Эксперимент
Шрифт:
Левиафан молча продолжил своей путь и с каждой секундой все больше и больше раздражался. Как только он оказался в метре от нее, девушка схватила нож и приставила к своему горлу.
– Отойди от меня! – прошипела Лилит, шаря другой рукой по столу в поисках следующего предмета.
– Где-то я это уже видел! – Левиафан разглядывал нож, давящий на кожу.
Но тут же в его грудь попала пепельница, рухнула на пол и разбилась. Вампир посмотрел вниз, на груду стекол и осколков, наступил на них ногой и замер. Резким движением руки он вырвал у девушки нож и отшвырнул его подальше. В одно мгновение Левиафан схватил ее за запястье и подтащил к себе. Босые ноги оказались на стеклах, которые тут же порезали кожу. Лилит вскрикнула и инстинктивно дернулась назад. Осколки впились еще глубже в ступни. Она дернулась еще сильнее и от боли упала на четвереньки, опять прямо на стекла. В нежные ладошки вошли острые осколки от тарелок и стаканов.
Левиафан
– Будь ты проклят! – завизжала она, поднимаясь на мысочки.
Лилит замахнулась, но Левиафан поймал в воздухе летящую руку и погрозил ей пальцем.
– Не надо, у тебя там стекла торчат, сейчас уйдут еще глубже, не вытащим потом…
– Ты мне вообще больше ничего не вытащишь! Не смей никогда больше до меня дотрагиваться!! Ты мне противен! – Лилит подняла вторую руку, но тут же была схвачена и скручена.
– Так! Все! Достаточно на сегодня! – он в очередной раз закинул истеричную девушку на плечо и понес в ванную.
Лилит все равно продолжала вырываться, кричать грубые слова и пыталась лупить руками его по пояснице. Левиафан замер на лестнице и хлопнул девушку по пятой точке.
– Значит так, милая моя! – сурово произнес он. – Если ты не желаешь успокаиваться, то мне придется успокоить тебя самому. У меня до сих пор все лицо в твоей газировке, кружка во лбу, пепельница…Ты чего, милая, озверела? Я руки тебе оторву! По твоей логике, раз я желаю твоей смерти, то поверь хотя бы, что руки, в таком случае, я с легкость тебе вырву, чтобы ты их больше не распускала!
Он для убедительности тряханул ее на плече и пошел дальше. Лилит притихла и зарыдала, поняв, наконец, что у нее сильно болят ладони и ступни.
– Началось… – буркнул вампир и открыл дверь в ванну.
Он аккуратно посадил девушку в джакузи и вышел за пинцетом. Когда он вернулся Лилит все также сидела. Она не шевелилась, боясь загнать стекла глубже. Левиафан схватил ее за лодыжку и вытянул ногу к себе поближе, к свету.
Он по одному вытаскивал осколки и складывал их на бумагу. Как только Левиафан закончил с ногами и потянулась к рукам, Лилит все же изловчилась и залепила ему пощечину. Левиафан выпрямился и застыл, надменно взглянув на девушку. Простояв так с минуту, он замахнулся и лишь в нескольких миллиметрах его рука остановилась около ее лица. Лилит вскрикнула и съежилась, пытаясь спрятаться, но сзади была только стенка. Затем он швырнул пинцет в стену, около ее лица и вышел из ванной.
Лилит закрыла лицо руками и тут же завизжала от боли. Струя воды окрасилась в красный цвет, что навеяло на девушку страх. Она начала быстро смывать кровь с ладоней и с шеи.
– Какая гадость…смыть…все смыть! – шептала Лилит, направляя на себя душ.
Левиафан стоял около окна и бессмысленно смотрел сквозь него. «Похоже, я сдаю позиции…Это исчадье ада все меньше и меньше боится меня, и надо как-то утвердится что ли. Если женщина перестает инстинктивно бояться своего самца – это чревато последствиями, причем не самыми лучшими. Женщина всегда должна знать, кто находится рядом с ней, и на что он способен, иначе она распустится и начнет себя вести как ей вздумается, чем собственно и занимается Лилит, поняв, что я не способен сделать то, о чем говорю. И все сразу же оборачивается против меня. Любое действие играется против меня. И если я сейчас не пресеку это, то дальше будет только хуже. Женщина, почувствовав слабину, никогда не остановится, пока не истребит морально, в некоторых случаях и физически. Они практически мгновенно запрыгивают на спину, обвивают ногами шею и крепко цепляются ногтями в голову, как клещи, которых потом надо аккуратно удалять. Потому что останется голова, то все равно это будет конец. Но что я могу ей сделать? Не могу же я ответить ей в таком же стиле. Это просто унизит меня, как мужчину. Но, конечно же, надо баловать этих зараз, но не превышать меру, которую я уже превысил, разбаловав ее окончательно. Если Лилит не тормознуть, то она выжмет из меня все, выпьет, изнасилует, съест, разрубит, растерзает, разорвет и убьет. Хе-хе…Я даже, как последний дурак, хотел извиниться за свой нервный ор, потому что слишком перенервничал, но после ее ответа в виде битой посуды и оплеухи, желание мое как-то совсем исчезло. Но я знаю, как ей ответить, не дотрагиваясь. Боюсь, если я дотронусь в порыве гнева, она потом костей не досчитается. Странно только то, что боюсь этого я, а не она…»
25
В течение двух дней Лилит практически не разговаривала с Левиафаном. Она потрясающе строила из себя жертву, обиженную и оскорбленную женщину. Руки и ноги болели, раны медленно затягивались и ныли, а вместе с ними подвывала и Лилит, особенно когда рядом был Левиафан. Но он не обращал на нее внимания, расценивая такое поведение, как попытку кольнуть его совесть и разжалобить. Другими словами, заставить его извиниться. Но вампир не был заинтересован в таком итоге последней ссоры.
– Лилит, могу я с тобой поговорить? – дружелюбным тоном начал он, заглядывая в комнату.
– Нет, не можешь! – буркнула она в ответ, продолжая обдирать сухую кожу вокруг ран.
Он усмехнулся и сел напротив.
– Я хотел поговорить о сильно интересующем тебя предмете…Но раз ты не хочешь, то и незачем это делать! – он встал и пошел к дверям.
Лилит посмотрела ему вслед и нахмурилась. Ей хотелось остановить его, но не получалось – язык не повернулся произнести какие-либо останавливающие слова.
Левиафан закинул в ее голову опасную штуку – любопытство, и ему оставалось только ждать. Эта штука весь день пытала Лилит и к вечеру допытала окончательно.
Лилит медленно спустилась вниз и посмотрела на Левиафана. Он читал книгу. Ноги лежали на стуле, сам он сидел на диване. Конечно же, он слышал, как она пришла, даже незаметно улыбнулся, зная причину ее присутствия. Но всем видом вампир показывал, что хочет услышать звучание ее голоса.
– О чем ты хотел поговорить? – тихо спросила девушка, стоя у него за спиной.
Левиафан закрыл книгу и растянулся в довольной улыбке. «Есть! Как оса на сахар! Долго летела, но теперь не отгонишь!», подумал он и обернулся.
– Иди сюда…
– Нет! – перебила его Лилит, не дав договорить.
– Нет, так нет! В последнее время я все чаще слышу это слово из твоих сахарных уст. В таком случае, взамен не надейся услышать «да»! – Левиафан снова открыл книгу и углубился в чтение.
– Что значит «взамен»? – удивилась Лилит. – Ты все делаешь «взамен»?
– Не путай только с местью. Ты мстишь, а я отвечаю тем, с чем ко мне пришли. Ты же никогда не будешь говорить «доброе утро» на «отвали». Обмен, милая, обмен между людьми существует с незапамятных времен и посей день и будет существовать. И каждый человек дает в обмен то, что дали ему. Нормальный человек, услышав «отвали», в ответ говорит «отвали». Знаешь, сказать и ответить взамен можно все что угодно и показать тоже. Но есть три фразы, говоря их, есть большая вероятность, что тебе не ответят тем же. Первая – это «да». «Да, я готов» – говоришь ты, а взамен тебе отвечают «извини». Вторая – это «я прощаю». Ты можешь простить, но тебя могут не простить, и наоборот. И третья фраза самая тяжелая и самая смысловая – «Я люблю тебя». Услышать то же самое в ответ…да проще извиниться. Но для тебя, Лилит, не существует всего этого. Любое действие или фраза вызывает в тебе чувство мести, преувеличенной мести, милая. Тебе сказали: «ты мне не нравишься», ты отвечаешь: «я убью тебя». Тебе наступили на ногу, а ты взамен хватаешь кирпич и разбиваешь его об голову. А иногда, ты это делаешь просто так. И вот после всего этого, ты требуешь к себе нормального отношения. Но ты его никогда не получишь. Начни с себя. Во всех своих бедах человек виноват сам. Если его никто не уважает в коллективе, это не значит, что коллектив дурной. Это человек ничего не сделал для того, чтобы его уважали и ценили. Я не говорю о любви. Добиваться, чтобы все тебя любили – глупо и бессмысленно, человек – не шедевральная картина в Версале, чтобы его все любили, но уважения добиться можно и порой даже нужно. Знаешь ли, просто так люди не начинают ценить кого-то. Если человек ходит в пожизненной депрессии, так это не жизнь виновата, а человек, который сидит и бездельничает. Он не пытается что-либо сделать со своей жизнью, повернуть ее в другое русло. Людям комфортно прибывать там, где они хотят прибывать, но они всегда забывают найти отправную точку своего бытия. Если бы они не забывали об этом и постоянно это делали, то слова «ты виноват, а не я» возможно, исчезли бы. Но обвинить себя любимого практически нереально. Да и зачем? Что от этого изменится? Ну, резал я всю жизнь вены, так и буду дальше резать, а виноват в этом ты, а не я! А на самом деле, измениться может очень многое, надо только хорошенько подумать и понять собственную ошибку. Как все просто звучит, да? А в жизни, звучание собственных ошибок напоминает звучание сороковой симфонии Моцарта, но только исполняет ее глухонемой и не умеющий играть на скрипке призрак, и скрипка расстроена до беспредела. Звучание сваленных на других ошибок, звучит целым, слаженным оркестром, где за каждым инструментом сидит не профессионал, а одаренный Богом музыкант. И конечно, редко находятся люди, которые предпочитают слушать мерзкие звуки и отголоски собственных ошибок на расстроенной скрипке, и уж ты милая, не относишься к этим людям. У тебя всегда кто-то виноват, и никогда не виновата ты. Тебе, как и практически всем, нравится слушать безошибочный симфонический оркестр, который сам по себе фальшив.