Эксперимент «Сказка»

Соболев Денис Михайлович

– Хэй, Гугл? Привет, Сири? Может, ты, Контара? Нет? Алекса, Алекса, приём? Тоже нет? Ну и черт с вами.

Она досадливо махнула рукой и пошла по мертвому полю, все дальше отдаляясь от стены в Ничто, откуда недавно появилась.

Вера все шла, а павшие витязи не кончались и не кончались. Через какое-то время ее замутило от вида огромного количества людей, умерших насильственной смертью. Смотреть на такое оказалось ужасно и страшно. В жизни все не так, как на картине или в кино – поняла Вера. Особенно впечатлило то, с каким безразличием к смерти относились прыгающие по мертвым воинам черные вороны и пегие канюки. Птиц на поле обреталось много.

А еще Вера уловила стойкий запах начавшегося разложения. Она знала, что это такое: когда-то в мусоропроводе их дома сдохла крыса. Достали грызуна только через пару дней, так за это время весь подъезд провонялся так, что тошнотворный кисло-сладкий запах оставался еще с неделю.

Вера попробовала задерживать дыхание, и идти быстрее, чтобы поскорее убраться с ужасного места. Получалось не очень. На самой кромке поля боя, где мертвые стали встречаться не так часто, она увидела богатыря, который был еще жив.

Вера подошла ближе. У ног умирающего мирно пасся огромный вороной конь. Сам воин сидел, опершись спиной о здоровенный камень-валун и отрешенно смотрел на лисичку с окровавленной мордочкой, что шарила под разорванной кольчугой павшей неподалеку женщины-воительницы. Вере очень не понравилась эта лиса.

– А ну, пошла вон!

Вера хлопнула в ладоши, но лисица вовсе не испугалась, а лишь ощерилась: то ли замяукала, то ли загавкала, но все же секунду спустя убралась восвояси. От резкого хлопка взлетело два ворона, сидевших неподалеку. Потревоженные птицы недовольно закаркали. Воин у камня проводил их обреченным взглядом. И тут Вера узнала его! Как же это? Как такое может быть?! У камня сидел Федор! Точно он! Только с отросшей густой бородой, с запекшейся кровью на лице и весь в грязи. На Федоре были одеты помятые от множества ударов латы, вся в дырьях кольчуга, и еще остроконечный шлем на голове. В руках Федор сжимал обрубок меча. Вера подбежала.

– Федор! Это вы? Как же так? Вы тоже здесь!

– Мы? – удивленно воззрился на нее богатырь.

– Ты!

– Я?

– Вы, Вы!

Федор прикрыл глаза:

– Девочка, – прошелестел он слабым голосом, – ты морочишь мне голову. Тут кроме меня никого не осталось. Все полегли. Иди себе, дай спокойно умереть.

– Вы… То есть, ты… Федор… Ты что, меня забыл?

– Мое имя Емеля. Я богатырь. А тебя, девочка, я раньше вообще никогда не видел. Уходи.

– Понятно, папина проекция защитника, – сказала себе под нос Вера, и затем продолжила, обращаясь к воину, – Так, Емеля-богатырь, ты то мне и нужен. Умереть я тебе не дам, и не надейся. Я сейчас твои раны омою, траву целебную приложу, и ты будешь, как новенький. Это же сказка, так? Хоть и натуральная до жути. В общем, где тут ближайший водоем?

– Речка что ли? А вон тама. Недалече.

Федор, а вернее теперь Емеля, указал рукой куда-то себе за спину.

– Никуда не уходи, – строго наказала Вера и заспешила прочь.

Емеля никуда и не собирался.

В зарослях камышей вонь разложения наконец исчезла, и стало возможным дышать полной грудью. Богатырь сказал правду, река оказалась поблизости, битва ее не затронула. Тут не лежали мертвые и не прыгали вороны. Зато вовсю трещали и пересвистывались камышёвки. В лицо подул свежий ветер, и настроение сменилось с мрачного на оптимистическое, даже солнце ненадолго выглянуло из-за туч.

Вера точно знала, что нужно искать, с первых же секунд, как увидела раненого богатыря. Папа рассказывал, в его детстве, когда у детей еще не было компьютеров, и детвора все свободное время проводила на улице, от последствий сражений на палках или после «казаков-разбойников» лечили так: плевали на ранку, а затем прикладывали лист подорожника к ушибленным коленям, содранным ладошкам или только что приобретенным фингалам. Подорожник – универсальное средство, от всего помогал, главное, не идти домой, а то родители закрывали и начинали зеленкой мучать, рисовать йодные сетки, или, что хуже всего – поливать ссадины перекисью водорода! А еще, говорил он, по-настоящему опасные ранения, те, которые уже невзаправдашние, а полученные в самой игре, те, что от меча-Хайлендера (палки из вербы), или от вражеского супер-бластера (палки из ольхи) лечили более серьезными методами. За папиным домом располагалось небольшое искусственное озеро, где росла осока и камыш. Так вот ребятишки прикладывали к ранам, хоть и самым жутким или даже «смертельным», камыш, что впитывал «кровь», и обматывали листом осоки, что б была видна мужественность. И всё, через минуту можно было снова идти в бой – раны заживали сразу и даже не оставляли шрамов. Впрочем, шрамы приходилось рисовать отдельно, уже в «мирное время», если девчонки бунтовали (к счастью, таких было немного в их малолетней компании), и тогда приходилось играть в «больничку».

Конец ознакомительного фрагмента.