо, и буквы расплываются. Но мне нет нужды ее читать, чтобы понять, о чем идет речь. Это — наш фирменный бланк, и моя подпись на нем будет означать, что результаты опыта подтвердили наличие сверхспособностей у испытуемого такого-то, и я, профессор Бойко, удостоверяю это.
Перед глазами стоит картина — как я, весь избитый и окровавленный, прихожу на работу и показываю этот документ нашему директору, он изучает бумажку, мою подпись, и распоряжается, чтобы выдать испытуемому сумму в… Как они будут смеяться, когда я, гроза всех аномальщиков, буду на коленях выпрашивать его признать результаты эксперимента действительными!
Чушь. Бред. Абсурд!
Но почему-то мне не смешно…
— Они вам не поверят, — говорю еле слышно. Чуть позже добавляю: — Они МНЕ не поверят…
— А это не моя проблема, братан. Это твоя проблема. Жить хошь? Тогда сделаешь так, шоб поверили. Поверят — будешь жить. Не поверят — не будешь. Понял, да?
Неожиданно что-то внутри заставляет меня сопротивляться. Пока я это не подписал — мои слова о подтверждении только слова, не более. А вот когда на документе будет стоять мой автограф…
Это будет документальное подтверждение твоего предательства. Пока оно существует только внутри тебя. Но с этой подписью оно выйдет наружу и станет известно всем.
«А какая, по сути, разница?»
— Че молчишь? Ты тока не думай, шо щас подпишешь, а потом выйдешь и порвешь нахрен. Этот номер не пройдет — понял, да? Мы тебя потом живо найдем и кончим. А на ментов не надейся. Пока они к нам подберутся, ты уже три раза трупаком будешь. Есть вопросы? Подпишешь? Тогда развяжу руки.
— Угу.
— Хрыч!
Он заводит нож за спину, и я чувствую, как веревка сзади разрывается, и мои руки больше ничто не держит. Они свободны.
«Свободные руки — разве не этого ты хотел?»
Рывком потянуться вверх, достать до шеи моего мучителя Хрыча, схватить его — и душить, душить, ДУШИТЬ!..
Рука слегка дергается — и безвольно опускается, как ветка дерева на ветру.
«И кого ты собрался задушить в таком состоянии?»
— Держи, — Чудной протягивает мне ручку и чистый листок, — разомни пальцы.
Одинокая слеза капает на бланк.
— И, эта. Испортишь документ — отрежу ухо. Ты не думай, у меня, если че, еще такие бумажки есть.
Нет, не надо, пожалуйста! Я все сделаю, как вы хотите! Сделаю — только дайте немного времени, дайте возможность восстановить руку, и вы получите подпись в лучшем виде.
Рука выводит на чистом листе бумаги каракули. Я их не вижу — перед глазами одно большое разноцветное пятно. И слезы все текут и текут…
— Ну ты прохвесор прям как баба… Да не боись ты, дурашка!
«Не стреляйте в пианиста — он играет, как умеет».
— Ну хватит, сойдет уже. Пиши сюда. Тока смотри, как пишешь, а то я тя предупредил.
Не беспокойся, Чудной! Я веду ручку медленно, старательно выводя каждый штришок своей подписи, пытаясь при этом унять предательскую дрожь. На последней завитушке рука как назло вздрагивает слишком сильно, и линия уходит не совсем в ту сторону…
Или совсем не в ту…
— А ну дай гляну… Че так коряво, братан? Это ж не пойдет! Это ж точно никто не поверит!
— Я… я старался…
— Плохо ты старался, братан. Хрыч!
— Ща сделаем! — с готовностью откликается тот.
— Нет! НЕТ! НЕ НАДО!
Я же не специально, ну пойми, ну ты же человек, в конце концов!
Хрыч хватает меня одной рукой за волосы, а в следующий миг я ощущаю прикосновение к уху чего-то острого. Потом оно прижимается сильнее, боль десятикратно отзывается в моем сознании, и все становится серым, как уже было недавно…
И снова ледяной душ возвращает мне ощущения.
— Эх, прохвесор… И где ты тока такой выискался? Не волнуйсь, он тебе тока кусочек срезал, отрастет. Правда, Хрыч?