Эксперимент со временем
Шрифт:
Как относиться к тем, казалось бы, полностью забытым ночным снам, которые днем внезапно всплывают в памяти без всякой видимой причины? Какие ассоциации воскрешают их?
А просыпаясь от шума или какого-либо другого воздействия на ваши чувства, что вы скажете о приснившемся вам загадочном сне, заключительным эпизодом которого и было упомянутое выше ощущение? Почему этот завершающий эпизод всегда оказывается логически подготовленным всем ходом сновидения.
Наконец, как объяснить все те собранные и зафиксированные Обществом Психических исследований случаи, когда ночной сон о смерти друга сопровождается получением
Целую неделю я только и делал, что строил предположения, начисто лишенные научности. В итоге я решил, что должен до конца пройти этот путь греха, и предпринял последний безрассудный шаг, отважившись на самое нелепое предположение.
А что если это вполне нормальные явления?
Что если сны — сны вообще, любые сны, сны каждого человека — состоят как из образов прошлых событий, так и из образов будущих событий, смешанных примерно в равных пропорциях.
Что если вселенная, в конце концов, действительно протянута во времени и наш однобокий взгляд на нее — взгляд, непонятным образом скрывающий от нас «будущее» и движущимся «настоящим моментом» отрезающий нас от нарастающего «прошлого», — порожден барьером, который воздвигается нашим умом и существует только тогда, когда мы бодрствуем? Что если ассоциативная сеть действительно протянута не только в том или ином направлении в пространстве, но и назад и вперед во времени, и внимание сновидящего, естественно и беспрепятственно следуя наилегчайшим путем по разветвлениям сети, постоянно пересекает тот на самом деле несуществующий экватор, который мы при пробуждении совершенно произвольно проводим поперек вселенной?
Надо заметить, что высказанное выше предположение я не рассматривал в качестве возможного объяснения. По-прежнему оставались необъясненными нарушения в порядке следования переживаний, когда сначала появлялось сновидение, затем воспоминание о сновидении, соответствующее впечатление наяву и, наконец, воспоминание о нем. Однако это предположение могло бы подвести под интересующую нас проблему совершенно иное основание. Тогда больше не возникало бы вопроса, почему человек способен наблюдать будущие состояния своего сознания; это стало бы нормальным и привычным делом. А главный вопрос звучал бы так: что это за барьер, который при определенных обстоятельствах лишает человека должного и целостного взгляда на вещи?
Но все это, подобно вспышке молнии, пронеслось перед моим мысленным взором слишком быстро, чтобы стать предметом анализа. Однако еще быстрее все это было отвергнуто, ибо абсолютно непостижимым казался тот факт, что такого рода идея — если она верна — на протяжении веков ускользала от всеобщего внимания и признания.
ГЛАВА IX
Через некоторое время я понял, что это внезапное отступление нелогично. Ведь мое предположение целиком основывалось на ранее высказанной гипотезе о том, что процесс припоминания увиденных во сне образов наталкивается на какое-то препятствие. Именно оно не позволило моему приятелю установить связь между сновидением и реальным взрывом. Память о событии воскресает только тогда, когда имеется оживляющая ее ассоциация; но если ассоциация лишена воспламеняющей силы, никакого припоминания не получится.
К тому же обычно нам снятся сны о самых заурядных, повседневных вещах. И даже если бы наш сон действительно касался события завтрашнего дня, мы, естественно, соотнесли бы его с аналогичным событием дня прошедшего. Далее нужно учесть, что 9/10 всех снов полностью забываются в первые секунды пробуждения, а немногие избежавшие подобной участи удерживаются в памяти до окончания процедуры бритья. Наконец, к вечеру забываются даже те сны, которые удалось вспомнить и зафиксировать в сознании. Прибавьте к этому частичный запрет на нужную ассоциацию, налагаемый нашим умом, и чисто автоматическое признание невозможности припоминания. В итоге получается, что подмеченными оказываются лишь очень немногие из наиболее впечатляющих, подробных и (вероятно) наиболее эмоционально окрашенных эпизодов сновидения. Но и они, по-видимому, будут либо объяснены как «послания отдухов», либо приписаны действию телепатии или чего-то такого, что, хотя в других отношениях и является полнейшим абсурдом, тем не менее вполне укладывается в привычные рамки представления об абсолютном, единственном, одномерном времени.
Разумеется, теория о нормальности рассматриваемых нами явлений нуждается в тщательной проработке. Предположение, сделанное в предыдущей главе, страдает незавершенностью; да и кто знает, будет ли вообще дано полное описание его доказательства. Впрочем, была также выдвинута и прямо противоположная гипотеза о ненормальности. Но это означало ненормальность не просто в смысле избытка или недостатка какого-то свойства ума, а в смысле, который сам есть бессмыслица. Но трудно поверить в совершеннейшую нелепицу.
Кроме того, если предположение о нормальности, иначе говоря, о наличии некой особенности, присущей самому времени, а не отдельному человеку, верно, то оно означало бы (и это привлекало меня больше всего), что интересующие нас явления должны быть потенциально «доступны для наблюдения любому при условии, что он выполняет необходимые требования».
И если бы кто-нибудь придумал эксперимент, позволяющий преодолеть две изначальные трудности припоминания и нахождения нужной ассоциации, выяснилось бы, что описываемые нами явления могут быть непосредственно наблюдаемы любым нормальным человеком, включая и вас, читатель.
Итак, проведение такого эксперимента стало для меня первым шагом. Позднее могло бы найтись (и действительно нашлось) объяснение.
ГЛАВА Х
Читатель, вероятно, догадался, что эксперимент, о котором шла речь в предыдущей главе, был осуществлен, причем успешно; в противном случае эта книга не была бы написана.
Лишь зимой следующего года я смог достаточно серьезно отнестись к гипотезе о нормальности, чтобы проверить ее на практике. И, томимый дурными предчувствиями, почти не надеясь на успех, я приступил к проведению первого весьма важного эксперимента на самом себе. Я знал, что интересующие меня сны снятся мне регулярно, но с промежутками в год и более. Однако, согласно моей новой теории, я должен был видеть такие сны в течение всех этих промежутков, хотя и не осознавать их.
Как правило, в девяти случаях из десяти, просыпаясь утром, я вообще не помнил, чтобы мне что-нибудь снилось. Впрочем, данное обстоятельство не сильно тревожило меня. Многие люди искренне полагают, что никогда не видят снов. Между тем проведенные мной опыты убедили меня, что «сон без сновидений» — обман памяти. На самом деле человек в момент пробуждения просто забывает свои сны. Например, однажды я лишь через несколько дней вспомнил сон, который видел, находясь под анестезией; но в течение всех этих дней я думал, что был тогда в полностью бессознательном состоянии.